Михаил Волконский - Сирена
«Вот что значит, когда повезет, – радостно думалось ему, – тогда и чувствуешь себя другим человеком и работается вдвое легче и лучше!»
И вдруг, точно он сглазил себя этими словами, он почувствовал какое-то странное, неприятное ощущение внутри, не то боли, не то тяжести.
«Что это со мной? – удивился он. – Странно!»
Вместе с тем он заметил, что те самые краски на его акварели, свежестью которых он только что так любовался, начали темнеть, быстро, на его глазах, покрываясь как будто свинцовым налетом.
Не успел он разглядеть хорошенько и распознать, действительно ли потускнели краски, или это помутилось у него в глазах, как его внимание было отвлечено стуком нового подъехавшего экипажа. Он пошел сам отворять и встретил приехавшую к нему в мастерскую леди Гариссон.
– Тебя вчера не пустили ко мне, – быстро проговорила она, входя, – тебя вчера против моей воли не пустили ко мне, и вот я назло им приехала к тебе сама!
Варгин никак не ожидал появления у себя самой леди. Он так мало был подготовлен к этому, что растерялся, забыв даже о своем недомогании, которое почувствовал за минуту перед тем.
– Это вы... то есть это – ты... – начал он говорить, сам не зная, что ему сделать.
– Ну, что же ты, – ободрила она его, – не рад что ли? Разве так встречают? – и она, вскинув руки, положила их ему на плечи. – Ну, посмотрим теперь, как ты живешь? – не умолкая тараторила она, осматриваясь. – Палаты у тебя незавидные! А это твои работы? Что хорошо, то хорошо. Таланта у тебя много. Так вот я и говорю, что назло им приехала сама к тебе...
Варгин не знал, кто были «они», назло которым она приехала, но, во всяком случае, чувствовал, что ничуть не в претензии на этих людей.
– Ну, как бы там ни приехала, но ты здесь, у меня, и я очень рад этому, – просто проговорил он.
– Вот за это я тебя и люблю, за непосредственность твою, – продолжала леди. – Другой бы стал обижаться, зачем приехала назло только кому-то, а не для него, а ты прямо так и говоришь, что рад видеть меня.
– Ну, еще бы не рад!
– Значит, ты очень огорчился, когда вчера не пустили тебя ко мне?
– Конечно! Я не знал, когда же мы увидимся снова.
– И увиделись скорее, чем ты ожидал.
– Но как же, если тебе не позволяют?
– «Не позволить» мне никто ничего не может. Знай это раз и навсегда. Я.свободна.
– Все-таки не пустили же меня к тебе.
– Зато я сама приехала.
– В своей карете?
– Ну, разумеется!
– Но лакей, кучер! Ведь они донесут, что ты тут была.
– Кому?
– Хотя бы твоему управляющему.
Леди расхохоталась.
– Пусть доносят. Я не боюсь его. Постой, сядем поудобнее! – Она поднялась со стула, на который было присела, и перешла на диван. – Боже мой, как тут жестко! – сказала она, усаживаясь.
– Я этот диван сам себе сделал, – пояснил Варгин, садясь возле нее, – я сделал ею из ящиков.
– И очень плохо сделал. Лучше бы поручил такую работу мебельному мастеру... тот исполнил бы ее как следует, и уж, конечно, не из ящиков.
– На изделие мебельного мастера у меня денег нет.
– Ах ты, бедный! Ну, так вот, ты знаешь, я вчера еще решила, что приеду к тебе, хотя адреса твоего и не знала.
– Я управляющему говорил.
– У него я не спрашивала. Да эта подробность меня не интересовала, ну, думаю, разыщу как-нибудь. Сегодня отправилась в город и взяло меня сомнение...
– Почему же сомнение?
– А вдруг ты женат? Вдруг я приеду, а у тебя жена, дети? Скучно! Карета между тем везет меня. Потом она остановилась. Лакей соскочил с козел, отворил дверцу и говорит: «Приехали». – «Куда?» – спрашиваю. «К художнику Варгину». Я не помнила, что велела везти себя к тебе, напротив, почти наверное ничего не велела. «Разве я приказывала?» – говорю. – «Приказали», – отвечает лакей. Ему, оказалось, и твой адрес был известен, он и привез меня. Ну, делать нечего – я вышла.
– И увидела берлогу, не очень-то роскошную. Ты к такой обстановке, как у меня, не привыкла.
– Откуда ты знаешь, к чему я привыкла? Обстановка дело наживное.
– В этом ты права. Теперь я скоро заменю ее другою. И у меня будут и статуи, и цветы. Ковры постелю, диван у мебельного мастера сделаю. Теперь у меня хорошие заказы появились. Вот сегодня граф Кастильский был, хорошую цену дал... я его акварельный портрет писал. Ты его знаешь?
– Никакого графа Кастильского не знаю.
– Как так? Он прямо мне сказал, что приехал по твоей рекомендации.
– Что-то ты путаешь.
– Да нисколько. Он очень определенно объяснил, что явился от тебя.
– Положим, я в последнее время со многими завела новые знакомства, но не помню, чтобы видела какого-то графа Кастильского. И фамилии его не помню. Каков он собою?
– Да вот его начатый портрет, – и Варгин, встав с дивана и взяв свой рисунок, хотел подать леди, но пошатнулся.
– Что с тобой? – испугалась она. – Ты мне сразу показался бледным, а теперь совсем побелел.
– Не знаю, неможется что-то. Я вдруг почувствовал себя нехорошо перед самым твоим приездом, – и художник, вдруг ослабев, бессильно опустился опять на диван.
Леди Гариссон, взглянув на портрет, который он держал в руках, произнесла:
– Нет, это лицо мне вовсе незнакомо. Но отчего так почернели краски?
– Не знаю... Я вот что все хочу спросить у тебя, – произнес Варгин заплетающимся языком, – отчего ты говоришь по-русски и где ты научилась этому языку?
Она тревожно посмотрела на него. Голова у него закинулась, глаза полузакрылись, губы посинели и пальцы двигались в судорогах.
– Да что с тобой?
– Ничего, – ответил Варгин через силу, – внутри жжет... как... огнем...
– Жжет внутри, губы синие, шум в ушах?
– Да!
Леди вскочила и наклонилась над ним.
– Отвечай скорее, дело серьезное! Что ты ел сегодня, пил? Соберись с силами, ответь!
Художник полулежал на диване, вытянув ноги, и, казалось, уже не слыхал того, что говорили ему.
Напрасно леди Гариссон добивалась ответа от Варгина. Судороги у него от пальцев перешли в руки. Полуоткрытые глаза помутились. Рот полуоткрылся, губы вздрагивали, и трудно было разобрать, силился ли Варгин произнести ими что-нибудь, или это вздрагивание было так же непроизвольно, как судорожные движения пальцев и рук. В мастерскую постучали. Леди Гариссон бросилась к двери, повернула ключ в замке и, приняв эту предосторожность, спросила:
– Кто там?
– Варгин дома? – послышалось за дверью.
Леди не знала, что ответить ей.
– Кто вы такой? Что нужно? – повторила она, меняя голос с неподражаемым искусством, так что узнать его не было возможности.
В дверь опять постучали, и затем послышалось:
– Я спрашиваю, дома ли Варгин. Петрушка, ты дома? Отвори!
– Да кто вы такой?
– Товарищ его, Елчанинов. Отворите, мне нужно сейчас же видеть Варгина. Отворите, или я выломаю дверь.
«Товарищ его – тем лучше, он мне поможет, по крайней мере!» – решила леди и отперла.
– Леди, вы здесь? – удивленно произнес Елчанинов, входя и останавливаясь.
Это был он, живой, здоровый и невредимый.
– Вы меня знаете? – воскликнула она, пораженная, что этот незнакомый ей приятель Варгина называет ее.
Отворить дверь приятелю художника она ничуть не побоялась. Не было ничего предосудительного, что он заставал ее здесь. Она могла свободно приехать с заказом или на сеанс для портрета. Она это сообразила сейчас же.
– Моя фамилия Елчанинов, – представился он, – а вас я узнал по этюду. – Он хотел еще добавить что-то, но остановился. Он увидел лежавшего на диване Варгина, и у него невольно выразилось одно только слово: «Успели!»
С первого же взгляда он понял все, не ища и не спрашивая объяснений.
– Что вы хотите сказать этим? – спросила леди Гариссон беспокойно и вместе с тем изумленно.
– Вчера было решено «отделаться» от него, а сегодня это уже приведено в исполнение.
– Что вы говорите? Кем решено?
– И решено из-за вас, – продолжал Елчанинов. – Он им мешал, потому что вы обратили на него внимание.
– Откуда вы знаете это?
– Знаю. Теперь не время объяснять. Нужно постараться – нельзя ли помочь ему. Как это случилось с ним? При вас?
– При мне. Я только что приехала, он почувствовал себя дурно, упал на диван, тут постучали вы.
– Нужно скорее за доктором.
– Нет, доктор едва ли поможет, если это то, что я предполагаю и что подтверждается вашими словами. Пока вы побежите за доктором будет уже поздно, доктор приедет разве только для того, чтобы подтвердить его смерть, да едва ли в официальной медицине найдется и лекарство. Я думаю, что сама лучше помогу. Мне только нужно узнать, что он ел или пил.
– Вы полагаете, что это отрава?
– Не сомневаюсь. Все признаки яда, и притом сильного, известного только братьям иезуитам. Ради Бога, нельзя ли узнать, с чем он проглотил этот яд? Мне нужно рассчитать, какое количество дать противоядия.
– У вас оно есть?
