Камила - Станислава Радецкая
Доктор что-то одобрительно пробормотал, но не остановился, и мне окончательно стало нехорошо, когда я представила, что ему ничего не стоит сделать со мной все, что захочет, против моей воли. В живот точно воткнули железный штырь, и боль стала невыносимой. Я пыталась отталкивать его, но он лишь утроил свои усилия, и мне показалось, что сейчас он меня сломает.
— Пустите! — от крика стало чуть легче, и он расцепил руки, с удивлением глядя на мое лицо.
— Если ты думаешь, что я обману тебя, — обиженно сказал доктор, и его круглые и пухлые, как розовая ветчина, покрытая прозрачным жирком, щеки задрожали, — ты ошибаешься. Я приготовил кругленькую сумму.
Я мотнула головой, и он неверно истолковал мой жест.
— За ту шлюху я тоже заплатил. Или ты ревнуешь, моя хорошая, что я был с ней? — он опять потянулся ко мне, но я предусмотрительно отступила назад.
— Нет. Заберите меня отсюда… — мне хотелось произнести эти слова твердо, но получилось чуть слышно.
— Что? — переспросил он и так высоко вскинул брови, что стал похож на грубо раскрашенную куклу уличного театра.
— Заберите меня к себе, господин, — повторила я, не отрывая взгляда от расстегнутой на вороте его рубахи пуговицы. — Я не могу быть здесь. Меня продали обманом!
Он молчал и рассматривал меня сверху донизу.
— Я сделаю все, что вы хотите, — не выдержав молчания, взмолилась я. Меня била дрожь, хотя в комнате было душно. — Но не здесь. Старуха убьет меня. Она и так меня избивает.
— Расстегни платье, — велел доктор, и я зажмурилась, но послушалась, путаясь в пуговицах на жакете и завязках от юбки. Когда я осталась только в чулках, корсете и старой, много раз чиненой рубахе, он взял меня одной рукой за ладони и медленно провел пальцем по плечу, где еще остались синяки от старухиных побоев, а потом снял с меня чепец и бросил его на кровать, чтобы потом вновь вернуться к моей шее и груди. Я чувствовала, как чужие пальцы дотрагиваются до сегодняшнего следа от полена, жмурилась и ежилась от холодных прикосновений к вспухшему, пульсирующему, горячему телу, когда он забирался ниже, под рубашку.
Доктор ничего не говорил, только гладил меня, и я опять попробовала отстраниться. Он не выпускал меня, и я спросила дрожащим голосом:
— Вы боитесь?
— Нет, моя сладкая… Не могу я, холостяк, взять в свой дом девчонку. Пойдут слухи.
— А если вам заплатят за меня?
— За тебя? — он неприятно хохотнул и прекратил ласки. — Кто ты такая? Наследная принцесса? Будь со мной поласковей, моя глазастая девочка, и тебе не придется ложиться под других. Я долго уговаривал мадам, чтобы она не трогала тебя.
— Но вы можете получить много денег! — на меня точно надвигалась черная земляная волна, которая готова была поглотить меня. Я навоображала себе Бог знает что!
Он усмехнулся, отмахнувшись от моих слов, и слюнявые губы впились мне в шею. Мне хотелось стряхнуть его поцелуи, как гадкую мокрицу, но он прижал меня к себе так сильно, что я не могла даже пискнуть. Доктор направил мою руку куда-то вниз, где шевелилось гладкое, дрожащее, мокрое в гнезде из жестких волос, и дрогнувшим голосом велел мне погладить его. Вместо того, чтобы поддаться его желанию, я изо всех сил впилась ногтями в это твердеющее, и он тут же выпустил меня и грязно выругался.
— Я вас ненавижу, — выпалила я в ответ и подхватила одежду с пола.
— Ты сейчас за это поплатишься, — пообещал он сквозь зубы, прижимая руки к сокровенному месту. Разогнуться доктор не мог, и пока пытался справиться с болью, я выбежала из комнаты прочь, подхватив одежду и напрочь забыв про чепец. Старуха казалась мне меньшим злом, и я бросилась бы ей на шею, если б она сейчас попалась навстречу. Но даже тогда мне было понятно, что глупо открыто бежать назад, и я дернула на себя соседнюю дверь: только Ари могла меня утешить и понять, а ее любовника я готова была выставить прочь голыми руками.
У изголовья кровати горела свеча, и в комнате было тихо — видно, тот страшный человек уже успел сделать то, что хотел, и Аранка задремала. Я прикрыла за собой дверь, вытерла пот со лба и прислонилась к косяку. Живот у меня горел, а пальцы казались ледяными; я настолько ушла в свои переживания, что не сразу почувствовала тяжелый запах крови. Аранка лежала на животе с подушкой в обнимку, завернувшись в одеяло, и светлые волосы в беспорядке рассыпались по ее плечам. Я натянула одежду, опять путаясь в завязках, и тихонько позвала ее по имени, но она не отвечала.
— Проснись, — попросила я. Мне хотелось плакать. — Доктор не согласился. Что теперь делать?
Я хотела обнять ее, но мои пальцы за ее плечом скользнули в мокрое, теплое, и я поднесла их к лицу — темные! Они пахли, как корзина, которую утром приносили от мясника, и я, не соображая толком, что делаю, лизнула один из них. Это была кровь, которую мне раньше так нравилось поджаривать на сковороде и держать на языке, пока она не растает, и я опустилась на колени у изголовья постели, чувствуя головокружение и слабость.
Аранка не шевелилась. Она была мертва.
Глава девятая
Не помню, сколько времени я провела у ее постели. Мне не верилось, что
