Патрик Вебер - Катары
— Опять эта холера Мирей, да? Вечно лезет в мои дела. Как хорошо, что она от меня, наконец, свалила!
— А вы согласитесь: это же неосторожно хранить у себя фотографии своих мужчин, правда? Да еще таких, которыми хвастать не стоит? Ну, такой уж вы человек: вы их собираете, как путешественник гостиничные наклейки. Словом, устроили себе выставку трофеев. Вы случайно не думаете, что нам удобней было бы поговорить у вас дома?
Ле Биан впервые имел честь быть принят в квартирке Бетти. Она помещалась прямо над баром, а казалось, что за тридевять земель оттуда. Убранство маленькой гостиной создавало впечатление, что вы в гостях у парижской кокотки или, точнее, хозяйки кабаре. Кресла были обиты ярко-розовой материей, а на потолке висела маленькая люстра с подвесками под хрусталь, которые позвякивали при каждом шаге по лежавшему на полу ковру под персидский. На стенах жил новой жизнью золотой век мюзик-холла: Мистенгет на представлении в «Казино де Пари»; вдохновенные танцы Жозефины Бейкер в поясе из бананов; «Веселая вдова» с Морисом Шевалье… Ле Биан рассматривал фотографии, а Бетти поднесла ему рюмку настойки.
— Я всегда мечтала работать в ревю, — сказала она, постелив на круглый столик кружевную салфеточку и поставив на нее рюмки. — Все делала, чтобы этого добиться, но всегда не везло. Сначала отец не пускал меня учиться танцевать, а как только я чуть сама оперилась, сразу попала в лапы к одному подонку. Он себя называл постовым полицейским. Какой там полицейский! Обыкновенный сутенер.
— И вы так и не станцевали?
— Даже ни разу на пробах не была, — ответила она с тоской. — У меня и посмотреть-то на представление денег не было: эта сволочь все отбирала. И вот, наконец, я решила сбежать из нашей столички, попытать счастья в провинции. И твердо решила: больше меня мужчины дурачить не будут. Все, кончено!
Видно было, что Бетти тяжело все это вспоминать, но раз уж она завелась, то выговаривалась до конца. Она залпом выпила свою рюмку настойки.
— Ладно, не затем вы пришли, чтобы я вам тут плакалась, — сказала она наконец. — Что вы хотите знать?
Ле Биан, к своему удивлению, в первый раз нашел ее не такой уж и противной. Ему даже захотелось ее пожалеть, но дело надо было непременно закончить.
— Я скажу все напрямик. Вы сказали, что у вас не сохранилось рисунков тех четырех щитов, что вы срисовали в пещере, — я вам не верю. Вы сами говорили, что вас не одурачишь. Да и я вас за дуру не держу.
— Спасибо на добром слове.
— Не стоит, это я не ради комплимента. И вот еще история с этим Рихардом Фрицем. Человек появляется здесь во время войны и исчезает так же внезапно, как появился. А у вас почему-то хранятся его вещи.
Бетти встала и вышла из комнаты. Несколько секунд спустя она вновь появилась со старым коричневым кожаным чемоданом и поставила его на розовую кушетку. Открыв чемодан, она стала доставать из него вещи: фотографии, значок СС, тетрадку и револьвер. Все это она аккуратно разложила на желтой велюровой подушке.
— Вот и все, что осталось от этого Фрица! — произнесла она с явным удовольствием в голосе. — Еще один хотел меня обдурить! Ну, я ему такого удовольствия не доставила.
Ле Биан быстро сообразил:
— Вы его… — Произнести последнее слово он не решился.
— Убила? — закончила фразу Бетти. — А то! Нет, не сразу, конечно. Он был хорош собой, я к нему равнодушна не осталась — что тут скрывать. Сначала, а на самом деле первые два дня, все было отлично. Потом он начал мне грубить. Стал попрекать меня, будто я от него скрываю секреты Отто Рана. Он и того еще как обдурил!
— Как это?
— Я же вам говорила, — ответила блондинка тоном учительницы, объясняющей урок тупому ученику. — Бедняга Ран женщин не любил. А на красавца Фрица как раз запал. А тому это было все равно. Ему нужны были только сокровища. Дошло до вас, наконец?
Поток признаний хозяйки бара явно уже ничто не могло остановить. Она почувствовала, что захватила публику, и прерывать спектакль уже не собиралась.
— Вот Фриц девчонок не дичился. Вы скажете, ему с такой, как я, как раз и хорошо. Хорошо, да, видно, мало. Сначала был весь из себя страстный, а два дня спустя уже стал гулять на сторону. Еще кого-то себе подцепил — аж в Альби! И не лень ему было в такую даль ездить!
Бетти выдержала паузу, как в театре, и продолжала:
— Однажды под вечер разозлился мой немчик. Он, правда, немножко выпил, но не только в этом дело. Ему правда хотелось меня побить. Я уже по Парижу знала: немало есть таких, кому это нужно, чтоб почувствовать себя главными. А Фриц здорово дрался! Я, как могла, пыталась отбиваться — оно и зашло далеко…
Ле Биан не стал задавать вопрос, которого ждала его собеседница, но его лицо все сказало довольно ясно.
— Попросту говоря, — продолжала она с тем же апломбом, — он меня стал на кухне душить, а я саданула его скалкой по черепу. Обычное дело, правда? Только я не думала, что стукну так сильно! Раз — а он уж готов. Надо было куда-то убрать труп. Слава богу, места у нас глухие, а приятель мой Ран после того, как разорился, оставил мне пикапчик.
Закончив монолог, блондинка остановилась, чтобы зритель как следует оценил рассказанную историю. Она налила еще по рюмке и ждала реакции, но Ле Биан не торопился с аплодисментами. Он встал и подошел посмотреть на вещи, оставшиеся от мимолетного и жестокого любовника хозяйки. На фотографиях был молодой офицер в форме СС. Пьер осмотрел также зажигалку, револьвер и черную папочку с завязками и наклейкой с буквами «О.Р.». Он развязал папку.
— Вот после этого я совсем перестала жалеть, что его кокнула, — с презрением проговорила Бетти. — Там доносы на его дорогого друга Отто и еще много всякой муры насчет катаров.
Ле Биан закрыл папку и взял под мышку.
— Э-э! — воскликнула хозяйка. — Хоть бы спросились!
— Это для вас лучше, чем донос в полицию, — ответил Ле Биан и тут же пожалел о своих словах. Ведь он только что разбил лед между ними.
— Да кому какое дело до моего Фрица!
— А карта?
— Какая карта?
— Не прикидывайтесь, будто не понимаете, — твердо сказал Ле Биан. — Я знаю: вы не просто отослали Рану зарисовки тех щитов, что нашли в пещере. Вы для этого слишком умны.
Он и на сей раз не собирался сделать хозяйке комплимент, а просто сказал то, что думал. Но от его слов она явно опять растаяла, вышла снова в ту комнату, из которой вынесла чемодан Фрица, и вернулась с клочком пожелтевшей бумаги в руках.
— Честное слово, — сказала она, отдавая бумагу историку, — я никогда ничего не понимала в этой мути. Вот смотрите: там было четыре щита. На каждом щите большой крест, а над ним еще какой-то дурацкий рисуночек.
— И что же там нарисовано? — спросил Ле Биан, приглядываясь к бумажке.
— Да вы смеетесь, что ли? Я никогда не умела рисовать. Что углядела — все здесь; старалась перечертить поточнее.
Ле Биан почувствовал себя Шампольоном, приступающим к расшифровке иероглифов. Он понял, что с ходу не разберет, что это за каракули, похожие то на шахматную доску, то на корабль. Он положил бумажку в карман.
— Так-то хоть ничего? — улыбнулся он.
— Да бога ради, — ответила Бетти.
С этими словами она подошла к стене и стала разглядывать уже тысячу раз виденную фотографию Жозефины Бейкер. Перевязь из бананов, большие негритянские уши, мальчишеская стрижка с завитком на лбу и, главное, лукавая улыбка, от которой заходились мужские сердца. Бетти вздохнула.
— Жозефина! Великая была артистка… И пела, и танцевала, и веселила публику… Она косила, но все равно была элегантная, соблазнительная… А Ран этого так и не понял. Для него она была просто отсталая негритянка. Жаль; мне кажется, он не той дорогой в жизни пошел. Он был хороший на самом деле, только забил себе голову всякой чепухой: про катаров, про расы, про превосходство какое-то… И вот до чего это его довело!
— Вы его, кажется, очень любили — или я ошибаюсь?
— Ну да, — ответила она с улыбкой, которая впервые показалась грустной. — Как старшая сестра, которая смотрит за братиком, чтоб не упал. Давно это было… Теперь, кроме вас, никто про него и не помнит. Послушайте, я все говорю, говорю — а вы-то почему решили так ворошить прошлое?
Ле Биан сидел за рулем. Не забывая про дорогу, он время от времени поглядывал на отвесные скалы, высившиеся по обе стороны извилистого шоссе. Он все еще думал о том вопросе, который задала ему Бетти. Так почему же он решил ворошить прошлое? Нет, он не мог на это ответить.
ГЛАВА 49
Ле Биан остановился перед маленьким баром в Тарасконе и зашел туда почитать бумаги, взятые у Бетти. Особенно его интересовала папка с литерами «О.Р.» — досье на Отто Рана. Десятков шесть страниц под черной обложкой воспроизводили жизненный путь человека, который своим современникам всегда казался подозрительным. Кажется, не упущена была ни одна подробность. С военной и притом чисто немецкой пунктуальностью были зафиксированы все существенные и несущественные этапы его жизни. Детство под надзором очень твердой характером матери. Успешная учеба, первая поездка в Париж, встречи с писателями-эзотериками в «Клозри де Лила». Отчет перечислял его друзей и недругов, комментировал обстоятельства первой его поездки в Лангедок. Эпизод с гостиницей «Каштаны» излагался на трех тесно исписанных листах; на каждого служащего была заведена отдельная карточка. Рядом с именем Бетти были указаны ее внешние приметы и характеристика из трех эпитетов: «податлива, жадна, внушаема». Таким же образом отчет характеризовал и еще нескольких жителей Юсса-ле-Бен, в том числе всем известного Антонена Гадаля.
