Т. Браун - Весеннее пробуждение
Остаток перелета прошел быстро, и вскоре Ровена уже готовилась сама сесть за штурвал. Она еще никогда не бывала на ливерпульской военно-морской базе, так что Альберт держался рядом, и никто не задавал лишних вопросов. Ровена была в равной степени благодарна пилоту и раздражена его присутствием. С одной стороны, никто не осмелился высказать сомнение по поводу передачи ценного «BE2»[9] женщине, с другой – она была полностью готова для предстоящей работы, и ей не требовался мужчина под боком, чтобы доказать это.
Ровена провела быстрый осмотр «BE2» и кивнула выделенным в помощь солдатам. Альберт на своем аэроплане уже вылетел, и ей тоже не хотелось медлить. К вечеру погода могла измениться, и лучше до этого добраться как можно ближе к Кенту. Лететь в темноте ей совсем не хотелось. Однажды Ровена уже вела аэроплан ночью, и ей не понравилось. Приземляться практически вслепую крайне опасно.
К тому времени, когда она наконец-то поднялась в воздух, самолет Альберта превратился в крошечную точку на горизонте. Ровена пожала плечами. Отлично, если ему так хочется играть в догонялки, пусть выигрывает. Она пока не привыкла к «BE2», но уже успела оценить особенности аэроплана. Разворот крыльев делал управление более надежным, но самолет откликался на движения штурвала чуть медленнее, чем «SPAD». Впрочем, недостаток акробатической ловкости с лихвой восполнялся уверенной грацией машины.
Ровена надеялась, что ветер не усилится. Полет на новом аэроплане в ненастье станет рискованным испытанием даже для нее.
Первый отрезок маршрута прошел гладко. Она вела самолет низко, поскольку не знала, как машина поведет себя на высоте, и не хотела испытывать судьбу при изменчивой погоде.
Над Центральной равниной неожиданно поднялся ветер, и Ровена забеспокоилась. По ее расчетам, до Кента оставалось более половины пути, а солнце быстро садилось. Или его затягивали быстро собирающиеся облака. Начался дождь, по лицу захлестали капли. Придется где-то приземляться… Ровена то и дело протирала очки, но видимость продолжала падать. Почему-то вспомнились морские купания в детстве… Надо немедленно спускаться.
Опасаясь, что можно врезаться в холм, если лететь параллельно земле на небольшой высоте, она опускала аэроплан по уменьшающейся спирали. Видимость повысилась, и Ровена с облегчением вздохнула. Деревьев поблизости не было.
Ближе к земле порывы ветра становились все ощутимее, и самолет бросало из стороны в сторону. Все усилия уходили лишь на то, чтобы не дать ему перевернуться. Если неправильно поймать ветер под крыло, да еще и так низко, машину швырнет на землю. Ровена чувствовала, как по лбу стекают капли пота, несмотря на жуткий холод, от которого немели пальцы и все тело бил озноб.
В глубине души Ровена всегда знала, что полеты сопряжены с опасностью. Крушения аэропланов считались обычным делом, хотя в большинстве случаев пилотам удавалось подвести аппарат достаточно близко к земле, чтобы избежать смертельных ранений.
Но не всегда.
Опаснее всего было столкновение с чем-нибудь при приземлении: с деревьями или зданиями. Неожиданно, впервые с тех пор, как она начала подниматься в небо, Ровена по-настоящему испугалась.
Но тут же приказала себе не паниковать. Она должна во что бы то ни стало доставить аэроплан в пункт назначения, в целости и сохранности. Ровена напомнила себе, что Диркс, несмотря на все его довольно прогрессивные взгляды, мигом снимет ее с полетов, если самолет разобьется. И дело не только в ценности машины, купленной на деньги короля. В нем проснется рыцарский дух, и он запретит ей подниматься в воздух ради ее же блага. Лучше сквозь землю провалиться, чем потерять все, чего она добилась с таким трудом. Ровена боялась лишиться не только уважения мистера Диркса и его служащих, но и приобретенной уверенности в себе, которая здорово поднимала дух. Сейчас, когда она поняла, каково это – иметь перед собой цель, принять брошенный судьбой вызов и встретить его лицом к лицу, просыпаться по утрам и готовиться к делам намного более важным, чем переодевание к завтраку, – Ровена уже ни за что не смогла бы вернуться к прежней жизни.
Никогда еще земля не вздымалась навстречу так стремительно. Желудок подкатил к горлу, а приземление отдалось по телу ударом настолько сильным, что Ровена закричала и прикусила язык. Больно. Рот заполнился вкусом крови и страха, но аэроплан все же рывком остановился. Ровена сидела в кабине, по лицу хлестал дождь и порывы ветра, а в ушах отдавался стук сердца.
Она с облегчением перевела дыхание. Каким бы жестким ни вышло приземление, самолет цел. Но тут же сообразила, что опасность еще не миновала и она может замерзнуть насмерть, если не найдет укрытие.
Ровена огляделась, но увидела лишь пустое поле. Ни деревьев, ни камней, чтобы укрыться от дождя. С другой стороны, будь тут дерево… От одной мысли она содрогнулась. Ровена подумала было о том, чтобы спрятаться под аэропланом, но тут же отвергла эту идею. Внезапно ее осенило. Она схватила саквояж, вылезла из кабины и осторожно перебралась на пассажирское место. Расположенные над ним верхние крылья лучше защищали от буйства стихии.
Вынув из саквояжа длинное пальто, она растянула его над собой, как навес, а сама свернулась на полу. Конечно, ткань пропускала воду, но была достаточно плотной, чтобы хоть на время задержать дождь.
Впрочем, она уже и так промокла до нитки. Одной рукой Ровена придерживала пальто, чтобы его не унесло ветром, а другой стянула мокрые летные очки. Бросила их на пол, но шлем снимать не стала, чтобы сохранить тепло. Пошарила свободной рукой в саквояже и нашла смену одежды. Вытерла лицо льняной блузкой, а затем засунула ее за пазуху кожаной куртки, как лишний слой для защиты от холода.
Потом она достала из саквояжа запасную юбку и скомкала ее в подобие подушки. Заправила под нее край пальто и положила голову, чтобы удерживать на месте своим весом. Рукав пальто она привязала к растяжке крыла. Таким образом ткань не давала дождю и ветру проникнуть в отсек.
От холода и страха при мысли, что она едва не разбилась, Ровену поначалу трясло. Но вскоре тепло тела нагрело небольшое пространство, и она обнаружила, что если и не согрелась, то, по крайней мере, больше не мерзнет. Ровена слегка покачивалась, чтобы сохранить тепло, и не могла отделаться от тревоги, думая о Виктории. Что будет с сестрой, если она погибнет? После смерти отца они остались одни. Конечно, есть еще тетя Шарлотта и дядя Конрад, но как Саммерсет, пусть и любимый по-своему, не мог заменить родной дом в Мейфэре, так и семья дяди не могла заменить их маленький круг. Только она, Виктория и Пруденс помнили тот счастливый дом, в котором прошло их детство.
Пруденс.
У Ровены заныло сердце, а щеки вспыхнули от стыда при воспоминании о том, как она обошлась с Пруденс и даже после этого трусливо избегала с ней встреч. Она знала, что Пруденс злится, но разве не лучше попытаться разрешить ссору и выслушать заслуженные упреки, чем навсегда потерять Пруденс? Ровена твердо решила зайти к Пруденс в следующий раз, когда окажется в Лондоне, и вымолить прощение. Даже если Пруденс не простит ее, по крайней мере, она попытается.
Ровена ощутила, как с плеч упал тяжелый груз. Она закрыла глаза, поудобнее прижалась к сиденью и принялась ждать, когда утихнет ненастье.
Глава тринадцатая
Пруденс занималась обычными утренними делами, но на сердце лежала тяжесть, и каждое движение давалось ей с трудом. Вместо того чтобы встречать праздник с заботливым мужем, она грустила одна и гадала, любит ли Эндрю ее по-прежнему и простит ли когда-нибудь. Мюриэль и Кейти пригласили ее встретить Рождество у них, и Пруденс неохотно согласилась. Ей казалось, что вечер дома в одиночестве будет заслуженным наказанием за то, что она сделала, как будто томительные недели в ожидании весточки от мужа уже не были достаточной карой.
Но все же она решила отметить праздник с Кейти, Мюриэль и их квартирантками. Компания собиралась исключительно женская. Пруденс оставалось только закончить со стиркой, и можно будет собираться в гости. В канун Рождества вряд ли еще кто-нибудь из жильцов надумает стирать, так что подвал в ее полном распоряжении.
Сырой подвал, как обычно, нагонял страх, а стирка сводила с ума своей монотонностью. Пруденс боялась даже думать о том, что скоро придется стирать еще и пеленки. Она взмолилась, чтобы у них с Эндрю появилась возможность нанять помощницу раньше, чем они обзаведутся еще детьми.
В сердце кольнула тревога. Теперь в любые планы следовало добавлять одно условие: если муж вернется с войны.
В последнее время она просматривала напечатанные в газетах списки погибших с маниакальной увлеченностью ипохондрика, изучающего аннотации к лекарствам. С болью узнавая имена знакомых с детства молодых людей, она думала о том, были ли они женаты и как встретили семьи известие об их смерти.
