Дэвид Чейни - Мастер меча
– Я слышал и понял твое сообщение, Дзёдзи, – сухо сказал Теме. – Ты прав в том, что Йоши не обычный человек, но не забудь, что все его противники, кроме Чикары, были любители, дураки, которые не имели права обнажать меч в гневе. Я – гакусе, то есть священник-воин, даже я понимаю, как ужасна мощь такого мастера меча. Йоши профессионал, преподаватель фехтования. Прошлой ночью он встретился в бою с нашим лучшим бойцом и должен был погибнуть, но судьба решила иначе.
Священник поджал губы, ноздри его сузились.
– Я не верю, что сила Йоши имеет сверхъестественную природу. Он не связан с миром духов. А вот мы связаны. Мы прочтем сутры и принесем жертвы, мы будем молиться о помощи. И кроме того, мы не будем полагаться только на молитвы. Мы хорошо спланируем гибель Йоши, а когда добьемся успеха, отслужим благодарственный молебен.
В разговор вступил еще один монах; у него был низкий хриплый голос и выговор крестьянина. Он происходил из тех деревенских жителей, которые бросили свои хозяйства во время голода 1180 года, когда наводнение смыло урожай в этом краю. Такие люди, называемые сохей, числились священниками, но служили монастырю как монахи-воины.
– Я не собираюсь защищать этого Йоши, – проворчал он. – Если вы говорите, что он должен умереть, пусть будет так. Насколько мне известно, он всего лишь человек. Вы говорите, он может быть связан с духами, а я не вижу, чем он отличается от всех других разряженных и заносчивых придворных господ. Он истечет кровью и умрет, как любой из нас, и я помогу убить его… но я не понимаю, почему его смерть так много значит.
– Муку, – ответ Теме прозвучал язвительно – когда ты делаешь свою работу, ты не обязан знать, для чего она нужна. Но я хочу, чтобы ты понял, насколько серьезно наше положение. Наш храм Энря-ку-дзи уже двести лет соперничает с храмами Тодаи-дзи и Кофуку-дзи. С тех пор как великий монах Сайта основал нашу первую часовню при императоре Камму, мы контролировали северные подступы к Киото. Мудрость Сайта, выбравшего для храма гору Хией, дала нам власть. Мы сохраняем эту власть благодаря поддержке Первого министра Тайра Кийомори. Много лет назад он обрил голову и стал одним из нас. Сегодня Кийомори приказал мне убить Йоши и передал, что поддержка с его стороны будет продолжаться лишь при этом условии. Знай, Муку, сейчас три силы борются за власть над Японией: род Тайра, род Минамото и мы, монахи секты Тендай. Кийомори и его семейство Тайра правят в Киото и в провинциях вокруг Внутреннего моря. Их соперники из рода Минамото укрепились на севере. Они получают поддержку наших смертельных врагов, монахов из Тодаи-дзи. Если Минамото наберут силу или, упаси нас Будда, одолеют семью Тайра, наш храм может лишиться своего положения, а может быть, даже будет уничтожен. Ты понял? Каждый, кто помогает Минамото, губит нас. С тех пор как Йоши вошел в Имперский совет, он угрожает самому нашему существованию. Кое-кто говорит, что его действия ухудшили и без того слабое здоровье Первого министра. Другие утверждают, что Первый министр околдован и только смерть Йоши может спасти его. Кийомори верит в это. И потому… Йоши должен умереть.
Канген, последний из находившихся в комнате монахов, был красив. Его лицо с тонкими чертами украшали усы и борода, подстриженные по-китайски.
– Я знаком с Йоши, – сказал он.
У Кангена был выговор образованного человека, а в тоне сообщения чувствовалась язвительность: он ревновал Теме к двум остальным собеседникам. Монах умолк и молчал до тех пор, пока Теме не поднял брови и не кивнул, приглашая продолжать.
– Да, когда-то мы вместе учились в Конфуцианской школе. Муку прав: Йоши ничем не отличается от других придворных. В школе он был известен умением выбирать духи и читать стихи. К фехтованию он был безразличен, а телом слаб – этакий деревенский увалень, попавший из грязи в князи. Вряд ли стоит волноваться из-за такого противника. И все же он каким-то образом сумел взять верх над Чикарой. Дзёдзи предполагает вмешательство сверхъестественных сил… но, может быть, все объясняется проще. Возможно, негодяю помогла какая-нибудь подлая уловка. Я не могу представить, чтобы он победил честно даже с помощью божества.
Теме некоторое время молча перебирал четки.
– Ты не должен слишком низко ценить своего знакомого детских лет, – посоветовал он наконец. – Когда-то Йоши был обычным придворным, но не думаю, что ты смог бы узнать его сегодня. Недавно история его жизни стала известна при дворе и через моих соглядатаев дошла до меня. Пятнадцать лет назад он расстался со столичной жизнью, бежав от имперской охраны. Он много страдал и многому научился, Забудь о молодом щеголе, его больше нет. Даже если не брать в расчет духов, сегодня Чикара сражался с боевой машиной, с человеком, который пережил больше десятка покушений на свою жизнь.
– Мы не можем не брать в расчет духов, – во всю мощь своего голоса возмутился гигант Дзёдзи. – Если бы не они, он был бы уже мертв.
Теме долго и холодно смотрел на подручного.
– Но он все еще жив. Что же нам, сложить оружие и дать ему уничтожить нас? Нет! Мы должны привлечь духов на свою сторону.
– Но… не будем торопиться, – уверенно продолжал священник. – Мы примем все меры предосторожности на случай, если он действительно заручился поддержкой адских сил. Мы разработаем план, простой и надежный план, который обратит мощь этого человека против него самого.
– А где мы возьмем такой план? – спросил Канген.
– Я кое-что обдумал. Судя по характеру противника, мой замысел не может потерпеть неудачу. Но перед тем как уточнить детали, совершим очистительное омовение, помолимся Будде о помощи. Он должен дать знак… – Когда Теме произносил эти слова, над монастырем раскатился звон колоколов тысячи храмов горы Хией: они отбивали восемь утра – час дракона.
– Вы слышите, – объявил Теме. – Будда освящает наше решение своей улыбкой. Он посылает нам доброе знамение. Теперь нам не нужно бояться духов: они на нашей стороне. Мы добьемся успеха, если проявим терпение и дождемся подходящего момента.
Глава 3
В тринадцатый день третьего месяца императорские астрологи наложили запрет на путешествия. Двор не возражал, потому что день этот был мало привлекателен для прогулок. Не по сезону теплая погода привела к тому, что почти весь февральский снег растаял, оставив на улицах грязную кашицу. По небу неслись лилово-серые тучи, подгоняемые верховным ветром, а низко нависшие над городом длинные полосы тумана придавали ему мрачный и зловещий вид.
На улицах нельзя было встретить ни одного придворного. Даже главная улица Судзаки-Одзи опустела, если не считать немногих одетых в соломенные дождевые плащи и широкие шляпы работников лавок, которые торопились попасть в седьмой округ. Три полумертвые от голода собаки бежали по лужам, разбрызгивая воду, и оскаливали клыки, угрожая призрачным фигурам, которые на самом деле являлись лишь клоками развиваемого дождем тумана. Киото был словно заколдован, и приезжий с трудом поверил бы, что это и есть знаменитый «Город пурпурных холмов и хрустальных ручьев»: низкие облака укрывали от взоров окружающие столицу холмы, а «серебряные струи родников» ливень превратил в потоки мутной воды.
Тайра Кийомори, Первый министр двора, находился один в открытом южном зале дворца в своем богатом поместье Рокухара. Он был низкого роста, но широк в плечах, что называется, приземист. Двенадцать лет тому назад, в пятьдесят один год, лидер рода Тайра принял монашество и обрил голову. Голый череп, толстая шея, крупный нос и полные чувственные губы придавали Первому министру вид физически сильного человека, несмотря на его возраст. Он был одет в короткий плащ из толстой желтой ткани, а под него надел зеленую нижнюю одежду, которая проглядывала через широкие рукава. Хотя Кийомори провел это утро в одиночестве, голову его украшала официальная черная шелковая повязка – кобури. На коленях Первого министра лежал веер.
Кийомори приказал убрать все ширмы, делившие зал, и сидел, скрестив ноги, в торжественной позе на помосте-возвышении. Единственными уступками комфорту были плетеная циновка и обитая шелком подставка для локтя. Кроме двух не горевших угольных жаровен и керамической вазы с лиловыми цветами ничто не нарушало чистоты линий темных лакированных досок пола, которые доходили до внешней стены. Вся огромная комната вокруг хозяина дворца была пуста. Он настоял, чтобы бамбуковые занавеси на южной стене были подняты: Кийомори подставлял себя стихиям.
– Я чувствую, что мои дни близятся к концу, и хочу жить в единении с природой, – сказал Кийомори. – Ветер согревает мои кости, а вид и шум дождя наполняют мою душу покоем.
Хейроку, почтенный старый дворецкий Первого министра, переглянулся с лекарем – знатоком начал «инь» и «янь». Оба были встревожены, но Кийомори говорил так разумно, что они не решились возражать.
