Валерий Замыслов - Иван Болотников
— Не всех. Много лизоблюдов развелось да прихлебателей боярских. Годунова доброхоты! Им и деньги, и хлеб, и оружие.
— А нам, низовым, лишь брань да угрозы. Ни зипуна, ни зелья, ни хлеба. Как хочешь, так и крутись. Так ужель нам по куреням сидеть?
— Не станем сидеть!
— Не станем, Федор. Саблей зипуны добудем!
Оба разгорячились, зашумели.
В горницу вошла Агата. Поставила кувшин на стол, молвила с улыбкой:
— На весь баз крик подняли. Лучше бы песню спели.
— Не до песен, женка. Сгинь! — прикрикнул Федька.
Но Агата не «сгинула». Уселась рядом с Берсенем, коснулась мягкой ладонью его кучерявой головы.
— Не гони. Я тебя, почитай, и не вижу. То в степи, то на майдане. Не домовитый ты, Федор. Все тебя куда-то носит.
— А я перекати-поле, женка, — смягчил голос Берсень, Придвинул к себе кувшин, налил в деревянный ковш холодного квасу, жадно выпил.
— Перекати-горе ты, — вновь улыбнулась Агата. — И зачем только меня с засеки сманил?
Оглянулась на Болотникова, при этом в больших синих глазах ее блеснули ласковые искорки.
— Помнишь, Иван, как он меня улещал?.. Кочетом ходил. Оседло-де жить буду. А что вышло? И десяти седмиц вместе не побыли. Нужна ли ему жена? Он давно ее на коня променял. А ведь на засеке иное гутарил. Помнишь ли, Иван?
ГЛАВА 4
ЛЕСНАЯ ЗАСЕКА
Болотников встретился с Федькой Берсенем в то самое лето, когда они с Васютой Шестаком, бежав от боярской неволи, доплыли на купеческом насаде до Тетюшей. Но дальше плыть не довелось: в городе Иван столкнулся с торговым человеком князя Телятевского. То был приказчик Гордей, прибывший в Тетюши с княжьими товарами.
…Болотников неторопливо тянул из медной кружки сбитень, когда к нему вдруг шагнул черный дородный мужик. Лицо округлое, глаза пронырливые, пушистая борода до ушей. На мужике суконный кафтан, опоясанный зеленым кушаком, и сапоги из мягкой, дорогой юфти.
— Так вот ты куда убег, Ивашка… Ну здорово, здорово, страдничек. Не признаешь?
Болотников вгляделся в мужика; где-то он видел это лицо. Но где? Уж не в Москве ли боярской?
Молча допил сбитень, отдал деньгу и кружку походячему торговцу и вновь зорко глянул на мужика. Но припомнить так и не смог.
— Не ведаю тебя.
— Не ведаешь, стало быть… Аль в бегах-то память отшибло? А я вот тебя сразу признал. Как такого молодца не приметить?
— Не петляй, — насупился Болотников. — Сказывай толком или проходи мимо.
— Ишь, какой ловкий, — ухмыльнулся мужик и цепко ухватил Ивана за рукав кафтана. — Пошто мимо, милок? Тебя, чать, князь ждет не дождется.
«Княжий приказчик!» — наконец-то вспомнил Болотников. Когда-то он видел Гордея на московском подворье Телятевского.
— Эгей, служилые! Хватай беглого!
Болотников двинул Гордея в мясистый подбородок, и тот отлетел к лавке. Иван же метнулся в густую толпу.
— Стой! Куды-ы-ы! — рявкнули стрельцы, но Болотников затерялся среди посадских. Запетлял по слободам, а затем выбрался на откос и споро зашагал к насаду. Поманил Васюту.
— Уходить надо, друже.
— Как уходить? — беззаботно переспросил Васюта. — Купец не забижает, поплывем до Астрахани.
— Приплыли, друже. На торгу с приказчиком Телятевского повстречался. Теперь меня стрельцы ищут.
— Худое дело, — обеспокоенно протянул Васюта, но, глянув на купеческое судно, оживился. — Так то в городе. Пущай себе ищут, а мы в насаде побудем.
— Пустое речешь, друже. Тут нам еще два дня торчать. Когда-то купчина с торгом распрощается. А у Телятевского приказчики не дураки, все суда со стрельцами обшарят. Не отсидеться нам в насаде. Так что поспешим, друже.
— Куда ж пойдем, Иванка?
— Покуда Волгой, а потом в леса свернем.
Шли Волгой с версту, а когда миновали слободы, тянувшиеся вдоль реки, то выбрались на крутой, обрывистый берег. Постояли недолго, любуясь открывшимися далями.
— Прощай, Волга-матушка. Авось еще и свидимся, — негромко произнес Болотпиков.
Углубились в лес; было тихо и сумеречно, солнце едва пробивалось сквозь густые, лохматые вершины. Духовито пахло смолой, хвоей и травами.
— Экая тут глухомань. Не закружить бы, — молвил Васюта.
— Выберемся. Здесь леса не такие уж и великие. Глухомань, поди, кончится.
— Так не сбиться бы.
— Не собьемся. Солнца не видно — по деревьям пойдем. На них приметы верные. Примечай зорче.
На шестой день пути нежданно-негаданно наткнулись на огромный лесной завал. Повсюду, насколько хватало глаз, торчали срубленные деревья; на высоченных, в рост человека, пнях лежали суковатые ели и сосны, обращенные вершинами на солнцепек.
— Чудно, — хмыкнул Васюта. — Кто ж так деревья рубит? Глянь, Иванка, какие пни. Не менее сажени, надумаешься срубить. И деревья зачем-то на пни подняли. К чему вся эта канитель? Ты чего-нибудь разумеешь?
Болотников отмолчался: он не знал, что и ответить Васюте. Лесной завал был и в самом деле необычен. Пни-надолбы и поваленные верхушками вперед сосны и ели составляли непроходимую полосу, через которую ни конному, ни пешему не пробраться. Но кому такой завал понадобился? Уж не разбойной ли ватаге, которая, возможно, шастает по этим дремучим лесам? Но уж больно велика заграда. Ого-го сколько тут мужиков надо! Едва ли ватага примется за такое тяжкое дело, тут чуть ли не на версту лес вырублен.
— Обогнем, — сказал Болотников.
Пошли вдоль завала, а когда он кончился, то перед ними вдруг предстал крепкий, высокий частокол из толстенных сосновых бревен.
— Крепостица! — удивленно присвистнул Васюта. — Это в такой-то глуши. Да кто ж обосновался здесь?
Не успел Васюта проговорить, как с крепостицы послышались звонкие удары сторожевого колокола, видимо, незнакомых людей приметил дозорный. За частоколом раздался чей-то выкрик, заскрипели окованные медью ворота. Из городка высыпал десяток воинов в кольчугах.
Васюта попятился в лес, но Болотников продолжал стоять на месте.
— Кто такие? — громко вопросил один из воинов.
— Странники, — коротко отозвался Болотников.
— А может, лазутчики вражьи? А ну вяжи их, ребята!
— Пошто вязать? Сами пойдем. Айда, Васюта.
Васюта вышел из леса, но ступил к крепости с неохотой. Угрюмо подумал:
«Иванка на рожон лезет. Один бог ведает, что это за люди. Тут недолго и башку потерять».
Воины окружили парней и повели в крепость. Болотников шел спокойно и с любопытством разглядывал деревянный городок, усеянный приземистыми сосновыми срубами. Посреди крепости высился дубовый храм со шлемовидными куполами и шатровой звонницей.
— Куды поведем, Тереха? В пытошную аль к воеводе? — спросил вожака-десятника шедший подле Болотникова воин.
Тереха еще раз оглядел парней, почесал загривок и порешил:
— Успеют в пытошную. Пущай допрежь сотник опросит.
Вскоре Болотников и Васюта предстали перед огненно-рыжим бородачом в суконном темно-синем кафтане с золотыми петлицами. Был он плотен, с коротким приплюснутым носом и с острыми цепкими глазами, которые не просто смотрели, а буравили, пронизывали насквозь.
— Что делали на засеке, милочки? — прищурив колючие глаза, вкрадчиво вопросил сотник.
— А ничего не делали, — пожал плечами Болотников. — Шли себе — и вдруг завал.
— Не шли, а таем пробирались. Добры люди по дороге ходят, вы же засеку доглядывали и воровской умысел держали.
— Навет, батюшка, шли мы с чистыми помыслами. Клянусь богом! размашисто перекрестился Васюта.
— Полно, полно, милок. Оставь бога в покое. Лихие вы людишки. Небось, засеку норовили спалить? Поганым продались!
Голос сотника загремел по Воеводской избе, а глаза стали еще более злыми и ехидными.
— Напраслину несешь, сотник. Ужель за врагов нас принял? — резко бросил Болотников.
— А про то кнут сведает. В пытошную лазутчиков!
Караульные вытолкали парней из Воеводской и потянули в застенок.
«Вот и дошли до Поля», — с горечью подумал Болотников.
Васюта шел понурив голову. Глядел в гривастый затылок Терехи и так же с угрюмой обреченностью раздумывал:
«Отгуляли. От Багрея вырвались, от стрельцов ушли, а тут сами под топор сунулись».
Впереди показался вершник в нарядной одежде. На всаднике — охабень[66] зеленого бархата, с отложным воротником, шитым красным шелком и тонкими серебряными нитями; полы опушены бобром и низаны мелким жемчугом. Под охабнем виднелся малиновый кафтан, опоясанный желтым кушаком с кручеными кистями в бисере. За кушаком — чеканный пистоль с короткой рукоятью в дорогих каменьях.
Воины посторонились, толкнули парней к обочине, сияли шапки.
— Здрав будь, воевода!
— Здорово, молодцы! Кого ведете?
— Да вот у засеки пымали. В пытошную, Тимофей Егорыч.
