Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 1
Почему? После голосования Сулла только и слышал, что этот вопрос, однако хранил молчание. Сам он, впрочем, знал причину своего провала; спустя некоторое время она перестала быть тайной для Рутилия Руфа и Мария. Все дело заключалось в некоем имени и скрывающемся за ним хрупком создании: Цецилия Метелла Далматика, особа всего девятнадцати лет от роду. При этом она приходилась супругой принцепсу сената[11] Марку Эмилию Скавру – консулу[12] в год первого появления германцев, цензору[13] в тот год, когда Метелл Нумидийский Хрюшка отправился в Африку сражаться с Югуртой, и предводителю сената с тех пор, как он стал консулом, то есть на протяжении последних семнадцати лет. На Далматике полагалось жениться сыну Скавра, однако тот наложил на себя руки после отступления Катула Цезаря из-под Тридентума, не выдержав неминуемой огласки собственной трусости. Тогда Метелл Нумидийский Хрюшка, опекун семнадцатилетней племянницы, поспешно выдал ее за самого Скавра, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте.
Никто, разумеется, не спрашивал у самой Далматики ее мнения относительно этого брачного союза, которое сложилось у нее далеко не сразу. Сперва ей немного вскружили голову autoritas и dignitas[14] новоиспеченного супруга, к тому же она была рада вырваться из дома своего дядюшки Метелла Нумидийского, где в то время проживала его сестрица, чьи порочные наклонности и истеричность делали ее невыносимой в совместном проживании. Однако ей суждено было встретиться на пиру, заданном ее супругом, с Суллой – и вспыхнуло мощное взаимное влечение, чреватое бедой.
Сознавая, сколь это опасно, Сулла даже не пытался углублять знакомство с молодой женой Скавра. У той, однако, были иные намерения. После почетных, в согласии с римским обрядом, похорон изуродованных тел Сатурнина и его приспешников, когда Сулла принялся пропагандировать себя на форуме и в городе в преддверии кампании по избранию преторов, Далматика тоже зачастила на форум и в город. Куда бы ни направлялся Сулла, повсюду присутствовала Далматика, должным образом закутанная и скрывающаяся за постаментом или колонной, дабы не быть замеченной.
Сулла быстро научился избегать мест, подобных портику Маргаритария, где дама из благородного семейства вполне может обходить ювелирные лавки и где, следовательно, их встреча не имела бы предосудительного характера. Это уменьшало ее шансы вступить с ним в беседу, однако ее поведение все равно воскрешало в памяти Суллы старый кошмар, когда Юлилла буквально похоронила его под лавиной любовных весточек, которые она или ее служанка запихивали в складки его тоги при любой возможности, когда он опасался привлечь внимание присутствующих к их действиям.
Что ж, тогда результатом стал брак – воистину нерасторжимый союз, который, принеся обоим немало горечи, неудобств и унижений, завершился ее самоубийством. То был самый ужасный конец, постигший женщину, – из нескончаемой процессии жаждущих приручить его.
Сулле пришлось углубиться в зловонные, кишащие темными личностями проулки Субуры[15] и выложить все единственной близкой душе, чья преданность была ему тогда столь необходима, – Аврелии, невестке его покойной супруги Юлиллы.
– Что же мне делать? – кричал он. – Я в ловушке, Аврелия! Повторяется история с Юлиллой: я не могу от нее избавиться!
– Беда в том, что все они изнывают от скуки, – с прискорбием молвила Аврелия. – С их малышами возятся сиделки, встречи с подругами интересны разве что неумеренным количеством выплескиваемых в их ходе сплетен, мечты они не хотят претворять в жизнь, а головы их чересчур пусты, чтобы они могли искать утешение в книгах. Большинство их не питает чувств к мужьям, ибо их выдают замуж по расчету: либо потому, что их отцы, преследуют честолюбивые цели, либо потому, что мужьям не помешает породниться с представительницами благородных семейств. Проходит год – и они готовы на любовную интрижку. – Вздох. – В конце концов, Луций Корнелий, в области любви они располагают свободой выбора – где еще она им предоставлена? Самые мудрые довольствуются рабами. Глупее другие, теряющие головы и влюбляющиеся всерьез. Именно это, на беду, и произошло здесь. Глупышка Далматика потеряла голову! А причина ее безумия – ты.
Сулла закусил губу и стал рассматривать свои руки, чтобы не выдать своих мыслей.
– Я ничуть не способствовал этому, – был его ответ.
– Об этом знаю я. А как насчет Марка Эмилия Скавра?
– О боги! Надеюсь, он ни о чем не догадывается.
– А я полагаю, что он неплохо осведомлен, – возразила Аврелия.
– Почему он не ищет встречи со мной? Может быть, мне самому надо к нему явиться?
– Об этом я и размышляю, – отвечала хозяйка доходной инсулы,[16] наперсница многих, мать троих детей, одинокая жена, кипучая душа в неведающем суеты теле.
Она восседала у рабочего стола, просторного, но заваленного свитками и отдельными листочками; впрочем, на столе не было беспорядка: все свидетельствовало о великой занятости.
Если она не сможет ему помочь, то, размышлял Сулла, ему не поможет никто: она была единственной, к кому он мог обратиться. Аврелия была искренним другом, и только; Метробий[17] был также любовником, со всеми осложнениями в области чувств, вытекающими из сущности этой роли, усугубленными его полом. Накануне он встречался с Метробием, и молодой греческий актер позволил себе едкое замечание по адресу Суллы и Далматики. Сулла был поражен: до него впервые дошло, что о нем и Далматике судачит, должно быть, весь Рим, поскольку мир Метробия и мир Суллы почти не соприкасались.
– Надо ли мне встретиться с Марком Эмилием Скавром? – повторил Сулла свой вопрос.
– Я бы предпочла, чтобы ты увиделся с Далматикой, только пока не соображу, как ты это сделаешь, – ответила Аврелия, закусив губу.
– Может быть, ты пригласишь ее сюда? – воодушевился Сулла.
– Об этом не может быть и речи! – возмутилась Аврелия. – Луций Корнелий, ты слывешь человеком с головой, однако порой тебе изменяет здравый смысл, с которым ты появился на свет! Разве ты не понимаешь? Марк Эмилий Скавр наверняка выслеживает жену. Если что и спасает до сих пор твою белую шкуру, то только отсутствие у него твердых доказательств.
Собеседник показал длинные клыки, но то была не улыбка: на какое-то мгновение Сулла сбросил маску, и Аврелия смогла лицезреть неведомого ей человека. Но возможно ли такое? Правильнее сказать, в глубине его души обретался некто, чье присутствие она чувствовала, но никогда прежде не видела. Некто, лишенный даже намека на человечность, оскаленное чудовище, способное только выть на луну. Впервые в жизни она перепугалась не на шутку.
Пробежавшая по ее телу дрожь насторожила чудовище и заставила его спрятаться; Сулла снова укрылся за маской и манерно застонал.
– Так что же мне делать, Аврелия? Что?
– Последний раз, когда я слышала от тебя упоминание о ней – это было два года тому назад, – ты говорил, что влюблен, хотя встречался с ней всего единожды. Опять-таки очень похоже на Юлиллу, и тем непереносимее. Конечно, она ничего не знает о Юлилле – за исключением того обстоятельства, что у тебя в прошлом была жена, которая покончила с собой, но это именно то обстоятельство, которое прибавляет тебе привлекательности в ее глазах. Ведь это означает, что женщине опасно знать и любить тебя. Каков соблазн! Нет, я очень боюсь, что малютка Далматика безнадежно запуталась в твоих сетях, сколь ни случайно они были тобой раскинуты.
Она немного поразмыслила молча, потом посмотрела ему прямо в глаза.
– Ничего не говори, Луций Корнелий, и ничего не предпринимай. Дождись, чтобы Марк Эмилий Скавр сам явился к тебе. Так ты сохранишь невинность. Только постарайся, чтобы у него не оказалось доказательств ее неверности, пусть даже самого мелкого свойства. Запрети жене покидать дом в твое отсутствие, чтобы Далматика не могла подкупить твоих слуг и таким путем проникнуть к тебе. Беда в том, что ты не понимаешь женщин и не испытываешь к ним влечения. Поэтому тебе неведомо, как обходиться с их худшими проделками, и они навлекают на твою голову беду за бедой. Ее муж неминуемо объявится у тебя. Но будь добр к нему, заклинаю! Ему будет ох, как неприятно наносить тебе визит – ведь он старик, взявший в жены молоденькую женщину. Не потому, что он уже рогоносец, а из-за твоего безразличия. Поэтому ты должен предпринять все, что в твоих силах, чтобы не затронуть его гордость. В конце концов по высоте положения с ним может сравниться один Гай Марий. – Она улыбнулась. – Знаю, что именно с этим сравнением он и не согласится, но оно справедливо. Если ты стремишься стать претором, тебе нельзя его оскорблять.
Сулла выслушал ее совет, однако не совсем последовал ему. Он обзавелся непримиримым врагом, ибо не проявил должной обходительности и готовности помочь и тем более не стремился сохранить в неприкосновенности гордость Скавра.