Кирстен Сивер - Сага о Гудрид
– Ваш корабль – первый за это лето, который зашел к нам из Норвегии, – сказал гостю Торстейн, – а из Исландии никто так и не появился, так что мы мало что знаем о тамошней жизни.
– Да, может статься, в Исландии многое изменилось! Но сыновья Ньяля из Бергторсволля все так же охотятся за Флоси сыном Торда, чтобы убить его и его людей, после того как Флоси снес некоторым из их родичей головы.
Жители Братталида поздно улеглись спать в тот вечер. Никогда еще Гудрид так не отводила душу, с тех пор как поселилась в Гренландии. У Скюва обнаружились способности прекрасного рассказчика, а Бьярни умело вставлял в разговор висы и разные шутки. Оба купца ладили между собой, заметила Гудрид, да и команда их тоже была дружной.
Торстейн, как и другие, купил у Скюва и Бьярни все, что ему было надобно, и когда купцы собрались в обратную дорогу, все высыпали на берег, чтобы попрощаться с ними. Скюв сказал:
– Мне понравилось в Гренландии. Я охотно вернусь сюда снова. А если вы узнаете, что в этих краях продается двор, вспомните о нас с Бьярни! Вместе мы хорошо заплатим.
– Может, продать им Бревенный Мыс, – сказал Торстейн Гудрид, когда они поднимались к дому.
Гудрид ничего не ответила. Мысли вихрем закружились в ее голове. Бревенный Мыс был ее личной собственностью, однако все, чем она владела, находилось под опекой Торстейна: единственное, чего не мог сделать муж с собственностью своей жены, – так это вывезти ее из страны без согласия владелицы. Нет, Гудрид не хотела продавать Бревенный Мыс – по крайней мере, сейчас. Она нуждалась в чувстве опоры, которое давал ей этот дом. И она ответила, тщательно подбирая слова:
– Может, нам повременить пока с продажей Бревенного Мыса? Если у нас будет много детей, нам нужно будет подумать о наследстве для них.
– Пожалуй, ты права, – нерешительно сказал Торстейн.
Свет этого душистого летнего полдня померк для Гудрид. Детей пока не ждали. Проходя мимо церкви, она взглянула на нее, и вновь зароилась в ее душе смутная надежда, как всякий раз, когда она читала «Отче наш», а делала она это в последнее время довольно часто. И все же она была в сомнениях, действительно ли Белый Христос всемогущественен, как верят Тьодхильд и Торбьёрн.
Ей приходило в голову, что в тот раз, когда она убила Барда Трескоеда из лука Арни Кузнеца, – ей помог не Белый Христос, а Тор… И может, ей надо просить ниспослать ребенка Фрейра и Фрейю. Христос отнял у нее дитя, которое она носила; возможно, Он и не собирается позаботиться о ней. Но если она спросит об этом Торстейна, ему может показаться, что жена сомневается в вере его матери, Тьодхильд. Нет, лучше безропотно покориться своей судьбе… Но Гудрид твердо знала, что никогда не будет прорицательницей: это слишком опасно.
Когда Гудрид и Торстейн в последний раз коленопреклоненно молились в Тьодхильдовой церкви, прося у Христа благословения на переезд в новый дом, Гудрид ощущала в голове такую же пустоту, как и тогда, когда она взошла на борт «Морского коня», отправляясь к берегам Гренландии. Ей пришлось проститься с доброй сотней человек и о многом позаботиться. Она поручила Стейну все хозяйство на Бревенном Мысе, пообещав ему, что он будет получать за это три ягненка ежегодно в придачу к своему жалованью. Стейну доставалась также кровать Торбьёрна. Торкатла и те из слуг, кто был еще при Торбьёрне, тоже не были обижены.
Гудрид тяжело вздохнула, ощутив привычные запахи в Тьодхильдовой церкви, и тесно сжав руки, так что побелели суставы пальцев, мысленно молилась:
– Отче наш, если Ты есть на Небесах, скажи Халльвейг и Торбьёрну, что я храню о них память. И дай мне почувствовать, как под сердцем у меня вновь бьется новая жизнь…
Потом они задержались возле гладких каменных плит на могилах Эрика и Торбьёрна. На мгновение ей показалось, что эти могильные плиты шевельнулись, но Гудрид поняла, что слезы застилают ей глаза, размывая очертания предметов.
Жалобы Торкатлы на неуемность свекрови еще были свежи в ее памяти, и потому Гудрид оценила строгую сдержанность Тьодхильд, когда та обняла ее и Торстейна на прощание, перекрестив обоих. Гудрид на самом деле хотелось броситься к свекрови на шею и поцеловать старческое, морщинистое лицо из благодарности за все, что она для них сделала, но она не осмелилась. Она перекрестилась и пошла за Торстейном к берегу, не отрывая взгляда от «Морского коня».
Новичком в их команде был Эгиль сын Торлейва из Кимбавога. Торстейн вначале не решался брать мальчика на корабль, но тот скоро показал себя смышленым и ловким. В трюме корабля стоял бычок Торстейна: когда корабль вышел во фьорд, и северо-западный попутный ветер надул паруса, бычок этот оборвал привязь, переполошив остальных животных. А Эгиль решительно сбежал вниз, схватил бычка за рога и дунул ему в ноздри, так что тот замер на месте, будто его околдовали.
На палубе были навалены узлы, тюки с вещами, и Гудрид представилось, что она заново переживает свою прошлую жизнь. Ей все время казалось, что стоит повернуть голову, и она увидит у штурвала фигуру отца. Но глядя туда, она видела Торстейна, напряженно вглядывающегося вдаль – туда, где воды фьорда сливались с ледяными горами. Лицо мужа покраснело от ветра, из-под шапки выбились кудрявые пряди. Гудрид, улыбнувшись, подумала, что пора подровнять мужу волосы, а не то люди примут его за тролля. Она с трудом пробралась на корму и сказала ему:
– Если попутный ветер будет держаться и дальше – когда же мы дойдем до Западного Поселения, как ты думаешь, Торстейн?
Прищуренные карие глаза Торстейна не отрываясь смотрели на парус и море.
– Скорее всего, через пять-шесть суток; трудно сказать… По меньшей мере сутки потребуются для того, чтобы пройти Светлый Фьорд. Но погода может испортиться, и нам придется искать ночлега на берегу, хотя мне по душе плыть сутки напролет.
– И мне тоже. Так хочется поскорее увидеть Песчаный Мыс!
Внимательно посмотрев на реи, удерживающие огромный парус, Гудрид решила узнать, что за подарок подарила ей Тьодхильд на прощание. Им оказался деревянный бочонок с землей, и в нем росли желтые цветы настурции. Свекровь сказала, что цветы приживутся на новом месте, раз поблизости протекает речка, а Гудрид удивленно спросила у нее, откуда она знает, что на Песчаном Мысе есть река.
– Песчаный Мыс был частью земель, которые взял себе Эрик в Западном Поселении, прежде чем он привел с собой в Гренландию других людей. И тот человек, который теперь остался на Мысе, – Торстейн Черный, приходится сыном одному из воинов Эрика, получившему половину земель на Мысе. Он раскорчевал свой участок и обустроил его. Эрик взял меня с собой на Песчаный Мыс, когда поехал посмотреть, что там предстоит сделать после того, как Торстейн Черный получил землю в наследство от своего отца. Не смотри на меня так удивленно, Гудрид! Как ты думаешь, кто понимает лучше в хозяйстве: жена, которая одна годами управляется в доме и на дворе, или же муж, который предпочитает твердому полу палубу, качающуюся под ногами?
Гудрид подумала о Торстейне: неужели он тоже сильнее любит море? Ей трудно было поверить в это. Муж ее так мечтал о собственном доме, в котором будут бегать маленькие дети… Держа в руках настурцию, она повернулась, чтобы пойти набрать воды, и чуть не наткнулась на Люву, свою новую служанку. Девушка служила пару лет в доме у Торварда и Фрейдис дочери Эрика, а потом попросилась к Торстейну. Тот охотно взял ее к себе: он понимал, что значит прислуживать Фрейдис.
Улыбнувшись, Гудрид протянула ей кадку с цветами.
– Полей их, Люва. Ты помнишь, что к ужину надо сварить лосося?
Служанка кивнула головой, и Гудрид подумала, что слуги, которых Торстейн взял с собой на Песчаный Мыс прошлым летом, были такими же расторопными, как эта девушка. Гудрид была уверена, что и она сама, и Люва поладят с женой Торстейна Черного, Гримхильд.
Торстейн был немногословен, когда Гудрид расспрашивала его об этой Гримхильд: он сказал лишь, что она была раньше рабыней, а потом вышла замуж, и ей дали вольную. А о Торстейне Черном он сказал, что на этого человека можно положиться и он очень работящий.
Гудрид размышляла над тем, крещеные Торстейн Черный со своей женой или нет. Она забыла спросить, есть ли на Песчаном Мысе церковь, и вдруг поняла, что не знает, какой собственно веры придерживается ее Торстейн, когда он живет не в Братталиде. Когда из дома уезжал Лейв, Торстейн по-прежнему жертвовал мясо и молоко духу-хозяину Холма, а когда он произносил прощальную молитву перед отплытием из Эрикова Фьорда, то он обращался столь же часто к Тору, как и к Белому Христу, к вящему удовольствию всей команды. А вдруг Торстейн пожелает принести жертву Фрейру и Фрейе, когда наступит йоль[7], и попросит у этих богов тучных пастбищ и беременной жены?
Знакомые, обжитые берега Эрикова Фьорда постепенно сменились более темными, пустынными, изрезанными островками, поросшими пучками травы и дикими гвоздиками. Ветер дул в том же направлении, однако по журчанию воды за бортом корабля Гудрид поняла, что течение изменилось и что они выходят из глубоких вод. Гудрид сидела и пряла, укутавшись в плащ из тюленьей кожи, и в ней нарастала радость в предвкушении того, что ждет ее впереди на новом месте.
