Иван Кудинов - Яблоко Невтона

Однако на следующий день Ползунов не только не удостоился внимания императрицы, но и к управляющему Кабинетом Адаму Олсуфьеву не сподобился угодить. Бумаги его забрали в приемной канцелярии. И некий важный чиновник, моложавый, с залысинами и в строгих роговых очках, не глядя, процедил сквозь зубы:

— Оставьте. Передадим.

— Но мне бы самому к управляющему, — попытался было настоять Ползунов. Чиновник презрительно глянул и голос слегка повысил:

— Неможно! Управляющий ныне в отлучке. Приходите завтра. Нет, послезавтра, — передумал и уточнил: — Желательно поране с утра.

Ползунов и явился через день, пораньше с утра — и снова промашка. Все тот же чиновник взглянул на него сквозь очки, будто на докучливого просителя, и отвернулся:

— Сожалею, сударь. И ныне управляющий занят.

— Но вы же говорили…

— Мало ли што говорил! — рассердился чиновник. — Одначе загодя всего не предугадаешь. А его превосходительство занят важными государственными делами.

— Так и мое дело немаловажное, — дерзнул возразить Ползунов, навлекая на себя еще больший гнев чиновника.

— Сожалею! Но помочь ничем не могу.

— Нет, это я сожалею, — вздохнул Ползунов, теряя самообладание, и вдруг наклонился к чиновнику, тихонько спросив: — Да вы хоть знаете, как добывается руда, какими трудами великими достается?

— А мне, сударь, и знать незачем, — блеснул очками чиновник. — Мое дело не в том состоит.

— А знаете ли, скольких усилий надобится, чтобы доставить руду на завод, к плавильным печам? — не мог уже далее сдерживаться. — А потом переплавить да изъять из нее блик-зильбер… Да вы хоть знаете, что такое блик-зильбер?

— Догадываюсь, — вспыхнул уязвленный крючкотвор. — Но вы-то, сударь, знаете, где находитесь? Столь непочтительно и в таком поучительном тоне разговариваете. Кто вам дозволил?

— Простите великодушно, — спохватился Ползунов, отодвигаясь от чиновника на должное расстояние, подумав при этом: «Каждый сверчок знай свой шесток». И сказал еще мягче: — Токмо я вас не поучал, а хотел лишь сказать, что сребро это, добытое великими трудами, везли мы по зимнику от Барнаула до Санкт-Петербурга ровно два месяца и шесть ден. А оно здесь, выходит, не шибко нужно…

— Как это не нужно! — возмутился чиновник. — Кто сказал, что не нужно?

— Ваша милость, я об одном вас прошу, — и вовсе утишив голос, почти взмолился Ползунов, — поспособствуйте относительно нашего дела… дабы ценный груз не стоял без пользы.

Последние слова, высказанные столь смиренным и просительным тоном, достали-таки и затронули, должно быть, душу сурового канцеляриста, он сдержанно кашлянул, удивляясь, снял очки и протер носовым платком, снова надел, после чего поднял голову и внимательно посмотрел на унтер-шихтмейстера, заметно смягчаясь:

— Ладно, — кивнул и вовсе почти приветливо. — Приходи послезавтра, — и тут же переиначил, — нет, завтра приходи поране с утра. Может, мне и удастся…

Ползунов вышел из канцелярии не столь обнадеженным, сколь обескураженным — такого приема не ожидал! Конечно, способнее было бы доставить груз прямиком в Петропавловскую крепость да из рук в руки сдать господину Шлаттеру, директору Монетного двора. Но, увы, без ведома управляющего Кабинетом сделать оного невозможно. Во закавыка так закавыка! — сокрушался Ползунов, попав в этот замкнутый круг. Мало надежд возлагал он и на завтрашний визит к уже знакомому чиновнику — и пал духом окончательно. Да и день тому соответствовал, промозглый и пасмурный, тянуло сыростью от Невы.

Ползунов неспешно двигался в сторону кабинетской гостиной. Встречь и в обгон проносились по Невскому лихие возки и богатые экипажи, ошметки снега летели из-под конских копыт. Настывший и уплотнившийся снег лежал и на прохожей части проспекта, скользко было идти. «Да, знал бы асессор Христиани, каково нелюбезно принимает столица его посланцев», — подумал невесело Ползунов. И вдруг вспомнил наказ Христиани: «А такоже по приезде на место доложи главному командиру заводов Порошину…» Ползунов даже остановился, вспомнив об этом, и шлепнул себя ладошкою по лбу: голубчик, дак с этого и надо было начинать! А не якшаться с каким-то подкаблучным канцеляристом. Нет, нет, надо полковнику доложиться. Знал же его Ползунов не заочно, а, как говорится, давно и воочию — одиннадцать лет назад в одном обозе ехали с Урала на Алтай, известный уже в то время берг-инженер Порошин и юный механики ученик Ползунов. А потом и в Барнауле встречались… Но с тех пор много воды утекло — семь лет прошло, как уехал Порошин в Санкт-Петербург. И вряд ли он помнит унтер-шихтмейстера. Хотя и не в том дело — помнит или не помнит. Ныне полковник «заочно», как говорит Христиани, командует Колывано-Воскресенскими заводами, оставаясь одновременно при Кабинете «для совещания по делам горным». Так что и вхож он, по словам того же Христиани, не только в Кабинет, но и ко двору Ее Величества явно пришелся… Вот это и обнадеживало. Полковник поможет без лишних проволочек переправить серебро на Монетный двор. Да мало сказать — обнадеживало, у Ползунова от этой догадки будто крылья выросли за плечами — и решение тотчас созрело твердое: сегодня же доложиться Порошину! Тем более, что и жил Порошин — рукой подать, где-то между Аничковым и Полицейским мостами…

Ползунову и не составило большого труда (имея адрес в кармане) разыскать хоромы полковника. Двухэтажный каменный дом, чуть сдвинутый от проспекта в глубину двора, стоял несколько наособицу и смотрелся, по правде сказать, не ахти как внушительно. Однако, пройдя через двор и позвонив с парадного, унтер-шихтмейстер слегка заробел, а когда дверь открыли и пожилой, но статный не по годам швейцар, камердинер ли в черной ливрее с позументами и аксельбантами, осведомился о цели визита, он и вовсе растерялся, не зная, что сказать. Но скоро взял себя в руки, внешне и не выказав своего смущения, и велел доложить полковнику, что просит аудиенции прибывший с обозом из Барнаула унтер-шихтмейстер Ползунов.

Долго ждать не пришлось — камердинер мигом обернулся и, приветливо улыбаясь, сказал доверительно:

— Ну-с, милостивый государь, угодили вы чем-то полковнику. Больше того, Андрей Иванович рад вашему визиту. Пожалуйте, — кивнул и повел по крутой лестнице во второй этаж, проворно шагая чуть впереди и время от времени поглядывая из-за плеча. — А вы, сударь, стало быть, из самой Сибири?

— Что ни на есть из самой! — весело отвечал Ползунов. — С Колывано-Воскресенских заводов. Слыхали, небось?

— Как не слыхать, Андрей Иванович каждодневно о них вспоминает. Знатно, знатно! — восхищенно качал головой камердинер, сверкая золотом позументов. — И каково там ноне, в Сибири, морозы, поди, лютуют свирепые?

— Случаются всякие. Но вполне сносные и терпимые.

— Знатно, знатно, — повторял не без похвального одобрения камердинер — сибирский гость, хоть и непонятного звания, и ему чем-то потрафил, пришелся по душе. — Пожалуйте, сударь, — пригласил он ласково, отворяя дверь в кабинет полковника и пропуская гостя вперед.

Порошин встретил его тоже приветливо и, как могло показаться, с каким-то нетерпеливым интересом.

— Ну, и каково добирались, унтер-шихтмейстер? — спросил он густым и сочным голосом, каким и помнил его Ползунов. Да и внешне, казалось, Порошин мало изменился за семь лет, разве что потучнел слегка да прибавил вальяжности. Усадив Ползунова в большое удобное кресло подле камина, отделанного узорчатыми изразцами, он и сам сел напротив, лицом к лицу, в такое же кресло, живо и остро поглядывая. Осиновые полешки горели весело, сухо потрескивая и постреливая искрами, озаряя трепещущим светом их лица. — Давно из Барнаула? — спросил Порошин, все так же прямо и живо глядя на гостя.

— Поболе двух месяцев, — доложил Ползунов. — Выехали в первый день января, а третьего дню прибыли в Санкт-Петербург.

— Доехали без происшествий?

— Бог миловал, доставили все в исправности. Вот только в Кабинете затяжка вышла, — поколебавшись, и этой докуки не скрыл.

— Отчего же затяжка?

— Господина Олсуфьева не оказалось на месте, а без его ведома нет доступа на Монетный двор.

— Ну, эта беда поправимая, — успокоил Порошин, не шибко и озаботившись, а как бы даже повеселев. — Разыщем Олсуфьева. Маршруты его известны, — улыбнулся гостю, — далеко он от нас не уйдет. А что на заводах? — коснулся вопроса, который, как видно, занимал его в первую очередь. — По-прежнему, как мне ведомом, неувязки с доставкой руды. Большое количество добычи залеживается на складах?

— Изрядное, — подтвердил Ползунов, не поднимая глаз, будто и его в том вина, что конною тягой не поспевается все перевозить, слишком велики расстояния, а водным путем не всегда сподручно — и срок навигации краток, и реки в жаркую пору, средь лета, мелеют, становятся несудоходными.