Огненный поток - Амитав Гош
Ответить не было сил, но, к счастью, Вико привычно взял дело в свои руки.
– Случайность, – сказал он небрежно. – У хозяйки закружилась голова. Принесите нюхательную соль, через минуту все будет в порядке.
Ширин легла на кушетку, что придало ситуации достоверность. Потом, раз-другой нюхнув из флакона, она села. Когда подмели осколки, Ширин велела слугам выйти и закрыть дверь.
– Со мной все хорошо, Вико. Теперь скажи, кто мать ребенка.
– Женщина из Кантона, ее звали Чимей.
– Она таваиф, куртизанка? Или уличная девка?
– Нет, биби-джи, вовсе нет. Обычная женщина, лодочница, можно назвать ее прачкой – она обстирывала иноземцев. Сет-джи с ней так и познакомился.
– Сколько лет мальчику? Как его зовут?
– Он уже юноша, ему за двадцать. Сет-джи называл его Фредди, это уменьшительное от Фрам-джи. Еще есть китайское имя и прозвище А-Фатт.
– Где он сейчас? Как он рос? Говори, раз уж я о нем знаю, я хочу знать все.
– Он вырос в Кантоне, его воспитала мать. Сет-джи всегда был щедр к ним, он купил Чимей большую лодку, которую та превратила в харчевню. Дела, кажется, шли хорошо. Несколько лет назад Чимей умерла.
– А Фредди тоже работал в харчевне?
– Да, мальчиком он помогал матери. Но сет-джи хотел дать ему хорошее образование – нанял учителей, велел освоить английский. Однако парню было тяжко. В Кантоне даже обычные лодочники считаются низшей кастой, а он был ни то ни сё.
Ширин уже не сиделось, она подошла к окну и посмотрела на море.
– Вико, у меня к тебе просьба.
– Слушаю, биби-джи.
– Я хочу повидаться с господином Карабедьяном. О нашей встрече не должен знать никто, даже мои дочери. Сможешь это устроить?
– Конечно, биби-джи.
– Каким образом?
Вико задумался лишь на секунду.
– Давайте вот как поступим, биби-джи: вы скажете родным, что моя жена пригласила вас в гости, и мы доставим вас в деревню на частной лодке. Я думаю, никто не станет возражать?
– Нет.
– Остальное предоставьте мне.
20 октября 1839
Хонам
Остров Хонам тих и спокоен, однако и он не без сюрпризов. Здесь обосновался один из самых больших в провинции буддистских монастырей под названием Хайчжуан, Океанский Стяг. Помнится, Вико говорил, в нем обитают тибетские монахи.
Перебравшись на остров, я стал наведываться в этот монастырь, похожий на огромные соты. Среди монументальных статуй, старых деревьев и золоченых усыпальниц можно бродить целыми днями.
Иногда я встречаю тибетских монахов. Признав во мне “ачха”, они улыбаются и кивают. Я бы хотел поговорить с ними, но у нас нет общего языка, на кантонском диалекте они знают лишь несколько слов.
Но вот однажды я, прогуливаясь по монастырским дворам, познакомился со старым ламой, у которого изборожденное глубокими морщинами лицо походило на пересохшее речное русло, а седые волоски, торчавшие из всех этих впадин и складок, напоминали цепкие растения. Старик, сидевший в тени баньяна, поманил меня к себе. Когда я подошел, он улыбнулся, показав пеньки зубов, а потом сложил ладони у груди и поздоровался:
– Ка халба? Как поживаете?
Бходжпури! В Кантоне! Из уст тибетского ламы!
На секунду я просто онемел.
Старик поведал, что много лет посещал буддистские святые места в Бихаре – Гаю и Сарнатх, где и выучил бходжпури. У него даже было индийское имя – Таранатх-джи.
Я спросил, где еще он побывал, и на меня излился поток историй.
Сейчас ему под восемьдесят, он много странствовал. В правление династии Цин служил переводчиком у китайского командующего, генерала Фукангана, воевавшего с гуркхами[40]; долгое время состоял в свите последнего панчен-ламы и был его толмачом, когда англичане послали нага-садху Парангири своим эмиссаром в Тибет. Вел богословские диспуты со священниками Русской православной церкви и проповедовал в ламаистских монастырях Северной Монголии. Горы, пустыни и равнины на его обширных маршрутах были для него что реки и моря – он многажды их пересекал. Вместе с панчен-ламой посетил Пекин и даже присутствовал на встрече своего начальника с императором Цяньлуном[41].
Старик огорошил меня вопросом: знаю ли я, что император Цяньлун, величайший правитель династии Цин, написал книгу об Индостане? Нет, признался я, даже не слышал о том.
В глазах Таранатх-джи сверкнула искра. Такая книга, сказал он, и впрямь существует. В последние годы жизни император Цяньлун был весьма озабочен отношениями с Индией, которую маньчжуры называли Энектек. Расширив пределы Китая, империя Цин теперь простиралась до самых границ с Индией, что порождало множество новых проблем, главной из которых были непальские цари, притязавшие на Тибет. Устав от их бесконечных провокаций, император послал в Непал армию, которая разгромила гуркхов наголову. В какой-то момент те попросили помощи у англичан, но безуспешно – Ост-Индская компания уклонилась, не желая подрывать прибыльные торговые отношения с Китаем. С тех пор покоренные гуркхи стали данниками Поднебесной и ее главным источником сведений об Индостане.
Непальцы, сказал лама, не раз уведомляли империю о ненасытных аппетитах англичан. Стоит промедлить, и в один прекрасный день они станут угрозой Китаю, предупреждали гуркхи и даже предлагали объединить усилия для атаки на бенгальские территории Ост-Индской компании. Если б Пекин к ним прислушался, если б императоры действовали решительно, нынче Китай был бы в совершенно иной ситуации. Но остережения гуркхов пропали втуне, ибо династия Цин не вполне им доверяла и даже сомневалась, что “фиринги”, о которых говорили непальцы, те самые “инглизи”, что торгуют в Кантоне.
Все это было мне внове, и я уже не скрывал своего изумления. Вы просто живое сокровище, сказал я ламе, вам бы встретиться с Чжун Лоу-сы.
Оказалось, Таранатх-джи знаком со старцем: он имел долгую беседу с ним, а также с другими высокопоставленными чиновниками, и не только в Гуанчжоу, но и Пекине. Лама поведал им о своих странствиях и щедро поделился знанием жизни, однако насколько все это пригодилось, он не ведает.
Главный недостаток мандаринов, сказал Таранатх-джи, кроется не в отсутствии у них любознательности, а в манере вести дела. Они интуитивно не доверяют изустным сведениям, но всецело полагаются на бумажные доклады. Мандарины встречают в штыки все новое, не совпадающее с тем, что им поведали старинные книги. Им мешает не доверчивость, но излишек скептицизма – они принимают лишь известное наверняка.
Потом еще несколько раз я виделся с ламой, и каждая наша встреча меня поражала. Поселяясь в доме-лодке Бабурао, я не мог и представить, что совсем рядом найдется такой источник новых знаний.
Очередная посылка прибыла неожиданно скоро. Захария потряхивало, пока он, готовясь получить строгий выговор за свое поведение, вскрывал сверток. Однако миссис Бернэм ни словом не обмолвилась о происшествии в комнате для рукоделия.
25 октября 1839
Дорогой мистер Рейд,
Посылаю Вам еще одну книгу – трактат доктора Тиссо[42], на весь свет знаменитого врача, которого доктор Олгуд называет Ньютоном от онанизма. Мне кажется, сия работа в самой доходчивой форме излагает последние достижения в исследовании Вашего недуга. Я читала ее два дня и, признаюсь, чувствую себя совершенно разбитой. Мое сочувствие к Вам возрастает неизмеримо, как представлю Ваши попытки вырваться из хватки этой ужасной хвори.
Заклинаю Вас ознакомиться с книгой самым внимательным образом, а потом я устрою нашу встречу. Пока же умоляю помнить предостережения автора, и будем надеяться, что все это еще не слишком поздно.
Ваша
К. Б.
Письмо встревожило, и пальцы слушались плохо, когда Захарий сдирал обертку с бандероли, а заголовок книги “Онанизм, или Трактат о болезнях, вызванных мастурбацией, или Грозные последствия тайной неуемной
