Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Возможно нам закрепиться в Самкрае – если все пройдет хорошо? – спросил Хельги. – Что там за народ?
– Живут там по большей части торговцы – хазары, жидины, армяне, греки, ясы. Вокруг города выращивают хлеб и виноград. В целом это народ мирный, сражаться предстоит только с тудуновыми войсками. Но просто так каган этот город не отдаст – это его ворота на Греческое море и западную половину мира.
– Но если мы захватим Самкрай, а греки – Каршу, то каган вовсе потеряет выход на Греческое море! – заметил Асмунд.
– И тогда уже мы будем брать с хазар пошлины за проезд к Царьграду, – засмеялся Хельги.
Увидев княгиню, засыпанную снегом, мужчины прервали разговор, встали и поклонились. Сразу двое или трое устремились к ней – помочь снять платок.
– Сидите, мне нужен только мой свояк, – улыбнулась она и кивнула Мистине: – Я пойду к себе, проводи меня.
Остальные снова сели, а Мистина взял со скамьи свой шлем и пошел за Эльгой через снегопад к княжеской избе. Без Ингвара она снова взяла к себе Святку, но тот уже спал, лишь его нянька, Добрета, дожидалась княгиню и не ложилась, сторожа свечу возле приготовленной постели.
Эльга отдала ей мокрый платок и шубу, махнула рукой, отсылая, и в изнеможении села на скамью. Рядом на ларе лежал наполовину сшитый кафтан для Ингвара – из присланной Сванхейд ткани. Лишь теперь у Эльги дошли руки заняться шитьем, хотя дело подвигалось медленно.
– Не видела еще? – Мистина положил свой шлем прямо посреди стола, ближе к горящей свече.
Эльга сперва удивилась, не сразу поняв, в чем дело и чем таким невиданным ей предлагается любоваться. А потом сообразила: старый, с выправленными вмятинами и поцарапанный шлем Мистины украсили новой, позолоченной узорной полумаской. Позолотой покрылись и все четыре накладные полоски, соединяющие четверти купола, и короткий шип на макушке. Обновленным она его еще не видела. И теперь Мистина смотрел на нее с ожиданием, и в глазах его светилось хоть и по-мужски сдержанное, но той же природы чувство, с каким женщина ожидает восхищения новым платьем или узорочьем.
Эльга выросла в семье воеводы и знала, что важно. Поэтому она с усилием, оттолкнувшись от скамьи, встала, прошла к столу и восторженно всплеснула руками:
– О боги, как красиво! Скольд делал?
Мистина кивнул. Откуда золото, Эльга не спрашивала: само собой, из того же мешка с Романовыми номисмами, откуда вели свой род и ее новые подвески к очелью. Но было здесь нечто более важное, чем красота или богатство.
– Ингвар мне велел перед отъездом, – ответил Мистина на вопрос, заданный одними глазами. – В этот раз пойду, не пойду – пока не ясно. Но уже ясно, что не век мне ближнюю дружину водить. Сегодня учил паробков в строю следить за золотым шлемом, а там, глядишь, и на поле поведу.
– Как же иначе? – тихо сказала Эльга. – Я ничего другого и не ждала.
Ей Ингвар перед отъездом об этом не упомянул, но она не удивилась. И сейчас была очень рада. Даже больше, чем решалась показать. Давно стало очевидно, что Мистина не останется на всю жизнь сотским ближней дружины. Это должность весьма важная, но он ее перерос. И Эльга чуть не прослезилась от облегчения, осознав, что Ингвар не побоялся слишком много дать побратиму, который, как он знал, умнее его и куда лучше умеет нравиться людям…
Не зная, что сказать, желая скрыть влажный блеск глаз, она потянулась и поцеловала его под нижнюю губу. Ощутила тепло его дыхания и свежий запах немного влажной от растаявшего снега бороды. Мистина обнял ее одной рукой и ткнулся носом ей в волосник над ухом. Эльга задрожала от волнения: не от поцелуя, а от проскользнувшей в нем искры понимания и доверия, такого глубокого, что стало страшно. Было чувство, будто его душа касается ее души, и столь огромная бездна перед ней открывалась, что теснило дыхание.
Эльга отошла от него и села.
– А я ведь тебе хотела про еще одну обновку рассказать.
Мистина смотрел на нее, то ли ожидая слов, то ли желая сказать что-то еще. Эльга вздохнула: от утомления и волнения не находила сил заговорить. Нужно было скорее разорвать это облако, заключившее их в отдалении от всех прочих, но оно не поддавалось. Так нельзя… Уж точно не сегодня!
Не дождавшись продолжения, Мистина опустился на колени и стянул с ее ног черевьи сместе с поршнями из толстой кожи – их надевают зимой или в слякоть поверх черевьев, чтобы те не сразу промокли. Мягко сжал в ладонях ее ступню, словно проверяя, сильно ли промок вязаный чулок. Эльга молча смотрела на его склоненную голову. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, но вид Мистины на коленях перед ней был приятен, и она не спешила его поднимать.
Происходило что-то невероятное, казалось, она видит сон. Всегда веселый, разговорчивый, легко откликающийся на любой вызов, Мистина тем не менее был человеком жестким и, как Эльга иногда с тревогой подозревала, довольно бессердечным. Любострастия в нем было предостаточно, но, когда он у стола поцеловал ее в висок через ткань волосника, в этом была искра нежности, яркая и внезапная, как падучая звезда на черном небе. У Эльги захватывало дух, она терялась, трепетала, восхищалась и тревожилась, как перед чем-то совершенно неожиданным и огромным. Она плохо его узнала за три с лишним года? Или эта искра была новостью и для него самого?
На серой шерсти чулка остались от растявшего снега крошечные круглые капельки. Будто стирая их, ладонь Мистины медленно двинулась вверх по ее ноге. Едва дыша, Эльга не шевелилась. Насколько далеко он зайдет, пока она его не остановит? Вот он коснулся ее кожи под платьем, там, где кончался чулок, и ее пробрала дрожь. Медленно, будто нарочно давая ей время подать голос, он поднял подол, склонил голову и прижался губами к ее колену…
У Эльги словно что-то оборвалось внутри; перехватило дыхание, в животе разлился
