Золотой век. Книга 2. Империя - Конн Иггульден
Он защищал себя довольно убедительно. С холодной ясностью объяснил каждое принятое решение. Поклялся богами, что не брал взяток за освобождение царя Македонии на земле Персии, а лишь по праву победителя проявил милосердие. Те, кто не поступил бы так же, разумеется, сомневались в правдивости его слов. Некоторые из собравшихся находились под властью злобы или зависти и ничего не слушали. Они не могли допустить существования более высоких стандартов морали, чем их собственные.
Перикл коснулся губ кулаком. Он присоединился к обвинителям, потом решил ничего не говорить до самого конца. Все взгляды были прикованы к нему – подозрительные, сомневающиеся, он это чувствовал. Люди знали, что Кимон – его друг, если не все, то некоторые точно. Однако нарушителю закона это не поможет. Любой афинянин осудит человека за нечестивость или измену. В таком случае даже родные посчитают своим долгом обречь виновного на смерть или изгнание. В результате никто не знал наверняка, как поступит Перикл. Он откашлялся и заговорил:
– Я выслушал все, что было сказано. Ничего не упустил. Как только начался этот суд, ко мне вечерами подходили многие, с юности знавшие Кимона. Стоило мне выйти в город, меня останавливали люди, желавшие напомнить, как Кимон командовал кораблями в сражении при Саламине или как он сражался с персами, разбив их флот и армию при Эвримедонте. Как привез домой останки Тесея, афинского царя, убившего Минотавра. Все это известно.
Слушая перечисление достойных деяний, стоявший сбоку от оратора стратег Эфиальт кривил губы. Еще бы, подумал Перикл, сам-то он мало чем может похвастаться.
Ветер крепчал и менял направление, теперь он дул с севера, поднимал пыль и приносил какой-то пряный запах. Перикл ощущал на языке их смешанный привкус.
– Мы высоко ценим своих людей. Каждый человек в Афинах может быть судьей и решать судьбу любого другого, хоть стратега, хоть плотника. Это право разбирать дела и выносить решения – биение сердца нашего города, живая свобода. Мы не тираны, чтобы обвинять кого бы то ни было на основании одного лишь свода законов или слова, сказанного против него врагами. Нет. Мы собираем сведения, мы слушаем, мы решаем.
Перикл окинул взглядом окружавшие его непримиримые лица. Собравшиеся на этом холме относились к своей обязанности очень серьезно. Судьба Кимона зависела от их суждения, и Перикл не знал, сможет ли поколебать мнение людей.
– Так вот, тем, кто считает, что Кимон занимает слишком высокое положение, чтобы его судили, я говорю: все мужи подлежат суду. Отсюда его отец вместе с моим отцом отправился в поход, чтобы сражаться и победить в битве при Марафоне, но что с того? Мой отец высказался против отца Кимона на суде, несмотря на их дружбу. Мильтиад зашел слишком далеко. Его судили на этом самом месте, здесь, на Пниксе, и признали виновным. Он умер в тюрьме.
Кимон смотрел на него холодным взглядом. Перикл сглотнул, у него вдруг перехватило горло.
– Вы можете сказать, Мильтиад заслуживал лучшей доли. – Он взмахнул рукой, будто подыскивал примеры. – Вы можете сказать, архонт Кимон много лет кормил бедняков в Афинах! Это сейчас не имеет значения. Вероятно, он убеждал своих друзей отдавать плащи замерзавшим в холодные месяцы людям. Выбросьте все это из головы. Прошлое не в счет. Сегодня на этом суде важны только предъявленные обвинения.
Перикл поднял вверх палец:
– Имел ли Кимон, как победитель при Эвримедонте, право дать свободу царю Македонии, союзнику персов? Тогда, на поле боя, где воздух напитан запахом крови и гарью, у Кимона не было времени, как у нас сегодня, спокойно решать этот вопрос. Не ему полагалось заключать новый союз, обращать врагов в друзей, проявляя к ним милосердие! Эта роль принадлежит совету Афин, самим людям.
Он помолчал, видя, что слушатели заволновались.
– Второе обвинение. Правильно ли поступил Кимон, когда не пошел вглубь Персии, бросил преследование бегущей армии персидского царя и не нанес ей большего урона? Смею заметить, его решение спасло несколько жизней. Сейчас в Афинах живут люди, которые наверняка погибли бы, окажись они в тех неведомых землях. И что с того? Мужчины гибнут на войне! Кое-кто утверждает, что Кимон командовал войском и мог сам принять решение, но сегодня мы судим его за это. Вдали от той речной долины, той боли и усталости, которые они познали тогда. Может быть, ему следовало пойти на риск. Что ж, решать вам, не кому-то другому. Не Кимон, не стратег Эфиальт и не я сделаем это. Если вы признаете Кимона виновным, значит то, как он служит Афинам, вам не нравится. Это ваше право как свободных людей. Судить. Как обвинители, мы тогда потребуем его смерти или изгнания за эти проступки, если их признают таковыми.
Все неотрывно глядели на него, словно Перикл сам себя сжигал на костре и они следили, как он горит. Ему хотелось улыбнуться, но он научился у своего отца суровости, а потому лишь кивнул и поднял третий палец, прижав мизинец большим:
– Последнее. Обвинение в том, что Кимон забрал себе бо́льшую часть золота персов с Кипра, из лагеря у Эвримедонта. Не важно, сколько его людей вернулись домой с полными золота кошельками или с новой одеждой! Архонт может позволить себе большее. Я выслушал тех, кто говорит: Кимон не носит золота, он живет как спартанец. И других, которые считают: он устранил угрозу, что персы в третий раз разграбят и сожгут Афины. Нам известно, что Кимон внес много денег в городскую казну, но кому знать, сколько он удержал? Его люди принесли в город серьги и золото, тратили деньги, как персы. О, Кимон может жить просто, но его семье принадлежат земли, которые сдаются в аренду. Его родные заплатили штраф, который помог нам построить флот! То есть они богаты. Золото не подвержено тлению, а вот люди… Я говорю о том, что богатство стремится к богатству, так было всегда.
Перикл замолчал, беспокойно думая, не слишком ли назидательна его речь. Он сделал все, что мог, и намеренно решил взять слово перед самым голосованием. Вода, перетекавшая из горшка в горшок, ограничивала его речь, и верхний сосуд уже подрагивал. Куда подевалось время? Сказал ли он все, что хотел? Трудно было удержаться и не вспомнить известные ему театральные пьесы. Это тоже