Тим Северин - Ассасин Его Святейшества
– Алкуин упоминает некие слухи насчет Папы Льва. В частности, сетования о его частной жизни.
– Какого рода слухи? – поинтересовался я осторожно, с нарочитым почтением.
– Что он приторговывает выгодными церковными наделами, а также должностями.
В сущности, ничего нового в нашем бренном мире. Павел Номенклатор, помнится, к симонии[3] внутри Церкви относился как к чему-то вполне естественному и сам успешно грел на этом руки.
Между тем Арн еще не закончил.
– Ходят слухи и об адюльтере, – со значением сказал он.
Я допустил оплошность: усмехнулся.
– Тогда, может статься, на него напал чей-нибудь ревнивый муж?
На мое легкомыслие архиепископ нахмурился:
– Не относись к этому столь ветрено, Зигвульф. – Он возложил свою здоровенную, как лопата, ладонь на ближнюю стопу бумаг и пергаментов. – Вот, взгляни: все эти письма пришли сюда из Рима. В основном они анонимны, но некоторые написаны кое-кем из весьма высоких духовных особ. И все они в один голос сетуют о нечестии и прегрешениях Льва.
– Мне надлежит изучить эти письма с целью выявления подозреваемых? – спросил я.
Это предложение Арн отверг:
– До них очередь дойдет, когда и если королевский совет решит начать формальное расследование грехопадения Папы Льва. Пока же твоей задачей будет разыскать, кто был ответственен за нападение, и незамедлительно сообщить об этом мне, и только мне.
Похоже, аудиенция с архиепископом подходила к концу.
– Мой господин, в Рим я готов отбыть завтра же с рассветом, – сказал я, вставая. Грудь я при этом слегка выставил вперед. Было видно, что архиепископ Арн привычен не только к беспрекословному повиновению своих подчиненных, но и к их расторопности.
– В пути можешь опросить очевидца того злодеяния, – сказал он вдруг.
– В пути?
– Самая короткая дорога на Рим лежит через Ратисбон. По дороге ты встретишь большую депутацию, следующую сюда из Рима. Снег в этом году сошел рано, так что отроги Альп путники уже миновали. Среди них должен находиться некто Альбин.
– Как я его узнаю?
Архиепископ мрачно улыбнулся:
– У него с недавних пор перебит нос. Он распорядитель папского двора, а при попытке защитить хозяина ему прилетело по лицу дубьем.
– Тогда, может статься, среди путников будет и сам Папа Лев?
Губы Арна сжались в две твердые терракотовые пластинки.
– После того, что произошло, Папа опасается за свою жизнь. Осведомители мне сообщают, что он направляется к королю Карлу с прошением о заступничестве. Герцог Сполето, один из самых верных вассалов короля, сопровождает его с эскортом своих солдат.
– Быть может, мне следует опросить еще и Папу?
Арн взмахнул рукой, как будто отгоняя муху:
– Версия событий, подаваемая Львом, скорее всего, недостоверна. Он будет склонен очернять своих врагов, а не излагать правду.
– А Альбин? Он ведь тоже может лжесвидетельствовать и…
Меня осек хладно-проницательный взгляд собеседника.
– В своем письме Алкуин говорит, что ты не глупец. И я рассчитываю, что при встрече с ним ты отличишь истину от лжи.
Архиепископ протянул руку к другому документу на своем столе.
– Пошли мне с дороги отчет обо всем том, что сможешь выведать у этого Альбина, – властно прогудел он. – Мой секретарь снабдит тебя деньгами на дорожные и сопутствующие расходы. Взятки давай по минимуму.
Из его покоев я вышел, тихо проклиная Алкуина за то, что он втравил меня в это дело. От Падерборна до Рима было больше двух тысяч миль, а беды Папы Льва меня ничуть не задевали. Я прекрасно себя чувствовал, влача свою теперешнюю непритязательную рутинную службу. В самом деле, от меня требовалось единственно являться на нечастые смотры, худо-бедно упражняться в верховой езде и владении оружием под окрики сержанта да ошиваться где-нибудь на краю королевской свиты. При таком раскладе у меня оставалась уйма свободного времени на помощь хранителям королевского зверинца в часы кормежки. Становиться же соглядатаем архиепископа у меня не было ни малейшего желания.
* * *Канцелярия Арна снабдила меня верительной грамотой missi — посланника, находящегося в дороге по заданию короля, – так что теперь по пути в Ратисбон и далее я мог реквизировать лошадей. Свиту Папы Льва я застал на отдыхе в монастыре возле альпийского предгорья, куда они вышли после горных переходов. Монастырь представлял собой скромное строение, расположенное на шпоре возвышенности с видом на дорогу. Каменной здесь была только часовня, а все прочие строения были из местного дерева, под кровлей из теса, выцветшего в грязновато-серый цвет, сливающийся с окружающей каменистой местностью. Прибыл я незадолго до полудня, когда подворье было уже заполнено до отказа, однако королевский эдикт обязывал хозяев обеспечить посланника кровом и пропитанием. Что-то вполголоса бормоча, монах с несколько растерянным видом показал угол, отведенный мне для ночлега на соломенном тюфяке. Затем он провел меня в монастырскую трапезную, попутно объяснив, что при таком количестве папских постояльцев прием пищи осуществляется здесь в два захода. Зайдя в длинную узкую палату, я довольно быстро признал Альбина по изломанному носу и изжелта-зеленым синячищам на лице. Он и его товарищи уже заняли места за столом. Извинившись за опоздание, я втиснулся рядом с ним на скамью.
– Тебе тоже подать? – спросил я, беря в руки ржаной каравай и отламывая краюху.
– Спасибо, не надо, – прошепелявил Альбин. – Мне недавно вышибли зубы, так что корка жестковата будет.
Он осторожно, с хлюпом, хлебнул с ложки капустную похлебку.
– Как это тебя угораздило? – спросил я оживленно, вроде как для красного словца.
Среднего роста, с покатыми плечами, мой сосед по столу держался, как говорится, тише воды ниже травы. В компании на таком взгляд и не остановится.
– Ты, должно быть, слышал о нападении на Его святейшество? – промямлил он между хлебками.
– Только краем уха. Я ведь держу путь из северных земель, – соврал я. – Расскажи мне, как все было.
– Да чудовищно! Толпа негодяев на Виа Лате прорвалась сквозь людское скопище, прямо перед церковью Святых Стефания и Сильвестра. У всех на глазах они сбили святого отца с ног как раз в тот момент, когда тот собирался возглавить шествие к месту Большой литании. Прямо мороз по коже.
Излагая свою историю, Альбин становился все более оживленным. Он уже сидел прямо и смотрел на меня с острым волнением в глазах. Вероятно, это происшествие он пересказывал уже отнюдь не впервые.
– Это тогда тебе и досталось? – спросил я его.
– В аккурат да, – приостановил он свое повествование. – Но мне-то еще ничего по сравнению с Его святейшеством… Те негодяи выкололи ему глаза и отрезали язык. Так что ему еще повезло, что он остался в живых.
Ужас на помятом лице Альбина в своей наигранности смотрелся слегка театрально. Контрастом воспринимался и его голос, громкий, но до странности ровный, как будто бы он описывал что-то довольно заурядное.
– И ты все это видел? – воскликнул я завороженно, таким образом подначивая его продолжать.
– Да нет. Я был в полубесчувствии. Меня же вон как приветили!
– Что же случилось с Папой?
– Исчез. Когда я вернулся с папской стражей, его не было и следа. Только пятна крови на мостовой, где его столь жестоко изувечили.
– И что же ты стал делать?
– Я, можно сказать, обезумел. Начал дознаваться, как да что, а назавтра пришла весть, что Папа не мертв, а упрятан в узилище где-то в монастыре на Целиевом холме.
Насчет этого Арн мне ни словом не обмолвился, а между тем это могло сказаться на всем ходе моего дознания.
– Как же он там оказался?
Уголки губ Альбина опустились, а сам он одновременно скруглил и поднял плечи – жест, который у римлян выражает озадаченность.
– Вероятно, туда его утащили те богохульники. Разумеется, едва мы прознали, где он находится, как тут же организовали спасение. Я лично направился туда с отрядом папских стражников и кое с кем из братии.
Он огляделся, словно приглашая соседей по столу внять его рассказу.
– Мы отправили весть в монастырь, где были люди, столь же удрученные происшедшим, как и мы. Позже, тем вечером, Папа Лев был спущен к нам из окна на веревке. Мы ждали на улице внизу и незамедлительно переправили его в безопасное место.
– Чудо, – истово выдохнул я, – просто чудо! Не иначе как на святого отца взирали сами ангелы. Опустить из окна человека – слепого, безъязыкого – поистине кажется деянием за гранью возможного.
Альбин со стуком опустил ложку. Оглядевшись, он неожиданно придвинулся вплотную и ухватил меня за запястье.
– И это чудо, скажу я тебе, было не единственным, – жарко прошептал он. – Когда Его святейшество пребывал в своем темном узилище, к нему туда явились ангелы. Касанием перстов они восстановили ему зрение, а язык у него по их дуновению опять отрос.
