Вячеслав Софронов - Путь диких гусей
— Нет, как видишь, остался жив… И вот я здесь. Меня отправил отец покорить этих упрямых язычников и привести их в нашу веру.
— Так я и знала, — качнула головой Зайла, — но они не хотят принимать нашей веры и покоряться тебе. Во всяком случае, мой муж и его брат.
— Тогда они умрут, — Кучум решительно ударил рукой по подушке на полу шатра. — Они подданные нашего отца. Они должны покориться!
Зайла покачала головой и сказала, потупясь:
— Кто хоть день прожил свободным человеком, тот не захочет быть рабом.
— Я отрежу у них носы и уши! Запорю плетью как бешеных собак, — взвился хан, вскакивая, — они узнают меня!
Зайла стояла перед ним, не изменяя позы.
— А я думала отговорить тебя от сражения. Я ведь люблю вас обоих. Тебя и мужа… Так как же мне быть?
— Никуда я тебя не отпущу и с первым обозом отправлю к отцу.
— Чтобы стать там затворницей во дворце? Ты этого хочешь, брат?
Кучум в бешенстве забегал по шатру, не зная, что предпринять. Он великолепно понимал, что доставь Зайлу обратно, и отец не простит ее. Пусть и нет вины сестры, что выкрали ее враги. Но сидеть ей, как певчей птичке в комнатах дворца, не видеть света до конца дней. Лишь прогулки по саду по ночам. И имеет ли он право лишать ее семьи, сына? Но ее сын, ребенок отца, на которого он, Кучум, идет войной! Он враг! Значит, и сестра, и ее ребенок… Нет, человек не может решить всех загадок, которые ставит ему судьба.
— Хорошо, до исхода сражения ты останешься здесь, со мной. А там решим. Все! Это мое последнее слово, — и хан властно свел брови.
Зайла поняла, что сейчас бесполезно спорить, и решила смириться до поры, хотя и не оставляла надежды, что ей удастся уговорить брата изменить свое решение и прекратить поход, заключить союз с ее мужем.
"Ведь в детстве, когда мы росли, он был так добр и нежен ко мне. Почему он так переменился? Почему столько жестокости в глазах? Из-за чего постоянно воюют мужчины? Неужели нельзя без войны?"
Посланные Кучумом шейхи с небольшим числом охраны, сопровождаемые слугами Соуз-хана, вскоре достигли пределов его улуса. Заливные луга, которые затоплялись водами реки при половодье, цвели разноцветьем сочных трав. Из ложбинок мелких рек и речушек, исчертивших низину, словно линии на руке человека, то и дело выпархивали выводки уток, кормившихся перед близкой осенью. Плескалась на открытых местах речная рыба, заливались в поднебесье голосистые птахи, не ведая, что вскоре всем этим краем будет распоряжаться другой господин. Ни птицам, ни рыбам не было дела до людских раздоров и несогласий. Они радовались еще одному теплому дню, солнцу, обилию пищи…
Шейх Сеид, которому была оказана высокая честь привести к вере правоверных мусульман первого сибирского хана, осознавал себя одним из камешков лавы, катящейся из знойной Аравии на протяжении многих веков, чтобы докатиться до самых северных гор и ледников. Он видел много стран и народов. Многие жизни оборвались на его глазах ради веры пророка. Жалел ли он их? Может, чуть-чуть, в самом начале, в молодости. Но разве не выполняет мусульманин свой высший долг, опуская жизнь в сумку Аллаха, где каждому уготовлено свое местечко. И на том свете он подбадривает живущих, выправляет нетвердую руку молодого воина, занесшего кривую саблю над головой неверного гяура. Человек смертен и рано или поздно предстанет перед всевидящим оком Аллаха. Может, и лучше, что раньше. Будет избавлен от мучений и тягот жизни. Главное, чтобы в душе его не было сомнений и колебаний.
Сеид вздрогнул от хлопающих крыльев, то стайка уток взвилась вверх за спинами конников. "Вот и моя душа так же взлетит на небо, подобно этим птицам, и Аллах спросит, сколько неверующих обратил я в истинную веру. Для того и вызвался я пойти в поход сквозь топи и дремучие леса, чтобы было с чем предстать перед ним". От непрерывной тряски в седле Сеид осунулся, похудел и стал больше похож на какого-нибудь бродягу, чем на человека — хранителя веры. Только Коран, святая книга, лежащая в его приседельной сумке, говорила о том. А так он мало чем отличался от прочих воинов в отряде Кучума. Разве что более длинная, тронутая сединой борода, да острый взгляд умных глаз выдавали в нем ученого человека, который знал наизусть многие суры Корана и не раз принимал участие в ученых спорах в медресе Багдада.
Ему не нравился край бесконечных лесов, где были затеряны редкие селения с живущими там необразованными людьми. Они сумрачны и неулыбчивы, словно вечно чем-то озабочены. Но они открыты и простодушны. "Они примут нашу веру, А не примут… я им не завидую. Главное, утвердиться хану-пришельцу на престоле. А там все пойдет гладко". Так рассуждал, скрашивая долгое путешествие, шейх Сеид. Хотелось, чтобы скорее кончился этот поход, чтобы поскорей вернуться в плодородные долины Бухары, в тень ее садов, в прохладные залы мечетей.
— Сеид, подъезжаем, — вывел его из забытья один из спутников.
— Вижу, — откликнулся он, — и даже рад, коль вышли нас встречать.
Действительно, и сам Соуз-хан и многочисленная его дворня высыпали на валы городка и смотрели на приезжих, показывая в их сторону руками. Соуз-хан, привыкший в торговых делах во всем искать свою выгоду, решил после бегства от него Едигира, что терять ему все равно нечего. О его шашнях с бухарскими правителями Едигир или узнал, или догадался, что сделать было не очень трудно. Их неутихающая вражда рано или поздно должна была вылиться в столкновение, а выигрывает в нем тот, кто более предусмотрителен и подготовлен. Потому, став союзником прибывшего Кучума, хитрый торговец намеревался приобрести мощного союзника и покровителя, дружба с которым обернется его победой над противником. А принять веру бухарцев Соуз-хан подумывал давненько. В долгих путешествиях по восточным странам он зачастую оказывался чуть ли не единственным купцом, который не вставал на утренний намаз. Не возить же с собой шаманский бубен и шамана в придачу, чтобы у костра совершать ритуальные пляски и просить покровительства своих богов, Нет, вера должна облегчать человеку его земные дела, помогать вести торговые дела, быстрей находить общий язык с другими народами. Русские, с их распятым Богом, далеко и чаще ездят сами с купеческими караванами, чем он к ним. Да и нет такой необходимости тащиться туда через горы и бурные реки, чтобы выменять сибирские меха на грубые их ткани. Нет у них таких товаров, которые нельзя найти на жарком бухарском базаре. По крайней мере, раз добравшись до казанского торга, Соуз-хан зарекся повторить тот путь, натерпевшись в трудном переходе. Потому и поджидал он людей от Кучума, чтобы, связав с ним судьбу, приобрести новые выгоды и на сибирской, и на другой земле, заручившись его дружбой и поддержкой. А там видно будет, как дело повернется.
Спустившись с валов и тяжело отдуваясь, хозяин городка перебрался через шаткий мост и почтительно склонился перед приехавшими.
— Милости прошу в мой убогий дом. Я видел во время своих путешествий каменные покои ваших правителей. Потому понимаю, как мы ничтожны рядом с вашими дворцами, — зачастил он, путая местное наречие с языком прибывших, которому он научился в странствиях и походах.
Сеиду и спутникам понравилось раболепство, с которым их встретил местный правитель, и они, пожелав тому здоровья и долгих лет, въехали в городок, понукая пугливо ступающих по мосту коней.
Гостей ввели в шатер, где совсем недавно находился сибирский правитель. Угощение из рыбной ухи и восточных фруктов, что привез вчерашний караван, было тут же подано заботливыми слугами. Но гости, прежде чем приступить к еде, потребовали принести воды для намаза и вышли из шатра наружу. Там они опустились на колени, встав в два ряда по старшинству, и тихо зашептали слова священных молитв, прося у Аллаха продлить их земной путь и не гневаться за принятие пищи из рук неверных. Аллах безмолвствовал, значит, он не будет противиться, чтобы мусульмане, дети его, вкусили плоды от трудов идолопоклонников. Тут что-то привлекло внимание Сеида, и он, чуть повернув голову, заметил опустившегося на колени позади всех Соуз-хана, который, подражая всем, закатил глаза к небу и что-то шептал, чуть пришлепывая толстыми губами. Шейх улыбнулся и, поднявшись земли, подошел к хану.
— Как же ты обращаешься к Аллаху, когда не веришь в него? Иль ты молишься своим деревянным богам? — он кивнул в сторону утрамбованной площадки, где размещались разные идолы и мерцали серебряные украшения у их основания.
Нет, шейх. Я хочу верить Аллаху, который помог вашему народу сделаться столь сильным и непобедимым. Я хочу быть одной веры с вашим народом.
— А эти люди? — Сеид показал на открывших в удивлении рот домочадцев Соуз-хана, которые воззрились на своего господина, упавшего на колени и закатившего глаза в небо. Некоторые подняли головы кверху, пытаясь разглядеть, что там увидел их хан. Но далеко в синей выси то появлялась, то исчезала точка какой-то птицы, определить, какой именно, из-за дальности было невозможно, и они никак не могли понять, чем занят хан, высматривая с колен что-то им не доступное.
