22 июня, ровно в четыре утра - Влад Тарханов
На день рождения должен был приехать Иван, но он сейчас глава города, мало что там, человек занятой, вообще в последнее время у них не появляется. В последнее время, особенно после смерти отца, старший из Майстренков вообще отдалился от семьи, даже не то, чтобы возгордился, а как-то отодвинул их в сторону, приезжал, конечно же, приветствовал, но разговоры с ним не клеились, разве что с Ульяной был как-то более душевным, а вот с младшими братьями… холодный, чужой, постоянно делал вид, что чем-то жутко занят и озабочен. И этот его вид больше всего обижал. Надо же, с братьями… и так… Эх…
Вообще, после смерти Архипа все пошло у Майстренков не так, видно исчез какой-то стержень, который держал всю их семью, позволял быть вместе, чего-то добиваться. Жили они на хуторе, недалеко от Бандышовки, считались жителями села. Ульяна не работала, хлопотала по хозяйству. Сейчас весь их дом на ней и держался. Если не она, давно бы все пропало. Могла пошутить, выслушать братьев, наставить на путь истинный, советом помочь, выволочку сделать. А все равно отца не хватало. Было в нем что-то такое, что они, младшие Майстренки утеряли, а найти никак не могли.
Самый младший из братьев, Остап, работал в местном колхозе, был парнем работящим, крепким, упрямым, только характер у него был не в отца — не задиристый, покладистый, мог спокойно выслушать начальство, даже если его попрекали несправедливо, а вот папаня такого никогда не терпел — сразу в драку лез. Правда, стоило начальству прекратить вычитывать подчиненного, как тот снова и снова доказывал свою правоту, пока его не посылало начальство, и не на три буквы, да махнув рукой, убиралось по своим делам. А Остап делал все по-своему. И все начиналось сначала. Но парень был непьющим, а работу делал, что называется, за троих. Поэтому никуда его начальство и не выгоняло. На работящего три воза свалят, а на ледащего — сноп!
Труднее всего было Богдану. Через месяц после смерти отца у него открылась язва, да еще и как открылась — с кровотечением. Правда, сразу отвезли в район, хирург, дай Бог ему здоровья, Исаак Самуилович Бронштейн, сказал, что надо оперировать, но можно попробовать пролечить, раз кровь пошла в первый раз. Парень операции боялся больше, чем смерти, потому согласился лечиться. Его уложили в палату, строго-настрого запретив вставать, так началось лечение. Через две недели стало легче, а дома уже Ульяна стала выхаживать брата, который каждое утро и каждый вечер, сразу же после дойки выпивал по большой кружке свежего парного молока. А еще только ему готовились супы и каши, такие мягкие, какие только мама в детстве им готовила, даже борщ Ульяша умудрилась делать без заправки из кислых помидор, да еще чуток подсолаживала его, так что борщ был всем борщам борщ. Остап такую еду тоже нахваливал, вот только отварное мясо не любил, а Богдан еще до нового года сидел только на вареном, да и потом жареным-печеным не баловался, ему сестрица то отварной курятинки подбросит, то ушицы с отварной днестровской рыбкой, благо, на рыбалку ребята ходили регулярно. В их рационе рыбка была хорошим подспорьем. Всю тяжелую мужскую работу по хозяйству Богдан взял на себя. Не смотря на то, что язва его периодически мучила, особенно вечерами, он работал, как вол. Спасала его постоянная работа сестры. Наверное, трудно представить себе, что может с человеком сделать любовь, особенно любовь бескорыстная, но факт остается фактом, к лету от язвы воспоминаний не осталось. Богдан мог уже иногда и горилочки потянуть, и жареного иногда себе позволить, а пироги он любил с детства, так что Ульяша всегда готовила пироги с хорошим запасом: пироги она делала, точь-в-точь, как мама, длинными, на все деко, пироги получались пышными, начинки было немного, но легкое душистое тесто делало их вкус просто изумительным. Лучшим отдыхом для Богдана было сесть с кружкой молока и цельным пирогом на лавочку около дома и наслаждаться любимым вкусом и приятным отдыхом.
В воскресенье, с самого утра, братья ушли на покос. Перекусили там же: сало, луковица, кусок черного хлеба и пироги с сыром. Вернулись под вечер, довольные, уставшие, нагулявшие зверский аппетит. А Ульяна уже накрыла на стол. Накануне Богдан выловил на Днестре три довольно крупные красноперки, тут такую рыбу считали благородной, так что была уха, пироги с мясом, с грибами и картошкой, сало — копченое и просоленное, квашеная капуста и огурчики, свежие огурчики уже поспели и сразу на стол, рассыпчатая праздничная каша из трех злаков, этот старый рецепт еще от прабабушки переходил с в их семье по женской линии. Были и сладкие налистника и рисовая молочная каша с изюмом, все то, что любили братья. В центре стола красовалась бутля с прозрачным самогоном, настоянном на травах.
Сколько раз удивлялся, видя, как в картинах показывали самогон в виде мутной белесоватой жидкости, ну-ну, такую сивуху на Украине делали разве что на продажу нечистоплотные бутлегеры. Настоящий украинский самогон всегда был хорошо очищенный, как слеза, качеством превосходил казенную водку, правда с запахом, ну тут, куда деться. Сахарную и пшеничную от бурачанки отличить можно было всегда и именно по запаху. А чтобы запах ушел, настаивали готовый продукт на травах, зубровке, например, хорошо шла калгановка, про ягодные виды даже и не спрашивайте меня: малиновая, клубничная, смородиновая, да разве всего перечислить, у каждой хозяйки был свой любимый рецепт настойки. Помниться, как в сельсовете одна дамочка охарактеризовала односельчанина: «А з цього й податків не візьмеш, такий ледащо, навіть горілку лінується вигнати, купляє вже готову»![22] По ее мнению, если человек самогонку не делает, ленивее его разве что корова.
Видя, как проголодались братья, дядьку Гната решили не ждать. Выпили за именинницу, и тут же братья набросились на еду, Ульяна смотрела на них так, как смотрит мама на детей, получая несказанное удовольствие от того, что детки с аппетитом едят то, что она приготовила. Свою нерастраченную материнскую любовь девушка перенесла на братьев, тем более, что они пока были не семейными, правда, Остап, поговаривали, поглядывал на Марусю Самойлиху, та работала в
