Михаил Волконский - Жанна де Ламотт
Жанна знала, что ей надо было делать. Теперь она была настолько старше годами и опытом жизни, что могла бы, кажется, потягаться с самим графом Калиостро!
Она знала, что нужно только найти, в чем состоит слабость человека, чтобы управлять им. А у каждого человека есть какая-нибудь слабость, нужно только суметь открыть ее.
Несомненно, что и дук дель Асидо уязвим в чем-нибудь и, чтобы подчинить его себе, надо только выждать, приглядеться и действовать с осторожностью. А для того чтобы подчинить себе такого человека, стоит поработать!
Жанна, давно уже привыкшая ступать так, что ее не было слышно, поднялась из сада на балкон и вдруг остановилась здесь, прислушиваясь.
Из растворенных окон гостиной, выходивших на балкон, доносились голоса, которые Жанна сейчас же узнала.
Разговаривала княгиня Мария с Сашей Николаичем. Говорили они по-русски.
Жанна настолько знала этот язык, чтобы понять их разговор, довольно, впрочем односложный и краткий, но выразительный. Да и не столько слова надо было понять Жанне в этом разговоре, сколько то выражение, которое было в том, как они их произносили.
– Итак, вы решили? – спросила княгиня.
– Да! – ответил он.
– Решили отдать двести тысяч?
– Да!
– Но разве вы так богаты, что можете свободно располагать такими суммами?
– Это – все, что я имею…
– Так вы отдаете все, что у вас есть?
– Нет, не все.
– Что же остается у вас?
– Моя честь…
– Но деньги, состояние?..
– Ради того, что я считаю своим долгом, я рад отдать не только все свое состояние, но и самое жизнь… Я готов умереть…
– Знаете, мне кажется, умереть легче, чем, раз испытав, что значит после нищеты получить богатство, снова расстаться с этим богатством. Я ни за что не решилась бы на это и, простите, мне трудно поверить…
– Вы не верите мне?
– Нет, я не это хочу сказать…
– Нет, скажите прямо, вы не верите мне?
– Вот видите, из всех людей, которых я встречала до сих пор, или, вернее, которых я знала, – при этом я не исключаю и себя самой, – ни один не сделал бы этого…
– Но как видите, я делаю! – заметил он.
– И я признаюсь вам откровенно, удивляюсь вам и не могу назвать вас…
– Может быть, умным?
– Нет, я вас могу назвать рыцарем!.. В вашем поступке, если вы решитесь на него, есть нечто возвышенное, отделяющее вас от других людей, и я рада, что могу засвидетельствовать это!..
– А я рад, нет, самым настоящим образом счастлив тем, что могу видеть вас и говорить с вами!..
– Уж будто это так?!..
– О да!.. клянусь вам…
– Ну, тут, – подумала Жанна, – пойдет и весь тот влюбленный вздор, который повторяют все люди, когда бывают влюблены, воображая, что они выдумывают что-то новое и говорят вещи, которых никто до них не говорил, хотя они в любой комедии могут услышать все это, когда им угодно!»
И она была права.
Действительно, она услышала весь этот вздор и весь он был произнесен Сашей Николаичем восторженно и страстно.
Положим, он имел право до некоторой степени быть восторженным и страстным, потому что готов был заплатить двести тысяч за что – неизвестно, но княгиня Мария не останавливала его и не умеряла его пыла, а терпеливо слушала его и подавала такие реплики, которые могли только разжечь его.
Многое пережила Жанна на своем веку; случалось, и ей говорили такие вещи, и самой ей в прежние годы приходилось подавать реплики, и она отлично знала, как они подаются, и что значит тот или другой оттенок их. Как ухо опытного, старого музыканта улавливает малейшую фальшь в разыгрываемой симфонии, так и ее ухо могло бы различить даже мастерски замаскированную фальшь в ответах женщины на страстные речи мужчины. И она так же, как могла распознать фальшь в этих ответах, могла тотчас же уловить и оттенок искренности. И вот в том, что она теперь слышала в голосе княгини Марии, распознала несомненную искренность.
Да это и не мудрено.
Жанна сейчас же взвесила, обсудила и приняла во внимание… Мысль у нее в таких случаях прояснялась, как вспышка молнии.
Жанна, преклоняясь перед дуком дель Асидо как перед гением, способным на дело великой интриги, знала все-таки, каков он был человек, и знала также, какие люди окружали его, а, следовательно, княгиня Мария могла привыкнуть к ним только, а о таких, каким на деле был Саша Николаич, она читала только в романах, где они были окружены ореолом героев. Поэтому было ясно, что Саша Николаич должен был произвести на нее впечатление.
Жанна жадно вслушивалась в доносившиеся до нее из гостиной звуки. Она замерла, затаила дыхание, а затем наконец как бы с удовлетворением кивнула головой и сама себе улыбнулась, как это делают люди, которым случится не обмануться в своих ожиданиях.
– Будьте же всегда таким, – проговорила княгиня Мария, – будьте счастливы, и вот вам на счастье моя рука!..
Жанна слышала, как Николаев, должно быть, взяв эту руку, поцеловал ее.
«Вот оно!» – сказала себе Жанна.
– Я буду счастлив только возле вас! – донесся из гостиной голос Николаева.
Жанна почти с торжеством подняла голову и гордо посмотрела вперед. Ей показалось, что она была близка к тому, чтобы иметь возможность найти слабую, уязвимую струну в дуке дель Асидо. У него была молодая жена-красавица. У этой красавицы был страстно влюбленный в нее молодой человек. Она была не совсем равнодушна к нему, а годы дука были такими, что он должен был ревновать свою красавицу жену. В этом должна была находиться его слабость и на этом могла сыграть Жанна. Это было все, что ей нужно…
33. Забытый платок
Жанна простояла на балконе до тех пор, пока не закончился разговор княгини Марии с Сашей Николаичем. Он простился и уехал, а княгиня Мария, оставшись одна, подошла к окну и остановилась, не подозревая даже, что за нею может следить кто-нибудь. Глаза ее горели, щеки пылали румянцем, губы были полуоткрыты, она прерывисто дышала.
Все это видела Жанна, скрытая стоявшими на балконе растениями. Она отлично знала и понимала то состояние, в котором сейчас находилась молодая женщина.
Она кашлянула и резким движением появилась на балконе.
Княгиня Мария вздрогнула и сделала инстинктивное движение, чтобы затворить окно. Ей было явно неприятно, что Жанна застала ее врасплох.
– Что с вами? – спросила та.
– Ничего! – ответила княгиня и, не совладав с собою, захлопнула створки.
«Ты сердишься? Тем лучше!» – подумала Жанна и, повернув с балкона, снова направилась в сад. Теперь она, казалось, была очень довольна собой и медленно шла, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.
Жанна направилась в ту сторону сада, где был расположен так называемый «уголок Италии», где стояла мраморная скамейка, кресла и стол с мозаичным кругом знаков зодиака.
Когда она подходила к скамейке, навстречу ей поднялся сам дук Иосиф, пришедший с другой стороны сада и теперь присевший было на скамью.
– А я как раз искал вас! – сказал он Жанне. – Мне надо передать известные мне подробности относительно драгоценностей Кончини… Раз это дело поручено вам обществом, вы должны его довести до конца.
– Будьте покойны! – не без самоуверенной гордости произнесла Жанна, – я сделаю это, пожалуй, лучше вашего любого агента.
– О, я не сомневаюсь в этом! – подхватил дук и особенно деловито зашагал возле Жанны. – Пройдемся немного по саду! – предложил он.
Жанна в знак согласия кивнула головой и пошла вперед, проговорив:
– Я жду только ваших объяснений, чтобы начать действовать!
– Видите ли! – начал он. – Я могу сообщить вам только некоторые обстоятельства, которые дадут вам канву, а составить узор, чтобы вышить его по этой канве, должны вы сами.
– Говорите!.. говорите! – повторила Жанна, принимая то особенно внимательное выражение лица, которое чрезвычайно нравится мужчинам, когда они о чем-нибудь рассказывают.
– О драгоценностях Кончини, – с таинственным видом начал дук Иосиф, – вернее об их существовании известно не только обществу восстановления прав обездоленных, но и другим ассоциациям и, между прочими, ордену иезуитов. Он давно уже выслеживает драгоценности, как и мы, и вероятно не напал еще на их след; хотя надо сознаться, что у господ иезуитов гораздо больше средств в распоряжении, чем у нас, и нам с ними конкурировать трудно; однако, в этом отношении у нас есть перед ними некоторое преимущество в том, что нам известен их агент, они же ничего не знают о вас как об агенте нашего общества, и надо употребить все силы к тому, чтобы они и дальше остались в неведении.
– Я сумею сделать и это! – сказала Жанна. – А их агент здесь, в Петербурге?
– Да.
– И он действует?..
– Об этом трудно сказать что-нибудь положительное; он по-видимому, очень хитрый человек.
– Кто же это?..
– Это один из тайных иезуитов и тайный католик; его отец русский, мать француженка, католичка, зовут его Орест Беспалов; он обыкновенно якобы пьян, но на самом деле это его пьянство такое же, каким оно было у одного из величайших умов человечества, Парацельса, который часто показывался профаном и непосвященным пьяненьким. Этот Орест Беспалов кажется незначительным, иногда даже глупым человеком, но на самом деле он великолепно играет свою роль и под распущенной внешностью в нем скрываются дисциплинированная воля и хитрый расчет. Но он представляется слишком искусно, чтобы это можно было заметить. Я почти не сомневаюсь, что, как бы вы ни старались, вы не отличите этого Ореста от обыкновенного пьянчуги.
