Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов
Посадник Василий Казимир, смеясь, обернулся к Дмитрию Борецкому. Вполголоса молвил:
— А ведь мы с ними один народ, Митя! Язык, вера — все у нас общее. Слышишь, даже материмся одинаково. Для чего воюем, что делим?
— То-то и страшно, что один народ! — зло ощерился Дмитрий. — Татары от нас только серебра да мехов хотели. А эти все отберут, все переиначат на московский лад. И никого не пощадят, будь уверен! Видал, что они с нашими пленными сотворили?
Словно в подтверждение его слов, кто-то из московских ратников поднял лук. Оперенная стрела со свистом пронеслась над рекой и, чмокнув, воткнулась в воду у самого берега. Перебранка сразу смолкла. Все поняли: шутки кончились.
Оба войска двинулись дальше.
Левый берег стал подниматься над рекой. Изменилась растительность, ивняк и осину сменили хвойные деревья. Литые стволы сосен багрово краснели в лучах закатного солнца. Вдали показалась небольшая деревня. Место было самое подходящее для отдыха, и, посовещавшись, новгородские военачальники решили вставать на ночлег. Правый берег отсюда был виден как на ладони, давая возможность отслеживать любое перемещение противника, тоже вставшего лагерем. Обрывистый склон защищал от внезапного нападения со стороны реки.
Новгородские воеводы решили с утра двигаться ускоренным ходом, чтобы поспеть разбить псковичей до того, как они соединятся с московским войском. Князь Холмский вряд ли решится напасть в одиночку. По сравнению с огромным новгородским ополчением сила у него невеликая, всего тысяч пять-шесть. К тому же завтра воскресенье, праздник святого апостола Акилы, а по праздникам православным людям воевать грех.
Ночи стояли теплые, а потому шатров не ставили. Скоро весь берег покрылся кострами. Стреноженных лошадей отогнали пастись к реке, в густые заросли еще не успевшей ожесточиться осоки.
Дмитрий Борецкий лег спать под открытым небом на ложе из лапника, накрытого плащом. Мягкий свет полной луны серебрил верхушки деревьев. Лагерь затихал, медленно угасало озеро костров. В прибрежных заводях плескалась рыба, дребезжал козодой, резко пахло сельдереем. На том берегу было тоже тихо, только иногда доносилось конское ржание. Посадник никак не мог заснуть, одолеваемый мыслями о завтрашнем дне, и только под утро провалился в чуткую дрему…
2
Князь Данила Холмский тоже не мог заснуть, хотя за день успел сильно вымотаться. Поручив второму воеводе Федору Хромому обустраивать лагерь, он сам отправился в разведку, чтобы отыскать броды и изучить местность. Долго не мог найти подходящего места для переправы: то мешали заболоченные берега, то неподходящая глубина реки. Смущало князя и то, что дорога, по которой завтра пойдет новгородское войско, шла слишком близко к Шелони, что ставило москвичей в заведомо невыгодное положение. Если новгородские воеводы успеют развернуться, их многочисленное войско, навалившись всей массой, может сбросить нападавших обратно в реку.
Проехав две версты, Холмский наконец нашел то, что искал. Сняв с себя все, кроме золотого крестика, князь велел охране ждать его на берегу, а сам бесшумно переплыл Шелонь. Местами было глубоковато, но зато дно твердое, кони не увязнут. Высунув голову из воды, долго изучал противоположный берег, потом с удовлетворенным видом повернул назад. К этому времени план сражения уже созрел в его голове.
Вернувшись в лагерь, Холмский обнаружил только что прибывший отряд касимовских татар во главе с царевичем Данияром. Невысокий, ладно скроенный Данияр пружинисто спрыгнул с коня и, улыбаясь, подошел к московским воеводам.
— Великий князь прислал меня вам в помощь! — объявил царевич, вытаскивая из-за голенища пыльного сапога государеву грамоту.
После ужина Холмский и Данияр вышли на берег реки. Князь Данила взял ивовый прут и провел им две линии на влажном песке.
— Гляди, царевич. Это — река Шелонь. Это — дорога на Псков. Вот тут река делает изгиб и дорога от нее отдаляется. В этом месте мы приотстанем, а пока новгородцы расчухают, что к чему, у нас будет время на переправу. Тут и брод есть, и лощинка подходящая. Нам бы только за берег зацепиться, а уж там мы покажем этим горшечникам, где раки зимуют.
— Где буду я? — спросил Данияр.
— А ты тем временем вон тем лесочком пройдешь вверх по реке до того места, где в Шелонь впадает речка Дрянь. Она и впрямь дрянная, воробью по колено, зато овраг прорыла глубокий. Этим оврагом незаметно обойдешь супостатов и ударишь с тыла.
— Якши, — одобрил Данияр. — Хорошо придумал. Не как русский, как татарин!
— Это еще надо поглядеть, кто лучше воюет, — усмехнулся Холмский. — Под Казанью драпали от меня твои татары за милую душу.
— Алай паваланма! Не очень-то зазнавайся, — огрызнулся Данияр. — Не забывай, я тоже татарин.
— Ладно, не гневайся, царевич, — примирительно молвил Холмский. — Одному государю служим. Да, и вот еще что. Великий князь пишет, чтобы ты пленных не брал.
— Это почему? — вскинулся Данияр.
— Точно не знаю, — уклончиво ответил Холмский. — Но думаю, из-за того, что вы мусульмане, а они хоть и заблудшие, а все ж православные. Негоже, чтобы вы потом торговали русскими невольниками.
— Странный вы народ, — пожал плечами Данияр. — Убивать русских нам можно, а в плен брать нельзя. Но мои воины будут недовольны. Мы за пленных хороший выкуп берем.
— Небось, не обидим, — успокоил царевича Холмский. — Получишь третью долю добычи.
Вернувшись к своим, Данияр прокричал:
— Воины! Завтра будем резать неверных! Пленных не брать! Иншалла!
Ответом ему был дружный рев:
— Аллах акбар!
3
Дмитрию Борецкому показалось, что он только что задремал, но, открыв глаза, увидел, что солнце уже встает над туманной рекой. Потом услышал тревожный голос оруженосца Прокши:
— Просыпайся, боярин! Владычный полк уходит!
— Куда уходит? — спросонья не понял Дмитрий.
— Да, похоже, в Новгород возвращается!
Сон как рукой сняло. Дмитрий с разбегу влетел в седло и бешеным галопом помчался вслед за уходившим на рысях владычным полком. Обогнав колонну, круто развернул коня, преграждая путь владычному воеводе и софийскому ключнику. Прокричал, задыхаясь от гнева:
— Почто уходите?! Кто приказал?!
— Владыка нас только на Псков благословил, а с великим князем биться не велел, — смиренно потупив глаза, отвечал ключник.
— А ну поворачивай назад! — крикнул Дмитрий, хватаясь за рукоять меча.
— Уймись, боярин, — буркнул воевода. — Сам ведаешь, мы люди подневольные.
— Иуда! Искариот! Заячья душа! Будь же ты проклят!
