Валерия Орлова - Три страсти Петра Первого. Неизвестная сторона жизни царя
Такой Петр впервые увидел Анну. Правда тогда он еще не знал, что это чарующее создание зовут Анной. Впоследствии Петр не раз вспоминал этот миг: теплый день, солнце, девочка с блестящими волосами и хрупкими плечами на крыльце незнакомого дома.
Сердце молодого царя забилось сильнее, руки и лоб вспотели. Петр выпучил свои огромные глаза, как будто пытался побрать образ девочки, навсегда сохранить его в памяти. Он стоял, окаменев, и в тот миг, весь мир перестал иметь значение. Была только русоволосая фея, пленившая неугомонное сердце.
Алексашка подергал Петра за локоть, но тот даже не обратил на друга внимания. Так и стоял с разинутым ртом и горящими глазами.
Оказалось, что девочка была дочерью золотых дел мастера Иоганна Монса, зажиточного немца. У семьи Монс был даже свой трактир, где по выходным и праздникам устраивались пиршества.
С тех пор Петр стал частым гостем в Слободе. Как только появлялась свободная минутка, он опрометью кидался сюда, к дому Иоганна Монса, и, сидя за забором, наблюдал, выжидал, — настолько сильно ему хотелось увидеть девочку. Он уже знал, что зовут ее Анной. Иногда она появлялась, и молодой царь чуть не из кустов падал, пытаясь повнимательнее рассмотреть ее. В первый раз, когда он увидел Анну, она показалась ему задумчивой, даже печальной, но чем больше Петр наблюдал за ней, тем яснее понимал: в ней полыхает огонь. Во взоре ее временами мелькало нечто неуловимое, как будто Анна сдерживалась, намеренно не давала выхода своей энергии и жизнерадостности.
Петр, еще будучи неопытным мальчишкой, инстинктивно чувствовал в Анне необузданное женское начало. Оно еще не пробудилось, нет, но не за горами тот миг, когда девочка-фея превратится в пленительную королеву и покорит чье-то сердце. Петр, конечно, не задумывался о будущем. Он просто наблюдал. Еще не было четко оформленных желаний, не было грез, лишь неясные ощущения и размытые образы.
Бывали времена, когда Петр неделями не видел Анну: то слишком много других забав, то сама Анна как будто скрывалась от него в доме. В такие моменты он не скучал — ему хватало дел. Однако ночами, бывало, вспорхнет за окном ночная птица, подаст голос, и Петр вдруг вспомнит об Анхен, прелестнице из Немецкой Слободы.
Шло время. Петру уже стукнуло семнадцать лет. Наталья Кирилловна серчала на сына. Петр становился все более необузданным. Его буйный характер и вечная жажда деятельности никому не давали покоя: ни матери, ни приближенным, ни самому Петру. Грамоте он так и не обучился, а все только повторял: «Да кому они нужны, эти буквы да строчки! Что вы, маменька, волнуетесь». Этикет молодой царь презирал точно так же, как и грамматику. Его грубые манеры и высказывания порой поражали всех.
Мало того, Петруша, как выяснилось, не прочь был и гульнуть. Мечтал-то он, конечно, об Анхен, однако и с девками дворовыми путался, и с прачками, и судомойками, а один раз даже боярскую дочь соблазнил. Непонятно было, за что его любили женщины. Петр не отличался внешней красотой: длинный, нескладный, лицо бледное, глаза навыкате, ноги косолапят, спина горбится. Манерами приличными он не отличался, обхаживать дам тоже особо не умел. Был неловок и бешен; вечно все ронял и сносил. Но девкам спасу от него не было. Может, привлекал буйный характер царя, его необузданность и страстность. Была в нем какая-та дикая мужественность, естественность.
Однажды Алексашка, прогуливаясь по двору, зашел в конюшню и увидел картину, которая могла бы заставить покраснеть любого. Но не Алексашку, который давно привык к забавам царя. Петр, крепко прижав прачку Наташку к стене, страстно целовал ее в вишневые уста. Наташка тихо постанывала, а рука молодого царя медленно ползла вверх по бедру девушки.
Алексашка, помедлив минутку, лишь усмехнулся, пожал плечами и удалился, оставив голубков наедине.
Все эти связи были кратковременными, однако были отношения и более серьезные. Однажды Петр, шатаясь по Москве, увидел девушку в красном летнике. Щечки у нее были, что спелые яблоки, губки, маленькие и алые, напоминали спелую клубнику, синие глаза манили. Длинная русая коса была украшена красными и голубыми лентами. Девушка, видно, принадлежала к состоятельной семье. Она осторожно и с любопытством выглядывала из кареты. Петр толкнул Алексашку и кивком головы указал на красавицу. Друг понимающе улыбнулся и произнес:
— Знаю, кто она. Видел уже, и не раз. Хороша, слов нет. Дочка боярина Лакритского. У него еще лавка с тканями на Аршинном.
— Хороша, — протянул Петр, поедая глазами девицу. — А звать ее как?
— Аксинья. Что, оприходовать хочешь?
— Дурак! — воскликнул Петр, но Алексашку сложно было провести: уж он-то всегда знал, когда царь сердит, а когда просто придуривается.
Не прошло и недели, как разразился скандал. Злой, весь красный, боярин Лакритский явился к государыне Наталье Кирилловне жаловать на Петра. Нос боярина, похожий на картофелину, гневно подрагивал, толстые губы кривились. Оказывается, Петр соблазнил его единственную дочь. Он влез через окно в спальню к Аксинье и, пробыв там всю ночь, утром хотел сбежать. Да не успел. Мать, пришедшая в то утро будить дочь пораньше, застала молодых в неподобающем виде и подняла ор на весь дом. Прибежал испуганный отец в ночном колпаке и, завидев коварного змия, не признал в нем царя. Схватился за дубину. Петр же, взъерошенный и сонный, прямо как был — в чем мать родила, успел выпрыгнуть в окно и унесся.
Вся Москва, естественно, прознала о случившемся. Женщины потешались над Аксиньей и ее матерью, мужчины посмеивались над Петром, а втайне завидовали — Аксинья была признанной краса вицей.
Наталья Кирилловна, услышав обо всем, пришла в неописуемый ужас, сделала сыну выговор, но это не помогло. Не было на Петра управы.
Наталье Кирилловне пришлось срочно принимать решение. Аксинью, печальную и опозоренную, срочно отправили к родственникам в Воронеж, где через несколько недель выдали замуж за местного торговца скотом, Красноухова.
Петр недолго горевал из-за потерянной «возлюбленной».
Потом была еще старшая дочь боярина Складова, Анастасия, маленькая, худенькая егоза с длинным носом. Впоследствии никто не мог понять, чем она прельстила молодого царя. Анастасия не была ни красива, ни умна, да и характером обладала далеко не сахарным. К ней царь, кажется, привязался сильно. Много ночей он провел у нее, пока родители догадались, что к чему, и тоже сослали дочь в другой город. На этот раз Петр несколько недель ходил, словно в воду опущенный.
Был он привязан и к Лизке, прачке, которая по первому требованию ублажала его ласками, всегда была нежна и приветлива. Петр бессовестно наслаждался ее прикосновениями и много часов провел в ее объятиях.
— Сашка, а помнишь, как мы лазили в баню за девками подглядывать? — как-то спросил Петр.
— Как такое забудешь… — улыбнулся Алексашка.
Той же ночью друзья напились так, как еще ни один сапожник в Москве не напивался. Погорланили, как обычно, а затем, совсем обезумев от скуки, направились к бане, как несколько лет назад, когда были еще глупыми мальчишками. Только раньше их забавы были безобиднее.
Петр, шатаясь, приблизился к деревянной двери и громко постучал тяжелым кулаком. Внутри затихли.
— Отворяйте… девки! — закричал Петр. — Царь пришел…
Алексашка, сам едва стоявший на ногах, поддерживал государя, как мог.
— Отворяйте, или плетей захотели?! — продолжал надрываться Петр, бухая кулаком по дереву.
В ответ — тишина. Девки испуганно затаились.
— Лучше по-хорошему, а то… ить… его ж как понесет… — пробурчал Алексашка, едва не падая носом вперед.
Петр вдруг разозлился:
— Ах, вы, шалавы, не хотите… Ну ладно. Я ж церемониться не стану.
Царь повернулся и кривой походкой побрел в сарай. Затем вернулся и, потащив за собой Сашку, приказал взять огромное полено. Сашка послушно поднял один край, а Петр ухватился за другой. Так они и вернулись к бане. Внутри все еще было тихо.
— Сашка, подсоби… — пробурчал Петр и как треснет с размаху краем полена по двери.
Девки испуганно завизжали, поняв, что задумал Петр.
В течение нескольких минут царь с Сашкой отчаянно долбили бревном о дверь. Ничего не получалось. То ли были слишком пьяны и сил не хватало, то ли дуб попался крепкий.
Запыхавшись, Петр и Сашка отступили. Потом попробовали снова. На этот раз дверь поддалась.
Петр, красный как рак, а за ним Сашка ворвались в баню. Нагие девки с визгом и проклятиями кинулись врассыпную. Царь пытался поймать хоть одну, но их розовые, покрытые пеной тела выскальзывали из рук.
Наконец Петру удалось схватить кого-то. Это оказалась Варвара, дворовая девка. Она мыла полы и убирала комнаты.
Петр зарычал и опрокинул Варвару на скамью. Она орала и вырывалась что есть мочи. Царь стал целовать ее лицо, руки, голую грудь, приговаривая:
