Джейн Харрис - Наблюдения, или Любые приказы госпожи
— Просто в голову не пришло. Я подумала… ну…
Она не договорила, но я и так поняла, что она хотела сказать, ведь я простая ирландская девушка, а потому все думали про меня одинаково.
Теперь глаза у нее блестели.
— Ну а писать ты умеешь?
— Само собой, — отвечаю. — Я пишу очень даже здорово.
— По-английски?
Я удивленно так глянула на нее.
— По-каковски же еще?
— Надо же! — говорит. — И кто тебя обучил грамоте?
Я на секундочку задумалась, потом сказала:
— Моя матушка, упокой господь ее душу! — и перекрестилась.
Женщина слегка отшатнулась с покоробленным видом. Видать крестное знамение не понравилось, даже англичанам оно не по душе.
— Подожди здесь, — говорит, и побежала к дому.
Я стояла, озираясь по сторонам. Что дальше, интересно знать? Наверное, она хочет, чтобы я ей что-то прочитала или написала письмо. Немного погодя женщина вышла из дома с листком бумаги в одной руке и пером в другой.
— Вот, пожалуйста. Покажи, как ты пишешь. — Она не собиралась верить мне на слово, и ее можно было понять, после истории с коровами-то.
Я взяла перо, уже обмакнутое в чернила, пристроилась с листочком к каменному цоколю водокачки и быстро накалякала несколько слов вроде «спасибо за хлеб, миссус, извините за криводушие» или что-то в таком духе. Слово «криводушие» я узнала от моего мистера Леви, потому и ввернула. Пускай я не умела доить коров, но я умела писать слова правильно и гордилась этим.
Женщина заглядывала мне через плечо. Я бы и больше написала, да чернила кончились. Я отдала ей перо и бумагу.
— Так-так, — говорит она и смеется весело-превесело. — А сколько же тебе лет, Бесси?
— Восемнадцать миссус.
Это ложью не считалось, поскольку про возраст я всегда врала. В любом случае насчет года и числа моего рождения имелись известные сомнения, у матери моей была слабая память на даты.
— Восемнадцать? — Она удивленно вскинула брови, а потом говорит: — Впрочем неважно. Я положу тебе четыре шиллинга в неделю, комната и стол бесплатно. Хочешь служить у меня?
— О господи, — говорю. — Нет-нет. Я хочу найти место в Эдинбурге, миссус.
Она рассмеялась.
— Ну зачем тебе теперь в Эдинбург? Ты можешь остаться здесь, а я позабочусь о тебе и стану платить четыре шиллинга и шесть пенсов в неделю.
— Но… я ведь не умею доить коров, миссус.
— У тебя есть другие способности. Тогда пять шиллингов, и я о тебе позабочусь, а еще выделю тебе в огороде участок, чтобы ты выращивала там все что захочешь.
Участок в огороде меня нимало не интересовал, о чем я и сообщила. Если мне чего и хотелось вырастить, так только капиталец покрупнее. Конечно особо рассчитывать на обогащение не приходилось. Пять шиллингов даже тогда были сущей мелочью, но я знала что больше пяти мне нигде не предложат, а здесь я по крайней мере вдали от всякого общества — в местных краях не то что общества, вообще ничего нет, только деревенские коровы да несколько угольных рудников. Вдобавок меня подкупило еще одно: слова «я о тебе позабочусь».
Я бросила взгляд на дом.
— А книжки у вас есть, миссус? В смысле с повестями и романами?
— О да. Целая уйма.
— Я люблю читать, — говорю. — Вот если б вы разрешили мне иногда брать книжки…
— Хмм… — Она вздохнула, пару раз прошлась взад-вперед и наконец, похоже, приняла страшно неохотное решение. — Хорошо, — говорит. — Доступ к книгам. И пять шиллингов в неделю.
— Идет, — кивнула я. И скажу честно, я сочла сделку выгодной.
Мы прошли в кухню, и женщина, ничего не сказав по поводу горелого запаха, ногой разметала овсяные зерна по полу, уничтожая выложенное из них слово. Потом она усадила меня за стол и принялась разъяснять мои обязанности. Список из них вышел бы длиной с руку, но все казалось ясно и просто, ничего странного или необычного. Скотина содержалась на ферме и за ней смотрели фермерские работники, но женщина сказала, что держит при доме несколько куриц и свинью, они у нее за домашних питомцев, и в мои обязанности входит кормить их. Я должна следить за чистотой и порядком в доме, стирать стряпать подметать полы вытряхивать коврики готовить чай. Каждый день разжигать все камины драить кухонную плиту и поддерживать в ней огонь. Чистить обувь выносить ночную посуду за хозяйкой и хозяином. Вдобавок, если у них будет не хватать рабочих рук, мне придется возить навоз в тачке и убирать камни с поля, а потом помогать укладывать эти же камни в ямы на другом поле — для отвода воды, пояснила она. Еще я должна ухаживать за огородом, а если вдруг у меня выпадет свободное время, я всегда могу заняться починкой и штопкой одежды. В общем, мне предстояло выполнять всю хозяйственную работу, какую только можно придумать, ведь меня брали служанкой на все руки, а такие трудятся не покладая рук. Хозяева держали фермерских работников, которые жили прямо на ферме или в лачугах за лесом, но я буду единственной домашней работницей. Женщина не упомянула только про дойку, и я спросила насчет нее.
— О, об этом не беспокойся, — говорит она. — Джесси и Мюриэл позаботятся о коровах. Тебе придется помогать им лишь в случае срочной надобности.
Это меня страшно позабавило. Интересно, что за срочная надобность такая? Я представила, как все в панике носятся взад-вперед, наперегонки спеша подоить коров. Помой кастрюли, Бесси! Сделай водоотводную яму! Не могу миссус я должна подоить коров — срочная надобность!
Женщина внимательно смотрела на меня.
— Надеюсь, ты не из праздных мечтательниц?
— О нет, миссус.
— Но может, ты ленива? Или капризна?
Я помотала головой.
— Вовсе нет.
— А может, ты… ну скажем, склонна к обману?
Здесь она меня поймала, с коровами-то я дала маху. Но признаваться я не собиралась.
— Нет, миссус, — говорю. — В обычных обстоятельствах нисколько не склонна.
Похоже она не поверила.
— Ну же, Бесси, признай правду.
Моя мать вечно повторяла, что я не признаю правды, даже если она подскочит ко мне вплотную и гаркнет «здрасьте».
— Ей же ей, миссус, я не врунья.
Я бы сплюнула в подкрепление клятвы, находись мы на улице, а так пришлось просто сказать через плечо «тьфу-тьфу-тьфу». Женщина прям вся передернулась, хотя непонятно, с чего так волноваться, когда кухня все равно в жутком беспорядке.
— Бесси, — говорит, — я не знаю, где ты воспитывалась, но в этом доме никогда больше так не делай.
— Извиняюсь, миссус. Но миссус, про коров я соврала потому лишь, что хотела вам понравиться.
Она тяжко вздохнула, потом спрашивает терпеливым голосом:
— Милая Бесси, а как ты обращалась к хозяйке на своем последнем месте работы?
— Да никак не обращалась, — отвечаю.
Она на меня глазами хлоп-хлоп.
— Просто там не было никакой миссус, только мистер Леви. Он был старый холостяк и служили у него лишь я да еще мальчишка один.
— О… — Она на секунду нахмурила брови. — Но я уверена, ты называла мистера Леви «господин» или «сэр» — разве нет?
— Ну вообще-то да. — Я так сказала, поскольку именно такой ответ ей хотелось услышать. — Он просил называть его «господин», точно. Господин то, господин се.
— Бесси, — говорит она, теперь очень серьезно, — я хочу, чтобы ты называла меня «мэм».
— Конечно, как прикажете, мэм.
Она с улыбкой кивнула.
— Так-то оно лучше. — Потом глубоко вздохнула и продолжила: — У меня к тебе еще одно поручение, Бесси. — Она выразительно округлила глаза, давая понять, что речь идет о деле чрезвычайной важности.
Потом подошла к высокому комоду и достала из ящика конторский журнал. Господи Исусе, подумала я, она хочет чтобы я вела счета, но обращается совсем не по адресу, писать я положим умею, но вот с арифметикой всегда была не в ладах. Однако я ошибалась.
— Вот, возьми. — Миссус сунула журнал мне в руки. — А теперь, Бесси, слушай внимательно. Я берусь обучить тебя всякой домашней работе. Но взамен хочу, чтобы ты каждый вечер улучала время написать в этом журнале обо всем, что сделала за день, с утреннего пробуждения до отхода ко сну, во всех подробностях.
Я взглянула на нее и спрашиваю слегка растерянно:
— Но зачем, миссус? То есть мэм.
Она даже бровью не повела.
— Затем, что такова моя воля, — говорит. — И учти, я нанимаю тебя только на этом условии. Не умей ты писать, я бы не взяла тебя в услужение. Не сочла бы нужным тратить время и силы на твое обучение — ведь ясно же, что ты ничегошеньки не умеешь по хозяйству.
С самой минуты, как я нацарапала несколько слов на бумажке, она чуть не прыгала от радости. Даже сейчас глаза у нее блестели, и она дышала часто. Я зябко поежилась, все-таки уже смеркалось и становилось прохладно.
— Время от времени я буду смотреть, что ты написала, — сказала миссус. — А когда испишешь весь этот журнал, я дам тебе другой. Все понятно?