Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 1

— Это — мой друг, — ответил Варвик, взяв за руку Сэррея. — Настоящий час должен подвигнуть его на дальнейшее служение добру. Его зовут Генри Говард, граф Сэррей.

— Добро пожаловать! — сказала Маргарита Морус и протянула гостю свою белую худую руку. — Английский народ распевает ваши песни, пусть в них всегда прославляются только истинно благородные люди!

Сэррей пожал протянутую ему руку. Так вот кто подготовил гибель прекрасной королеве!… Именно эта холодная, бледная женщина! Мщение было справедливо, но ужасно.

Маргарита Морус взяла свечу и пошла впереди своих гостей; все они проследовали в небольшую обитую черным комнату, у задней стены которой помешался маленький алтарь. Над ним висело распятие, а под распятием стояло серебряное блюдо с отрубленной человеческой головой.

Маргарита преклонила колени. Эта голова, которую она, рискуя собственной жизнью, похитила ночью с позорного столба на Лондонском мосту, собственноручно набальзамировала и беспрерывно орошала слезами, — была головой ее отца, головой канцлера Томаса Моруса, павшей под секирой палача. Как часто молилась она пред этими мертвыми глазами, последний взгляд которых приветствовал ее с нежной любовью! Как жаждало мщения ее сердце и как ликовало оно сегодня, когда была унижена та женщина, которая, сладострастно целуя короля, требовала казни ее отца!…

— Теперь я предам тебя земле, — прорыдала любящая дочь, — теперь я могу умереть, потому что сдержала свое слово. Проклятие, произнесенное злополучной Екатериной, исполнилось и оно будет исполняться на всех, кого любит король Генрих. Да, — воскликнула она, и ее стан выпрямился, взор заблистал, как будто вдохновленный неземной силой, ее черты приняли зловеще-мрачное, но в то же время просветленное выражение, — я вижу кровавую тучу вокруг трона Генриха. Бог возмездия гневно взирает с небес. В Тауэре палачи оттачивают топор, убийственный удар обрушится на головы виновных, и кровь задымится к небу. Но гнев Господень еще не утолен! Проклятие церкви шипит вокруг трона. «Убийство!» — слышится вопль в стенах Тауэра! Граф Сэррей, ваши песни становятся мрачными, и последнюю из них поет ваша отрубленная голова. Лорд Варвик, ваши ноги утопают в крови. Где падают на эшафот королевы, там лорды Англии также исходят кровью. Отец, отец, ты отмщен; теперь бичуют рабов, смотревших на зрелище твоей казни, веселая Англия пляшет с палачом, и пламя костров взвивается к небесам… О Боже мой… умилосердись!… Я перестала проклинать, останови Свою карающую десницу, сжалься!

Маргарита изнемогла и словно окаменела пред страшным видением, которое представлялось в экстазе ее душе; ее колени подогнулись, и она, упав в обморок, ударилась плечом об алтарь, последний опрокинулся, и голова ее отца покатилась через нее на пол. Мужчины побледнели. Когда молодая девушка в своих предсказаниях назвала Варвика по имени, он машинально схватился за шпагу. Но Сэррей слушал, словно очарованный, и, хотя его члены дрожали от озноба, душа жадно упивалась ужасной картиной.

— Лорд Варвик, — потихоньку спросил он, когда они передали Маргариту на попечение старухи, — что думаете вы насчет этих предсказаний?

— Я истолковываю их в хорошую сторону! — серьезно ответил Варвик. — Если мои ноги тонут в крови, значит, я должен держать в руке меч; тогда я не боюсь ничего. Что же касается вас, то берегитесь этой последней песни… Избегайте королевского двора: ваше сердце слишком пылко для капризов короля Генриха, он способен заставить поэта поплатиться за песню, которая не понравилась ему.

— Тогда я стал бы мучеником поэзии! — с принужденным смехом воскликнул Сэррей. — Но я не могу поверить в ужасную кровавую тучу, созданную разгоряченным воображением.

Лорд Варвик не сказал на это ничего, он и его спутник молча дошли до того места, где их дороги разделились. Варвик на прощанье пожал руку Сэррея и промолвил:

— Генри Говард! Если бы пророчеству все-таки было суждено сбыться, то у вас найдется мститель, как нашелся он и у леди Маргариты.

Сэррей в шутливом тоне обещал то же самое. Однако его веселость была ненатуральной. Какое-то недоброе предчувствие легло тяжелым гнетом на его сердце. В первый раз сегодня английский Петрарка не пел никакой страстной песни, прохаживаясь по узорному мраморному полу своего дворца.

Варвик не ошибся в своем суждении о короле Генрихе, когда сказал, что в данном случае Анне Болейн предстоит поплатиться ни более ни менее как своей головой. На другой же день леди Джэн Сеймур видели верхом на белоснежном иноходце, в расшитом золотом платье, она скакала рядом с королем по Сент-Джемскому парку; но ее прекрасную голову венчала только дворянская корона, из черного бархата, унизанная жемчугом.

Вскоре иная корона должна была украсить ее благовонные кудри. В то время, когда она с веселыми шутками ехала возле Генриха, супругу короля, несчастную Анну Болейн, отводили в Тауэр; ее обвинили перед парламентом в прелюбодеянии, которое она будто бы совершила с пятью дворянами, в том числе со своим родным братом. В надежде на обещанное помилование один из обвиняемых дал ложное показание, тем не менее все они были приговорены к смерти и казнены. Анне Болейн также вынесли смертный приговор. Обсуждали, следует ли обезглавить ее или сжечь живую. Однако Генрих в воспоминание сладостных часов, пережитых им с ней, решил в виде милости обречь ее на секиру палача.

Это не была уже гордая красавица, насмехавшаяся над Екатериной Арагонской; проникнутая глубоким раскаянием, Анна Болейн бросилась к ногам жены тюремного смотрителя и умоляла эту женщину пойти к дочери отринутой королевы, принцессе Марии Тюдор, чтобы просить прощения от ее имени за то бедствие, которое навлекла она на принцессу и ее мать.

Несчастной осужденной не разрешили даже повидаться с ребенком, которого подарила она Генриху, — с златокудрой Елизаветой, похожей на нее как две капли воды. Мужество покинуло Анну при виде эшафота. В диком безумии она разразилась хохотом, потом задрожала от страха, и молилась, и плакала.

В тот же день, когда голова Анны Болейн скатилась на песок, в Виндзорском дворце гремела праздничная музыка. Король Генрих вел Иоанну Сеймур к алтарю.

Глава вторая

СЭРРЕЙ И ВАРВИК

Прошло несколько лет с того дня, когда Генри Говард с лордом Варвиком стояли пред Маргаритой Морус, и многое изменилось с тех пор. Джэн Сеймур после недолгого замужества умерла при родах, и король Генрих отправил своего приближенного, сэра Томаса Кромвеля, в Клеве, просить руки принцессы Анны. Когда невеста, обвенчанная по обычаю того времени с королевским посланником вместо короля, была привезена к нему, то король нашел ее безобразной и разразился бранью, говоря, что ему вместо жены привели толстую фландрскую кобылу. Он устроил вторичный развод с Анной Клевской, а посредника этого брака приказал обезглавить.

Томас Кромвель, по словам палача в Тауэре, не позволил завязать себе глаза пред казнью:

— Скажите королю Генриху, — это были его последние слова, — что он поступил нехорошо, в насмешку упрекнув меня, будто я, сын кузнеца, плохо подковал его, обманув насчет огромной, толстой брабантской лошади, которая умеет ржать только на нижнегерманском наречии. Да будет ему известно, что, сто лет спустя, внук этого кузнеца выкует железо, которым будет казнен король Англии.

Окончив эту речь, Кромвель положил голову на плаху, а, когда она была отрублена, мертвые, остановившиеся глаза казненного так и остались широко раскрытыми и выпученными, точно его взор прозревал будущее. Сколько их ни закрывали, они снова открывались, и голова Кромвеля осталась лежать в гробу как бы зрячая.

— Это означает, — пояснил палач, — что лишь после того, как новый Кромвель отомстит за своего предка, умертвив короля Англии, обезглавленный сомкнет наконец свои вежды.

Однажды на пиру у архиепископа винчестерского Генрих увидел грациозную, пленительную Екатерину Говард, племянницу герцогов Норфолк и двоюродную сестру графа Сэррея. Напрасно граф Сэррей предостерегал свою родственницу против кровавого наследия Анны Болейн, Екатерина не послушала его предостережений; она отдала руку королю и сделала его настолько счастливым, что он заказывал всем церквям благодарственные молебны за свое супружеское счастье.

Однако непостоянство сладострастника опять довело его до пресыщения, а предлог предать суду надоевшую жену был скоро найден. Раньше своего брака с королем Екатерина состояла в нежных отношениях с неким Дургэмом, а предназначалась в супруги другому дворянину. Оба эти человека — бывший любовник и жених были немедленно приговорены к смертной казни, а несчастную королеву таскали с допроса на допрос, хотя она не могла дать иных показаний, кроме того что горько раскаивается в своем прежнем легкомыслии, но не признает себя виновной ни в какой неверности своему супругу.