Михаил Поджарский - Башня высотой до неба
Похоронная процессия быстрым шагом пересекла двор и вышла в ворота, направляясь за городские стены на берег Бурануна, туда, где были похоронены все предки Месаннипадды. Иркалла присоединилась к ней последней.
Едва процессия скрылась из виду, в загоне для скота повисла могильная тишина. Его обитатели, смирившись, безропотно ожидали своей участи. Только Игихуль, раскачиваясь, что-то мычал про себя и со сдерживаемой яростью постукивал кулаком по колену.
Два раба просунули палку под ручки казана с варевом Иркаллы и, взвалив эту ношу на свои плечи и стараясь не вдыхать ядовитые пары, под началом надсмотрщика понесли её вслед похоронной процессии.
Увидев это, спутники Игихуля, поняли, что наступают последние их минуты, и вновь стали причитать.
Их наихудшие ожидания вскоре оправдались. К загону подошла целая сотня аккадцев. Наёмники стали выгонять их наружу. По выходе из загона, каждому связали руки за спиной. После чего всех их, словно бессловесный скот, погнали прочь из дворцового двора.
Путь их был недолог. Закончился он на берегу реки у огромной свежевырытой могилы. Обряд уже подходил к концу. Рабы, закончившие засыпать землёй тело Мессаннипадды, поспешно выбирались из ямы. В дальнем конце ямы были сложены принесенные сюда тела убитых во дворцовом дворе. Многие уже были присыпаны землёй. Подручные жрецов укладывали рядом тела жертвенных животных со вспоротыми животами. На краю ямы был казан с варевом Иркаллы. Сама она стояла рядом с глиняной чашей в руках.
Недалеко от могилы стояли жертвенники, над которыми подымались столбы чёрного жирного дыма. Музыканты извлекали из своих инструментов самые громкие звуки, которые, однако, не могли заглушить рёв и блеяние жертвенных животных, приведенных сюда для заклания, и голосивших в предчувствии своей участи. Остро пахло горелой плотью, свежевырытой землёй и кровью. Жрецы с подручными делали свою работу. Анунаки с расцарапанным лицом и руками по локоть в крови совершал заклание очередной жертвы. Ягнёнок с перерезанным горлом ещё сучил ножками, а жрец, вспоров ему брюхо, тащил наружу внутренности, чтобы бросить их в пылающее на жертвеннике пламя.
Поодаль стоял Мескалам-дуг со своей свитой. Судя по царившему там оживлению, мрачность происходящего нисколько не трогала нового лугаля.
Когда несчастные в окружении наёмников появились вблизи могилы, взоры присутствующих устремились на них. В этих взорах было любопытство, презрение, снисходительность — всё, что угодно, кроме сострадания.
Пинками и ударами плетей их заставили встать на колени. Анунаки, закончив жертвоприношение, не омыв рук, взял в правую жреческий посох и, подойдя к несчастным простёр его над их головами.
— Слушайте меня, черноголовые[8]! — воскликнул он. — Сегодня свершится ваше предназначение! Вы избраны для того, чтобы сопроводить вашего лугаля, почтенного Месаннипадду, в царство мёртвых, там быть при нём и служить ему!
При этих словах среди «избранных» поднялся плач.
— Сейчас я совершу над вами обряд, и ваши имена будут вычеркнуты из списка живых, — продолжал Анунаки. — Потом каждый из вас должен выпить свою смертную чашу.
Наёмники стали по одному подымать с колен приговорённых и подводить их к жрецу. Тот ладонью зачерпывал из сосуда жертвенную кровь и мазал ею лицо несчастного, бормоча какую-то молитву. После этого вычеркнутого из списка живых подводили к могиле. Иркалла, давала ему кубок с зельем, которое она зачерпывала из казана. Тех, кто боялся его пить, крепко хватали аккадцы, зажимали ему нос, насильно открывали рот, куда Иркалла вливала зелье. Затем на руках несчастного разрезали путы и сталкивали его в яму. Чтобы оттуда никто не выбрался, на её краю стоял ряд аккадцев с направленными в её сторону копьями. Впрочем, предосторожность эта была излишней, ибо выпившие смертное зелье быстро теряли силы и ложились на дно ямы, чтобы, содрогаясь в конвульсиях, издать последний вздох.
Игихуля взяли одним из первых. Когда его подвели к жрецу, и тот вымазал его лицо кровью, он вдруг укусил за руку державшего его наёмника, упав на землю и перекатившись, сбил с ног его напарника, затем, вскочив, бросился к Мескалам-дугу и пал перед ним на колени.
— О юный господин! Выслушай меня! Я расскажу тебе, как прославить наш Сеннаар во всех землях!
«Юный господин» как раз рассказывал что-то смешное членам своей свиты, которые внимали ему, угодливо хихикая. Прервав свой рассказ, он воззрился на появившегося у его ног окровавленного Игихуля. На его неподвижном, заплывшем жиром лице появилось что-то вроде удивления.
— Я знаю, как возвеличить Сеннаар и сделать его центром мира! — продолжал, между тем, Игихуль.
Мескалам-дуг — жестом показал подбежавшим аккадцам, чтобы они не трогали пока Игихуля.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— Я хочу построить башню высотой до неба! — воскликнул Игихуль, стоя на коленях со связанными за спиной руками.
— Зачем? — спросил Мескалам-дуг.
— Это будет самое великое строение на земле.
— Ну и что?
— Это будет величайшая постройка всех времён.
— Ну и что? Зачем мне она?
— Такого ни у кого нет…
— И в Аккаде? — спросил Мескалам-дуг, искоса глянув на аккадского генерала, стоявшего от него по правую руку.
— И в Аккаде, — подтвердил Игихуль.
— А для чего будет эта башня: дворец, храм, хранилище для зерна?
— Ну… просто башня… Это будет самая высокая башня в мире!
— Я понял, что она высокая. А какую выгоду из неё можно будет извлечь?
— Она нас прославит.
— И что мне с этой славой делать? На хлеб её намазать? Или на голову надеть? — спросил Мескалам-дуг, и его придворные угодливо рассмеялись.
— Люди со всей земли будут приходить, чтобы посмотреть на эту башню.
— А платить за это они будут? Не будут. Зачем платить за то, что и так отовсюду видно.
— В ней можно храм устроить.
— Мало у нас храмов! Он хочет построить башню до небес, а сам не знает, зачем она! — воскликнул Мескалам-дуг, обращаясь к своей свите. Затем, махнув рукой аккадцам и отвернувшись, сказал: — Заберите от меня этого безумного!
Два дюжих наёмника, схватив под руки, потащили Игихуля к Иркалле. Игихуль, отчаянно сопротивляясь, крикнул:
— Ты всего лишь обычный лугаль! Как и твой отец! А построив башню, ты станешь энси[9]! Жрецы всех храмов будут тебе кланяться!
Мескалам-дуг поднял руку. Наёмники остановились, переглянулись и подтащили Игихуля назад к их хозяину.
— Не ты ли тот наглец, что приходил ранним утром ко дворцу и требовал встречи с моим отцом? — спросил Мескалам-дуг. Ему наскучило смешить свою свиту и теперь он глядел, как в яме корчатся в агонии принявшие Иркаллово зелье.
— Да, это я, — ответил Игихуль.
— Чего же ты от него хотел?
— Построить башню.
— Ты безумен.
— Так говорят. Многие думают, что я одержим демоном, который в меня вселился.
— Что из этого правда? — спросил Мескалам-дуг, обернувшись, наконец, к Игихулю.
— Не знаю. Быть может, и то, и другое.
— Зачем строить то, что не принесёт выгоды?
— Потому что никто никогда такого не делал.
— Прославиться хочешь?
— Просто хочу её построить.
— Если такой башни ни у кого нет, откуда ты знаешь, что это возможно?
— Это возможно! — воскликнул Игихуль, — Я был в далёкой стране Кемет[10], которая находится там, где заходит солнце. Тамошние лугали строят огромные пирамиды. Они высотой с гору! И все, кто видят такую пирамиду восторгаются ею и превозносят величие лугаля, построившего её!
— Зачем они им?
— Их хоронят в этих пирамидах.
— Только этого не хватало! Нет уж! Я хочу, чтоб меня похоронили, как и всех моих предков — в земле. И чтоб со мной была сотня моих придворных и целое стадо скота, — сказал Мескалам-дуг, глянув на членов своей свиты. Те склонили головы. — Ты хочешь построить такую, как в Кемете?
— Нет! Выше, намного выше! Чтоб облака доставала!
— Я слыхал о тех пирамидах. Слыхал, что выше их ничего построить нельзя…
— Можно! Можно! В Кемете пирамиды строят из камней. Каждый камень нужно вырезать из скалы, придать ему нужную форму, дотащить до места постройки и установить на предназначенное для него место. Это очень трудно и долго.
— Из чего же ты хочешь строить твою башню?
— Из того, из чего сделаны все наши постройки — из кирпича. Глина, тростник, солома и вода — замесил, придал форму, высушил на солнце и всё! А скреплять кирпичи можно чёрной смолой[11], что есть в наших озёрах. Глины у нас много, смолы тоже — построить можно, что угодно!
— Какой же должна быть эта башня? Какой формы?
— Я… не…
— Такая же, как те пирамиды?
— Я… не думал…
— Ха! Он не думал! Анунаки! Иди-ка сюда!
