Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила) - Екатерина Константиновна Гликен
«Стал не благословясь, пошел не перекрестясь, из ыбзы не двермя, из двора не воротам(и) в чистое поле, в зеленое море. К самому царю Сатане, к самой царице Садомице идут тритцать трибеса, три дьявола. И аз, раб Божий Н., отрицаюсь веры Христовы, и отца своего, и матери и прикаясь (?) вам, сатанам: аз есмь, примите меня, раба Божия Н., и я рад вам служить, и работать, и закон ваш исполнять, а вы послужите мне и поработайте, как вы служие царю своему Садоне и своей царице Сатонице, подите к рабе Божии Н. девице или Н., разжите ей, царице, и душу у в белом теле, черную печень, и горячую кровь, и семдесят три состава, и един состав, и все подколенные подхиски (?), чтоб она лежала и тосковала в денном часу, в ношном и во утренном, как бел петух по земле трепещется (?), так бы она, раба Божия Н., трепетала и тосковала по мне, рабе Божии Н., в денных часах, в ночных и во утренних, и как бел камень Алатырь лежит во окияне-море, и как она меня не завит и гласу моего не заслышит, тако бы (?) лежала и тосковала…» и так далее. Наговор этот надобно было творить на пот свой, который выжимать в пиво или вино и подавать тому, кто для заговора потребен. Где уж крестьянским детям на такие выдумки решиться?
Епископ Ярославский просился у святейшего Синода перевести его в другой приход: «в церковь выходить страшно и на улицу». Вся губерния-де охвачена волшебством. Позже по его жалобам двух дъяков и иеромонаха взяли с подобными тетрадями, чего и удивляться просьбе епископа убрать его с нечистой земли.
И вот опять Ярославская губерния. Но тут дело, в отличие от Якова Ярова, посложнее.
В деле Симбирского волшебника Ярова не было порчи.
Здесь, в деле Катерины Ивановой, две женщины показали, что она их испортила, перекинув на них двух демонов, бывших у нее в услужение. В таком деле иного и не может быть исхода, кроме как смерть. Однако Александр Николаевич снова перечитывал дело Якова Ярова, а не то, какое ему предстояло изучить, чтобы разрешить ситуацию по просьбе недавней знакомицы его.
В деле Ярова выяснилось незадолго до казни волшебника, что жена оговорила его, желая наказать, за то, что гулял к соседней женке. И как он часто туда ходил, сильно в бабе его разгорелась злость. Мечта обвинить греховодника в еретичестве на блуд, тихо горела в душе ее не один год, прежде чем громом ударила по неверному мужу.
Остыв и оказавшись одна с дитем на руках под началом большухи, изнывая от тягот приема мужниной семьи, захотела баба всё возвернуть как было, с чем повторно обратилась в канцелярию. После обращения ее и розыскных на том основании действий канцелярия дала положительный ответ на новое производство и возможное помилование, Синод рекомендовал, будучи уверен, что Яров не был богоотступником, если тот истинно покается — отпустить. Однако розыск и письмо по его результатам на место последнего содержания «чародея» пришли через четыре года. На что провинция рапортовала, Яров-де два года назад как сожжён, опоздало письмецо ваше и расследование, некого освобождать. Вот эта малость сейчас занимала Александра Николаевича.
Виделась Александру Николаевичу для него самого в этом деле некоторая счастливая случайность, которая может помочь ему в продвижении по службе. Взошедшая на престол Екатерина не жаловала тех, кто повинен в несчастьях семьи её любовника Сергея Салтыкова. А скромный соглядатай, каковым на тот момент являлся Александр Николаевич, довольно явно фигурировал среди сыскных, чьими стараниями незадачливый волшебник был сослан в дальний Соловецкий монастырь. Необходимо было маленькое, но весьма игривое дельце, которое послужит в деле возвращения Петра Салтыкова из ссылки. Хоть и не слишком был Александр Николаевич доволен обращением к нему из Ярославской губернии, однако, чаял себе в этом деле положительный исход. Виделась возможность найти оговор, по типу дела Ярова, взамен обвинению в чаройдеском богоотступничестве, через коий оговор увидят при дворе лазейку весьма немалую для разрешения духовных дел многих, каковые для государства полезны будут. Простым языком говоря, подобное покажет, как, не возбудив подозрений, вернуть можно Петра Васильевича Салтыкова.
Читая скупые строки допроса Ярова, Александр Николаевич пытался выискать намеки и недосказанности, кои могли навести розыск на мысль о том, что человека оболгали. В деле Ярова не было ничего из того, что хотелось бы положить поводом к измышлению о клевете.
Все показания добыты были под плетьми. А как иначе? Кто без плетей в злодеяниях сознается? Да и плетей-то мало, дыба по все дни злоумышленников ждёт. Но показания с пыток правдивы и верить им можно, потому как не просто задача Тайной Экспедиции получить то, что желаемым видится, но для того пытка ежечасно совершается над всеми, чтобы точно то, что именно было, а не представляется, узнать. К пытке обращались в застенке не единожды, а обычаем по три раза. Может, каковые и через месяц. С первого раза показания записывали, а если во вторую пытку виновный показывать про себя иное начинал, то ему вменяли еще три пытки новые, пока не утвердится в рассказе содеянном и не повторит то же, почти слово в слово. И так до тех пор, пока трижды одинаково во всем не сознается. А потому и верить можно, что точно, не солгав, не присочинив чего, объявил. Возьмётся выдумки чинить волшебник, так под плетьми на дыбе при боли такой умом отвлечен будет, и солгать повторно не сможет. Однако, по пытливому своему уму и большому опыту, понимал Александр Николаевич, что одних показаний из
