Валентин Ежов - Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа

— Простите, Александр Николаевич.

— Никогда не прощу! — сказал тренер и отъехал к помощнику. — Федя, завтра поставишь его в основу, вместо Лунина.

Василий поманил к себе пальцем тренера. Тот подкатил.

— Слушаю вас, товарищ генерал.

— Ничего мальчик. Позови.

— Бобров! Ко мне! — приказал тренер. Бобер подъехал к ним.

Василий протянул руку.

— Молодец!.. Давай знакомиться. Генерал Сталин… В футбол тоже так играешь?

Бобер ничуть не смутился.

— В футбол лучше, товарищ генерал.

Василий улыбнулся. А тренер развел руками и теперь уже с восхищением протянул;

— Ну наха-а-а-ал!.. Что ж, теперь и в футбол прикажешь тебя в основу ставить?

— Само собой; если не хотите первенство проиграть.

Василий ударил в грудь здоровенного хоккеиста.

— А. он мне нравится!

Генерал рассмеялся, и все вокруг тоже подобострастно заулыбались.

…Снова футбольное поле Казанского стадиона. «А-а-а!!!» — звучит над полем. Бобер с мячом рвется к воротам «Казанца». Стадион недоволен, гудит. Крупно лицо низколобого парня. Он зло орет: «Бей Бобра-а-а!!! Бей Бобра-а-а!!!» Засвистели, мальчишки, подхватили: «Бей Бобоа-а-а! И» Рослый защитник пошел прямо «в кость». Как ни пытался увернуться Бобер, но тот с откровенной грубостью ударил его по ноге. Форвард рухнул на землю. Судья засвистел, подбежал к защитнику, начал сердито отчитывать его. Тот, выслушай судью, лениво подошел к сидящему на земле Вобру, нехотя протянул руку, буркнул.

— Извиняюсь.

Бобер, не приняв руки, остался сидеть на земли. Снизу посмотрел на защитника.

— Не стыдно старика бить?

— Игра, Всеволод Михайлович, — нахально ответил защитник.

— Нет, брат, это не игра…

Бобер медленно поднялся и, хромая, пошел с поля. Пересек гаревую дорожку, шел по проходу под правительственной ложей. В ложе вежливо аплодировали, а стадион оглушительно свистел. Бобер, не глядя ни на кого, шел в раздевалку…

Василий покачал головой и глянул на стоящего рядом милиционера.

— Все. Кончилась игра! Всю жизнь его бьют, когда не могут справиться.

— Так это ж, как урки. Когда по-честному не могут, нож в ход пускают, — сказал лейтенант милиции.

Василий полез в боковой карман шинели, достал: аккуратную плоскую металлическую флягу, встряхнул ее.

— Водку в буфете продают?

— Сегодня запрещено, товарищ генерал. Начальство, — кивнул на ложу.

Василий усмехнулся.

— Ишь ты! Можно подумать, начальство не пьет.

Милиционер склонился к генералу.

— Я думаю, для вас, товарищ генерал, Нюрка найдет.

Василий кивнул и молча пошел к трибунам.

Стянув бутсу и положив больную ногу на стул, Бобер сидел в раздевалке. Он поглаживал рукой распухшее колено. Отхлебнул пива из бутылки… Потом откинулся, прикрыл глаза. Щелкнул динамик — в раздевалку ворвался ликующий рев стадиона. Сквозь этот шум диктор объявил: «Гол в ворота „Сборной ветеранов“ забил Олег Юсупов, номер восемь». Динамик выключился, а Бобер думал о своем.

…1946 год. Стадион «Динамо» в Москве.

Бобер, схватившись за колено, морщась от сильной боли, катался по траве футбольного поля. Шумел, свистел стадион. Его окружили игроки обеих команд, а судья махал рукой. На поле вбежал врач и двое с носилками. Бобра уложили на носилки и понесли с поля…

Внесли в раздевалку. Врач суетился около него, переложил с носилок на диван. Распахнулась дверь, и в раздевалку вошел молоденький генерал Василий со свитой: еще один генерал, два полковника, майор, все в форме военной авиации.

— Быстро!.. В мою машину его! — приказал Василий. Бобра снова положили на носилки.

Черный «ЗиМ», в сопровождении двух машин, мчался по улицам Москвы. Позади полулежал на сидении Бобер. Рядом с ним сидел генерал. Наклонился к майору, сидящему рядом с шофером.

— Астафьев, водка есть?

— Естественно, товарищ генерал, — ответил майор, адъютант Василия.

— Наливай!

Астафьев достал бутылку водки, стакан. Налил половину. Генерал взял у него стакан и поднес к губам постанывающего Бобра.

— Прими, Сева, полегчает.

Влил Бобру водку в рот. Снова протянул стакан майору.

— Теперь налей полный. — Астафьев налил полный стакан водки. — Поставь на «Торпедо». — Астафьев установил стакан водки на панель приборов перед шофером. Генерал склонился к шоферу. — Веди, чтоб не расплескалась, как самолет!.. Человеку больно.

— Ясно, товарищ генерал-лейтенант.

Машина шла плавно, и только водка тихо покачивалась в стакане.

Врач команды и шофер вносят на носилках Бобра в приемное отделение клиники Института травматологии. Генерал поворачивается к врачу команды.

— Кто здесь лучший специалист по ногам?

— Профессор Серебровский.

— Сюда его! Быстро!

Между тем, в приемный покой вошел дежурный врач. С виду он очень молод, почти студент.

— В чем дело, товарищи? — спросил он.

— Нам нужен профессор Серебровский, — ответив майор Астафьев.

— У вас больной?… Оставьте его. Я осмотрю.

— Вы не поняли. Нам нужен профессор Серебровский. Немедленно! — повторил Астафьев.

— Профессор будет завтра.

Тут вмешался полковник из свиты, строго потребовала

— Телефон! Адрес!

Дежурный врач вспылил:

— А, собственно, по какому праву, товарищи офицеры?… Здесь клиника, а не полк. Здесь я командую!

Генерал, посмотрев на дежурного врача, громко расссмеялся. Все засмеялись тоже. Астафьев, улыбаясь, подошел к врачу и шепнул ему на ухо несколько слов. Молодой врач изменился в лице.

— Извините, товарищ генерал. Я вас не узнал. Профессор у себя на даче. Это далеко, в пятидесяти; километрах от Москвы.

— Астафьев, давай с этим врачом на аэродром, бери вертолет и быстро с профессором сюда, — приказал Василий.

Вмешался Бобер.

— Василий Иосифович, зачем горячку пороть. Я могу и до утра подождать.

Василий, улыбаясь, назидательно сказал:

— Извини, Сева, ты можешь, а я не могу. — Повернулся к полковнику. — А ты, пока они летают, проследи, чтобы подготовили палату. Самую лучшую… С фикусом.

В палате на койке, под фикусом, скучал Бобер. Вошла Ксюша, очень хорошенькая молоденькая медсестра со шприцем в руках, строго посмотрела на больного.

— Вам укол.

— О, новенькая!.. Раньше я тебя тут не видел. Валяй!

Бобер перевернулся на живот, опустил пижамные штаны, выставив свой голый зад. Ксюша посмотрела и отвернулась.

— Не сюда.

Бобер слегка смутился и перешел на «вы».

— Извините, девушка. Целый месяц туда кололи. — Поднял штаны. Закатал рукав. Сестра уколола его в руку как-то очень неловко. — Ой!.. Что, только из училища?

Сестра смутилась еще больше.

— Да… Вам очень больно? Извините.

Бобер весело ответил;

— Это не боль, бывает побольнее… Вас как зовут?

— Ксения Николаевна.

— Солидно. А меня Сева.

— Я знаю, Всеволод Михайлович. Меня предупредили.

— Предупредили? — удивился Бобер. — Это в каком же смысле?

— А в таком — главврач приказал: сделала укол — сразу уходи… Вас все тут боятся.

Бобер удивился еще больше.

— Даже боятся?! Я что, начальник какой?

— Не начальник, а этот… Забыла, как они вас назвали… Вспомнила! Вы — центрфорвард!

Она быстро пошла к дверям. Бобер, хромая, сделал пару шагов за ней, позвал:

— Подождите, Ксения Николаевна!

Ксюша остановилась у двери.

— Слушаю вас.

Бобер склонился к ней, слегка приобнял за плечи, заговорил нежно:

— Ксения Николаевна… Ксения… Ксюша!.. Ты очень хорошая девушка. Если тебе надо научиться хорошо делать уколы, приходи и тренируйся на мне. Я терпеливый.

Ксюша высвободилась из-под руки, строго посмотрела на него.

— Больной, сейчас же ложитесь! Ходить вам разрешат только с будущей недели.

В просторном коридоре клиники было оживленно. Прогуливались спортивно-актерского вида молодые мужчины и женщины. У стены выполняла упражнение на «растяжку» красивая, лет двадцати шести, актриса Нинель Шумская. В коридор, прихрамывая, вошел Бобер. Остановился около актрисы, с любопытством поглядывал. Она тоже пару раз равнодушно взглянула на него.

Бобер начал «заход».

— Балет?… Гимнастика?… Цирк?…

Та ничего не ответила и высоко подняла красивую прямую ножку, сделав вертикальный «шпагат». Бобер восхитился.

— У вас здорово получается!

Нинель усмехнулась.

— Чтоб так красиво получалось, нужно тренироваться с семи лет.

— Точно! — согласился центрфорвард. И он точно так же поднял над головой ногу.

— Ого! У вас отличные данные, — удивилась Нинель.

— Говорят, — пожал плечами Бобёр.

Актриса заметила, что все смотрят на него. И, чуть смутившись, рассмеялась.

— Боже, как же я сразу не догадалась. Вы же тот самый знаменитый, несравненный Бобров! — Она протянула руку. — Нинель Шумская, актриса театра оперетты.