Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
Вахтанг перевел дыхание, натянул на голову капюшон и спрыгнул с мостика.
– Боцман, – позвал он, – пойдем вместе. Да застегнись как следует, а то за версту видать, что русский матрос идет…
Они обошли всю гавань, осмотрели раскиданные по отмелям спирали Бруно, заглянули даже в ворота склада, где лежали длинные серебристые торпеды. Только один раз окликнул их какой-то егерь, вылезший из прибрежного дота, но они, не отвечая, пошли обратно на катер.
– А сейчас дадим круг по всей гавани, – сказал Вахтанг, снова занимая свое место возле телеграфа.
И, разведя крутую волну, раскачавшую немецкие корабли, «охотник» описал крутую циркуляцию, вплотную пройдя мимо платформ мыса Крестового.
Беридзе все время делал отметки на карте.
– Прибавить оборотов!.. Лоцман, можете встать к штурвалу!..
Оскар Арчер скороговоркой прочел молитву и, всматриваясь в быстро надвигающуюся темноту, обхватил рукояти штурвала. Только теперь, когда оставалось лишь вырваться из этой каменной западни, Вахтанг стал сильно волноваться.
– Ничего, – говорил он мичману, успокаивая не столько его, сколько самого себя, – гораздо труднее было пролезть в эту ловушку, а уж выбраться будет легче…
– А позывные все равно запросят на выходе.
– Ну и плевать на их позывные!..
– Прямо по курсу тральщик противника, – тихо доложил боцман.
– Есть, вижу…
Немецкий тральщик, выступив из прорези скал, возвращался со стороны открытого моря в Лиинахамари. Еще издали он завыл сиреной, требуя очистить ему фарватер.
– Лоцман, глубина здесь позволяет прижаться к берегу?
– Здесь нет, – ответил Арчер. – Надо немного продвинуться.
– Действуйте…
«Охотник» прижался к черте берега. Домик, мимо которого они уже проходили, все еще светился открытой дверью. И так же хорошо было видно сидящих за столом немцев, слышались их голоса, пиликанье губных гармошек. Тральщик пронесся мимо катера.
Неожиданно в кустах, растущих на пахте, под которой стоял катер, раздался чей-то голос и судорожные всхлипывания, показавшиеся всем рыданиями. Когда же тральщик удалился и шум его машин перестал быть слышен, эти всхлипывания повторились. Скоро все поняли, что человек в кустах не рыдает – его просто выворачивает наружу.
К старшему лейтенанту, вращая тяжелыми кулаками, подошел боцман Чутунов.
– Товарищ командир, разрешите приволочь его сюда?
– Куда его к черту, – брезгливо ответил Вахтанг, – он нам загадит палубу.
– Не беспокойтесь, я из него всю блевотину еще на берегу вытряхну!
– Так он пьяный. Еще заорет, панику поднимет раньше времени…
– Только позвольте, там я все улажу.
Вахтанг отпустил, и старшина, перескочив на скалу, цепко взобрался наверх. Скоро в кустах раздался приглушенный крик, хруст веток, и через минуту Чугунов уже спускался на катер, неся на плечах «языка».
– Офицер, не кто-нибудь, – радостно сообщил он, скидывая его в люк.
Катер снова дал ход, и на траверзе выходных мысов у него запросили позывные. Но ловушка уже осталась позади, впереди лежало море – Вахтанг почувствовал себя почти на свободе.
– Не отвечать на позывные! Полный вперед!..
Палтусово Перо снова дало проблеск во тьму и неожиданно осветило «охотник» ярким лучом прожектора.
– Ах, черт возьми! – сказал Вахтанг, закрывая лицо руками от слепящего света. – Неужели?..
И в этот же момент катер швырнуло от близкого взрыва. Снаряды легли почти рядом – наводка велась по заранее пристрелянным квадратам. Заговорили батареи вкопанных в землю танков. Несколько прожекторов одновременно зашарило по волнам, выискивая цель, но катер, перелетая с волны на волну, уходил все дальше и дальше от вражеского берега…
* * *Захваченный боцманом гитлеровец оказался офицером службы наблюдения и связи – службы, которой больше всего известно о передвижениях кораблей, о всех постах и батареях в гавани Лиинахамари. Протрезвев еще на катере, он дал в оперативном отделе штаба много сведений, которые на следующий день были подтверждены авиаразведкой. Контр-адмиралу Сайманову окончательно стала ясна система обороны Петсамо-воуно; еще весной лейтенант Ярцев, побывав в Лиинахамари, докладывал, что основную угрозу представляют батареи мыса Крестового, – этот мыс и сейчас оставался главным огневым узлом противника. Но слабые стороны охраны побережья, занятого гитлеровскими егерями, проступали уже явственнее, и подробный доклад Вахтанга Беридзе обо всем виденном значительно уточнил места высадки будущих десантов.
Прощаясь с командиром МО-216, контр-адмирал приказал ему составить документацию на представление боцмана Чугунова к награде орденом Отечественной войны. Когда старшина узнал об этом, он вдруг неожиданно затосковал и до самого отбоя ходил за командиром по пятам, жалуясь:
– Товарищ командир, а, товарищ командир!.. Неудобно вроде перед людьми получается. Другой солдат, прежде чем медаль получить, так семь потов и кровей прольет, а мне на пьяного дурака повезло, и – орден!.. Как же это? Да меня в кубрике ребята засмеют…
Чугунов понял, что награждение все-таки состоится, и перевернул на своем бушлате пуговицы якорными лапами вверх, что означало: недоволен начальством.
Нерешенный вопрос
– Ну, что тебе, Рябинин?
– Вы, товарищ старший лейтенант, обещали меня сегодня на берег отпустить.
Никольский собирал блестящие части ружья – готовился идти в сопки на охоту.
– Вот хочешь, – предложил он, – пойдем вместе. Сейчас, к осени, зайцы жирные.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, но у меня еще дел много. В прошлый раз волна так хлестала, что все оружие пятнами пошло. Чистить надо теперь до самого ужина.
– Ну, ладно. Домой пойдешь после ужина.
Сережка целый день провел в работе, а Никольский, усталый и довольный, вернулся на катер, неся за уши толстого полярного зайца.
– Вот, – добродушно сказал он, – бери, отвезешь своим. Мне-то он ни к черту не нужен!
– Спасибо, товарищ старший лейтенант.
К вечеру Сережка пришел домой. Квартира стояла пустая, неприбранная. На столе записка: «Если придешь, нас не жди». Беспечно насвистывая, юноша направился к Степану Хлебосолову, захватив с собой зайца.
Домик навигационного смотрителя стал вспоминаться ему все чаще. Сам не желая признаваться себе в этом, Сергей хотел встретиться с внучкой дяди Степы. И часто, работая на палубе катера, он вдруг останавливался при мысли: «Странно, я даже не запомнил ее лица».
И сейчас, размашисто шагая по берегу залива, он думал:
«Надо же посмотреть ей в лицо, а то получил пять суток гауптвахты, а за кого – не знаю…»
Еще издали он заметил девочку с пышной копной русых волос. В руках у нее была палка. Девочка играла с морем. Подбежав к воде, она совала палку в шумящий прибой и выжидала. А когда брызжущий пеной вал наступал на берег, девочка со смехом убегала.
Сережка подошел к ней, и она, тряхнув головкой, доверчиво сообщила:
– Я палку вон там взяла!
– А ты чья же это будешь? – спросил он, оглядываясь на окна избушки навигационного смотрителя.
– Сейчас? – переспросила девочка, точно ее принадлежность к семье зависела от времени.
– Ну, хотя бы сейчас.
– А сейчас я дедушки Степы. А раньше была тети Поливановны. А еще раньше – мамина.
И, щуря васильковые глаза от лучей заходящего солнца, деловито осведомилась:
– А ты кто?
– Я?.. Ну, как бы тебе объяснить… Вообще я – боцман.
– Вот и врешь, – весело отозвалась девочка. – Боцманы все старые, как дядя Антон, а ты совсем еще молодой, и усов у тебя даже нету.
– Же-еня-а! – раздался девичий голос. – Домой!
Сергей обернулся. На крыльце дома стояла внучка Хлебосолова. Тогда он подал девочке спрятанного за спиной зайца и тихо сказал:
– Беги, отдай.
И, счастливая от такого подарка, Женя побежала к дому, еще издали крича:
– Анфиса!.. Анфиса, ты смотри, что мне дядя дал!..
Сережка подобрал брошенную девочкой палку и, сталкивая ею в воду мелкие камешки, пошел следом за Женей. Когда он приблизился к порогу дома, девочка рассказывала Анфисе:
– Вот, говорит, что он боцман. А разве боцманы такие бывают?
Внучка Хлебосолова протянула ему руку:
– Вас, кажется, Сергеем зовут. Здравствуйте!.. Мне дедушка очень много о вас рассказывал.
– О чем же?
– Ну, это секрет!
Прошли внутрь дома. Здесь было все так же, как и в прошлую осень, когда он, получив паспорт, уходил отсюда в море. Но в то же время здесь многое изменилось: на всех вещах чувствовалось заботливое прикосновение хозяйской девичьей руки.
– А где дядя Степан?
– Скоро вернется. Пошел на ялике вехи красить.
В углу ворковал что-то свое медный самовар.
– Вы будете чай с нами пить? – спросила Анфиса.
– Буду…
Чай пили с вареньем из прошлогодней морошки и с колобками. Внутри каждого колобка была искусно запечена сушеная слива, – в этом, очевидно, и состоял главный секрет кулинарии Анфисы.
