Пасынки Степи - Хайдар Маратович Байзаков
– А ты? – подкладывая дымящий кусок мяса в тарелку мужа, спросила Асем.
– Я в замешательстве. Не стал спрашивать, почему это он мне все рассказывает. Тактично головой покивал его проблемам и ушел.
– Так теперь весь дом думает, что ты прокурорский, – спокойно ошарашила новостью жена.
– А!? – муж резко вскинул голову, отрываясь от вкусного жаркого.
– Так и есть. После того случая в чате такое оживление было. Все строили догадки, кто ты и в конце концов решили, что с прокуратуры.
– Да ну? – откидываясь на спинку кухонного стула, протянул удивленно он.
– Что за случай? Что за случай? Почему мы не знаем? – перебивая друг друга, громко спросили дети.
– Ваш папа проучил одного негодяя.
– О, наш папа супергерой! Как Человек-Паук.
Уже поздно ночью в спальне расслабленная и довольная Асем, доверчиво склонившись над засыпающим мужем, загадочно прошептала:
– А больше всех в чате женщины одинокие тобой интересовались.
– Угу, – не раскрывая глаз, чтобы не выдать себя, пробурчал Аманжол.
– Что «угу»? Смотри у меня, – хлопнула ладошкой по груди мужа Асем, играя роль ревнивой жены.
– Ладно, спать давай. Завтра рано вставать.
– Да, этот полет в Атырау такой неудобный.
За себя же мужчина не переживал. К раннему утреннему рейсу он был готов. В последнее время он стабильно просыпался в три-четыре часа ночи в тревожном состоянии, иногда в холодном поту. Потом до утра просто лежал перед включенным телевизором, бесполезно стараясь уснуть. Состояние усталости начинало проявляться только днем, после употребления плотного обеда. Он пытался изменить режим, не спать днем. Но все равно снова и снова ночь представала перед его раскрытыми глазами. И до рассвета еще далеко…
* * *
Аманжол из окна машины оглядывал утреннюю весеннюю степь. В отличии от южных регионов атырауская земля была суховата, желтовата. Но он сам давно не видел горизонта.
С больной головой после вчерашнего застолья его везли в Сарайшык. Вчера он по пьяни проговорился, что хотел бы посмотреть ставку казахских ханов. Столицу Ногайской Орды.
И ранним утром за ним заехал водитель на большой белой машине. Водитель, словоохотливый малый рассказывал, что он сам с поселка Махамбет, недалеко от Сарайшыка. Поэтому он оставит Аманжола в древнем городище, а сам дальше поедет к родителям, но на обратном пути через пару часов заберет его. Потому что возвращаться в Астану нужно было в тот же день, после обеда.
Оставив пассажира возле музея, водитель, залихватски газанув на служебной машине, сорвался дальше в степь.
Аманжола мучила жажда с похмелья. Музей был пуст. Рядом не нашлось ни одного магазина. Он спустился к реке, с мыслями о том, чтобы хоть лицо и голову ополоснуть. Заметил странного старика, неожиданно очутившегося рядом. Длинный, как жердь, в рванном халате, тот протягивал старинный кувшин с жидкостью. Вода показалось с каким-то привкусом, но прохладная и приятная. Вдруг стало тяжело ногам, захотелось присесть.
«Ложись, ложись, айналайын, отдохни. Ты долго шел», – убаюкивал голос старца. Аманжол уложил голову на прогретую степь и сознание покинуло его.
ГЛАВА 2 – САРАЙШЫК – ХVI век
Степь! Долгожданная!
Юный джигит верхом на молодой лошади несся навстречу солнцу. Блестящие по утру от росы крепкие копыта сильной кобылицы мягко ложились в пестрый, светло-серый и изумрудный весенний ковер степи. Отвыкший от постоянной верховой езды, привыкший передвигаться пешком по замкнутому дворцу Сарайшыка, всадник с радостью снова ощущал силу конного полета на открытой во все стороны земле. Бьющие прямо в ноздри сладковато-горькие, нежные и терпкие запахи весенних просыпающихся степных трав дурманили и пробуждали у юноши забытые чувства. Шальной, как будто после выпитого пьянящего кумыса, юноша радостно кричал во весь голос.
Из-за пустоты в Степи получается прочувствовать свое настроение. Когда в Сарайшыке, то цивилизация сама заполняет эмоциями, с принуждением. Шум базаров, рев верблюдов от караванов, люди, запахи еды – всего этого не избежать, оно повсюду. А в Степи ощущаешь такую пустоту, что пугаешься, потому что Сарайшык, как оказалось, очень сильно вытесняет собственные мысли из головы. Только постепенно, со временем, джигит стал прислушиваться к себе. Интересное чувство – наверное, похоже на пробуждение.
Он спешил в родной аул. К отцу. Давно, как только он прошел первый мушел, двенадцатилетний цикл, то сразу же после встречи нового года, празднования Наурыза, отец отдал его во дворец Сарайшык. Чтобы не зависел сын от Степи с ее неспокойным характером. Чтобы всегда был сыт и в безопасности. Еще тайную надежду имел при себе отец. Он мечтал, что его сын станет могущественным мурзой при правителе Сарайшыка. Чтобы он разрешал вечные споры между родами за земли, зимовки, за колодцы в пользу своего родного аула.
Жива была память, как тридцать лет назад в результате трёхлетней засухи и гололедицы зимой пал весь скот, началась междоусобная борьба, следом пришла эпидемия чумы, до половины населения Ногайской Орды вымерло, и стали роды откочёвывать на Северный Кавказ. Отец помнил эти времена. Как почерневшие от горя родители хоронили своих детей, погибших от голода. Как каждый раз сами умирали при этом. Как изможденные, истощенные от недоедания кочевники бились за каждый зеленый кусок пастбища, как брали силой друг у друг скот. Чтобы хоть один ребенок выжил. Чтобы не пропасть, чтобы было потомство, чтобы продолжался род.
Горе кочевников оставалось замершим и передавалось по наследству из поколения в поколение по всей Степи.
Мурзы дворца именем правителя Сарайшыка собирали глав родов, аул, уважаемых старейшин для решения спор, возникших в Степи. И делили не поровну, а по совести и справедливости. А справедливость всегда была и будет на стороне сильных и богатых. Степные мурзы, умудренные сединой, тяжестью мешочков золота и количеством табунов лошадей решали вопросы в свою пользу. Поэтому так важно было для все понимающего отца, чтобы его сын Касым стал могущественным в Сарайшыке, чтобы решал все споры между аулами в пользу своего рода. А иначе зачем тогда власть, если ты не используешь ее для себя, для своего рода?
Важные придворные мастера, прослушав глазастого мальчика и прощупав хрупкое тело, провели последнее испытание. Произносили незнакомые слова, и он в точности повторял их одно за другим. Заставляли слушать пение дворцовых птиц, и он, старательно вытягивая свою тоненькую шею, повторял их мелодичность. Так его судьба в ставке правителя Сарайшыка была решена. Он стал толмачом. Толкователем языков чужих народов.
Отец очень огорчился. Он отдал лучших лошадей, чтобы его сын
