Василий Кучерявенко - Перекоп ушел на Юг
— А вы остаетесь здесь? — спросил его Андрианов.
— Я не могу оставить больных. Не могу!..
В этот же день вечером все четверо перешли в гостиницу «Прага». Гостиница была маленькой: в ней останавливались приезжие с других островов — моряки и рыбаки.
Узнав, что Анатолий Михневич — машинист, хозяин гостиницы очень обрадовался, предложив русским перебрать, почистить и привести в порядок станок для изготовления конфет.
— У вас, русских, теперь всюду машины, так что справитесь.
Моряки с охотой принялись за работу.
Анне Николаевне хозяин Рихард поручил уборку гостиничных номеров.
Ян Эдвард любил поговорить. Однажды он разоткровенничался и рассказал историю своей жизни. Еще в дни молодости он сделал предложение богатой девушке. Невеста оказалась жадной до денег и без богатства не мыслила себе жизни. И он уехал на остров Яву — зарабатывать деньги.
Конфет там тогда еще никто не делал, и Ян стал делать конфеты, сладости — ведь до этого в Чехии он работал кондитером. Потом удалось приобрести примитивный станок.
Дело оказалось прибыльным. И все заработанные деньги Ян переводил будущей жене. Наконец был сделан последний перевод в десять тысяч гульденов к обусловленной в брачном договоре сумме. А вслед за этим и сам Рихард выехал в Прагу. Но там жениха выставили за дверь: у невесты давно был другой, более выгодный муж.
Обманутый Рихард опять уехал на острова и обосновался на Борнео, в городе Понтианаке. Пришлось вновь работать батраком, потом кондитером. Но разве можно было конкурировать с фабрикантами какому-то кустарю-одиночке!..
Рихард, закурив, выпустил дым и, смотря на рассеивающееся облачко, горько улыбнулся:
— Стал я уже стариком, поседел. Так вот и гонялся всю жизнь за богатством. А на старости лет ничего не нашел. Ничего! Все рассеялось, как дым. Нет счастья, и молодость не вернешь.
…В один из дней все население Понтианака под страхом смерти было согнано японскими захватчиками на берег реки. Вскоре сюда привели группу пленных английских летчиков. Руки у них были связаны за спиной. Среди летчиков моряки заметили и голландца, который вывез их на самолете с острова Большая Натуна.
Японцы поставили пленных на колени лицом к воде. Затем прокричали, обращаясь к малайцам. «Азия — для азиатов! И мы, японцы, освобождаем вас от этих европейцев!» Летчиков обезглавили, а трупы столкнули в воду…
Казнь произвела на всех тяжелое впечатление.
Прошла неделя. В город из глубины острова Борнео по каким-то делам прибыла целая группа даяков, племя, которое обречено на вымирание.
Даяки были в набедренных повязках, богато орнаментованных камнями и металлическими блестками в виде змей. Чуть раскосые глаза, широкие носы, толстые губы, сбитые копной волосы, перья в ноздрях и ушах; луки, колчаны, полные стрел; на руках и ногах браслеты из белого металла — такими запомнились они Андрианову.
Японцы увели даяков в свою резиденцию. А потом стало известно, что некоторых из даяков посадили в железные клетки и отправили в зоопарк в Токио. Остальных пленных вывели в пальмовую рощицу недалеко за городом и там отрубили им головы. В газетах же опубликовали, что, согласно медицинскому заключению, все даяки были сумасшедшими, неизлечимо больными и представляли опасность для жителей острова…
…В другие вечера Андрианов рассказывал, как на чердаке гостиницы «Прага» они установили приемник и слушали Москву, Хабаровск, Владивосток. А когда японцы выследили и забрали приемник, сведения им приносил малаец Санд, часто приходивший к Рихарду.
Однажды Санд сообщил, что в порт за каучуком и копрой пришла джонка с двумя китайцами — с ними русским можно уехать в Сингапур.
Андрианов уже несколько месяцев ходил к японцам, просил отправить их или к советскому консулу в Токио, или в Советский Союз, но все безрезультатно.
К тому времени, как из Сингапура пришло разрешение, приехал новый комендант. Ян Рихард посоветовал Андрианову отправиться немедленно к нему за разрешением выехать с острова.
— А если не разрешит, оставайтесь у меня до конца войны, — сказал он.
Комендант принял Андрианова, долго рассматривал его, затем велел прийти через неделю, принести по два гульдена с человека за каждую визу. В назначенный срок моряки пришли в комендатуру, попав наконец к коменданту. Визы на выезд во Владивосток через Сингапур были получены.
Японец, потирая довольно руки, заявил морякам:
— Видите, как велика императорская Япония, и я, ее офицер, выдаю вам визу для поездки с Борнео через Сингапур во Владивосток! Я, японец, выдаю. Это понимать надо! Борнео, Сингапур, Маньчжурия — всё Япония… — И он гордо посмотрел на русских.
Шкипер джонки китаец Ли Сан-ча попросил и на его имя выписать бумагу, в которой было бы указано, что он имеет право взять русских и везти их в Сингапур. Была получена и эта бумажка.
Рихард снабдил моряков питанием на дорогу, дал сто гульденов — заплатить за проезд.
На джонке совершенно негде было поместиться. Все было загружено. В конце концов Ли Сан-ча разместил их в маленьком кубрике, где жили оба китайца.
Путь был далек и опасен, так как в это время года начинались жестокие штормы.
Шесть суток погода благоприятствовала плаванию, на седьмые джонка попала в шторм. Волны, накатываясь одна за другой, заливали суденышко. Моряки отливали черпаками воду, но это мало помогало. К счастью, вскоре показался островок Тамбелан. В одной из его бухточек укрылась и отстаивалась джонка, пока бушевал шторм.
На двенадцатые сутки джонка под одним парусом, тихо покачиваясь, плыла на запад. Но что это? Целая группа маленьких островов встала на пути.
Ли Сан-ча недоуменно пожал плечами и развернул карту. Это была английская крупномасштабная карта района, прилегающего к Сингапуру и Суматре. Оказалось, что джонку снесло в сторону Суматры.
Определившись, пошли от острова к острову, а еще через двое суток попали в Сингапур. Но в Сингапуре моряков схватили японские военные власти. Японский офицер, увидев у моряков визы, отобрал их и начал допрашивать каждого.
— А потом нас привезли сюда. Вот мы и встретились, — закончил рассказ Андрианов.
В свою очередь, моряки рассказали товарищам, как они жили на Большой Натуне. Много вечеров было посвящено этим беседам.
А вдали виднелись исхлестанные дождем сиротливые пальмы, и сердце тосковало по северу, по Родине.
Через несколько месяцев моряков перевезли в Сайгон.
НА ЯПОНСКОМ КОРАБЛЕ
Советское правительство, узнав о местопребывании моряков парохода «Перекоп», потребовало от японских властей возвращения их на Родину.
В Сайгоне советские моряки находились почти месяц, жили за колючей проволокой. Кругом все было оплетено зелеными вьющимися растениями, поэтому ничего, что происходило за пределами лагеря, не было видно. В помещении тесно, повернуться негде. Один раз группа моряков во главе с Бакаловым вышла во дворик, чтобы размяться. К ним подошел японский солдат и долго что-то толковал. Потом сказал на ломаном русском языке.
— И Старинград… Ворга… Росскэ кругом Старинграда один час много-много тысяч убивать джерман…
Вечером в барак принесли бульон, рыбу, кофе и даже несколько бутылок пива.
Моряки переглянулись между собой: «Чтобы это значило? Провокация?..»
Всё съели, но пива не тронули.
Пришел офицер и спросил, почему русские не пьют пива. Ведь их угощают офицеры японской императорской армии.
— Сообщите советскому консулу о нас, — ответили моряки.
Офицер промолчал и вскоре вышел.
На следующий день пленников повели в порт, посадили на корабль. Моряки не знали, куда их повезут. Возможно, опять высадят на Натуну, оставят там на произвол судьбы.
Бударин поддерживал под руку ослабевшую Анну Николаевну, Погребной помогал передвигаться больному матросу, хотя и сам еле держался на ногах от истощения. Радченко не отходил от Евдокии Васильевны.
Вдали зеленели берега, виднелись пальмы и высокий бамбук. В долинах — маленькие квадратики рисовых полей. Солнце палило. Под натянутым тентом, в тени, на ботдеке стояли японские офицеры и смотрели на русских. Раскаленная солнечными лучами палуба жгла босые ноги. Море отбрасывало слепящие блики лучей, отраженных разбегающимися волнами. После темного помещения все щурились.
Вскоре загрохотала выбираемая якорная цепь. Один матрос обмывал ил с якоря, другие выбирали канаты.
Бахирев, Друт, стоя с Будариным, наблюдали отшвартовку.
— Быстро работают, — произнес задумчиво Бударин. — Эх, как я соскучился по дому, по сыновьям. Увидеть бы семью, побыть дома, увидеть своих моряков, узнать, как работают, как им плавается! Скоро ли увидимся? Скоро ли сами начнем плавать?..
Море медленно колыхалось, словно дышало. Пароход шел быстро. Морякам приказали перейти в трюм.
