Крестный ход над Невой - Мария Александровна Мельникова
– О! Ты пришёл, радость моя?! – старик вдруг обернулся к Степану, словно почувствовав его приближение. Небесно-чистые глаза его сияли радостью. – Ну, слава Богу! А я вот тут… как видишь… – И он улыбнулся и смущённо пожал плечами. – Рисовал для тебя, рисовал, пока дожидался. А оно вот как-то так…
Говоря это, старик зачерпнул кисточкой жёлтую краску, видно желая всё-таки поправить свой рисунок, но от нового неловкого движения густые жёлтые капли сорвались с кисточки и полетели на лист.
Степан был поражён и пригвождён к месту. Он забыл в этот момент, зачем пришёл, мысли путались, его переполняло удивление: совершенно незнакомый человек посмотрел на него без отвращения и издёвки, а с участием и теплом! С тем теплом, по которому мальчик так истосковался за свою тяжёлую, безрадостную жизнь.
И в этот момент Стёпа увидел, как жёлтые капли стекают по листу, а чернота отступает перед ними, расползается и бледнеет побеждённая. Одновременно душа его тоже освобождалась от ледяных тисков, в которые была зажата все последние дни. Мальчику вдруг стало и больно, и радостно. В смятении он бросился бежать подальше от Невы, от моста, который должен был стать трамплином в смерть, от этого странного, но почему-то такого родного человека, от зримой победы света над мраком, которую запечатлели на бумаге неумелые мазки краски.
Из глаз мальчика струями лились слёзы, но теперь они были кристально чистыми и светились.
Глава вторая. Первый друг
После пробуждения
Прибежав домой, Степан сбросил в прихожей обувь и рюкзак и, не переодеваясь, в чём был, завалился на свой диван и тут же провалился в глубокий сон без сновидений. Очнулся он только на следующий день. Когда мальчик открыл глаза, то увидел, что на стуле рядом с ним сидела мама и держала его за руку.
– Ты чего? – удивлённо спросил Стёпа, отдёргивая руку.
– Ты сам меня позвал… И я пришла, – устало улыбнулась мама. – Во сне звал, но я всё равно пришла. Ты заболел, Стёпа? У тебя что-нибудь болит?
– Теперь нет… Вроде, нет… Не болит… – сказал Степан, прислушиваясь к себе.
Впервые за долгое время он чувствовал себя отдохнувшим и счастливым. А главное, исчез из души тяжёлый, чёрный страх…
– Ну что ж, просыпайся и поднимайся… И давайте вместе пообедаем. И Гошу мне пора покормить, и всем нам пора кушать: кому обедать, кому завтракать… – Она погладила сына по голове и торопливо вышла из комнаты.
За столом собрались все, кроме папы, который всегда возвращался с работы только поздним вечером. Когда Стёпа пришёл на кухню, все стулья были заняты, гремели ложки, бабушка, вооружившись большим половником, командовала общим хором, а заодно разливала по тарелкам суп. Стёпа втиснул табуретку и подсел к столу.
Наташа, Оля и Паша уже успели вернуться из школы и оживлённо обсуждали новости, Гоша повизгивал от радости при виде своих любимых сестёр и братьев и стучал по столу ладошками, мама, как бы невзначай, ложка за ложкой скармливала ему персональную, перемолотую кашу.
– У нас, как я погляжу, сегодня настоящий праздник! – сообщила бабушка. – Ох, наконец-то все дети вместе! Все за одним столом. Все дружные и довольные. Век бы любовалась! По такому случаю я к чаю открою коробку конфет!
Стёпа давно отделился от своего семейства, стараясь как можно меньше пересекаться с ним, и теперь ему было и смешно, и неудобно вот так, в тесноте и незатихающем ни на минуту гомоне, сидеть за столом. Он быстро выхлебал свою порцию супа и, поблагодарив бабушку и маму, протиснулся в коридор.
– Я – на улицу! – крикнул он уже из прихожей, спешно надевая куртку и ботинки.
– Опять… – вздохнула мама, но не стала останавливать его.
Степан сбежал по лестнице во двор и стремительно зашагал к Неве. «Только бы вчерашний художник был здесь! Только бы, только бы!..» – думал он.
Едва мальчик вывернул из-за угла дома на набережную, сразу увидел картину, которая полоснула его по сердцу, убив радость.
– Чего ты тут стоишь, вообще?! Нормальным людям пройти мешаешь! – гнусавил коренастый, бритый парень, смачно чавкая жвачкой.
Компания агрессивных подростков окружила старика в коричневом пальто, притиснув его к каменному бортику набережной. Бритый, который был наглее прочих, схватил банку с грязной, бурой водой, в которой плавали куски краски, и выплеснул её на лицо, на седую, редкую бороду и одежду художника.
– Так тебе и надо! Крыса хвостатая! – загоготали его дружки и, насмеявшись, собрались идти дальше.
– Хорошие мои, спасибо вам! Надоумили старика, – поклонился им в пояс художник. – Это ж я по скудоумию своему, а не со злости здесь так расположился! Спасибо! Век буду за вас Бога молить, сердешные вы мои, птенчики вы мои, – ласково добавил он.
– Вот, шизик, – сплюнул один из подростков. – Пошлите! Он же ненормальный какой-то!
И компания, трусливо озираясь на странного, нелепого человека, который снял с головы остренькую вязаную шапку и широким крестом перекрестил каждого из них, ретировалась к Литейному мосту и растворилась в толпе людей, спешащих на другой берег Невы.
– Ой, сердешные мои… – печально качал головой старик, даже не пытаясь вытереть с лица воду и разноцветные куски краски, прилипшие к его щекам. – Бедненькие, ох, бедненькие…
Красный сигнал светофора наконец остановил машины, и Степан смог перебежать дорогу.
– Зачем вы им «спасибо» говорили?! Ещё кланялись?! Этим! – потрясённо выкрикивал мальчик. – Они же вас!.. Это же вообще самые отморозки злые!.. Им всё нипочём!.. Неужели вы сами этого не понимаете?!
– Радость моя! Ты пришёл?! Слава Богу! – тепло повторил вчерашние слова старичок и так же, как накануне, чуть смущённо и ласково улыбнулся ему.
От этой улыбки и этих слов запал в душе Степана сразу угас, всколыхнувшаяся было ненависть усмирилась. Мальчик достал из кармана салфетку и, немного конфузясь, протянул старику:
– Вот… Возьмите, пожалуйста. У вас на лице краска висит…
– Видишь, радость моя, какое у тебя доброе сердце! Такое сердце, как у тебя, просто так
