Нина Молева - Боярские дворы
С приходом к власти Анны Леопольдовны у С. К. Нарышкина оказывается достаточно предусмотрительности, чтобы вообще оставить Россию и переждать сложные для царедворцев дни за границей. В результате, находясь в Париже, он получил от правительницы письмо с выражением монаршей милости, чин камергера, а от пришедшей несколькими месяцами позже к власти Елизаветы Петровны — почетное назначение русским посланником в Англии.
С. К. Нарышкин имеет от новой императрицы подробную инструкцию о целях своего пребывания, характере поведения, но остается по-прежнему равнодушным к возможности сделать блестящую карьеру. Он не скрывает нежелания менять приглянувшийся ему Париж, где у него завязались самые дружеские отношения с русским посланником, поэтом Антиохом Кантемиром, с Дидро, со скульптором, будущим автором Медного всадника Э. М. Фальконе. Он откровенно тяготится условиями дипломатической службы и с радостью уступает через полтора года место новому посланнику.
В середине 1743 года С. К. Нарышкин в Петербурге. Современники много говорят о его предполагаемом назначении — называются должности президента Академии наук или даже государственного канцлера вместо А. П. Бестужева-Рюмина. На деле все кончается тем, что Елизавета Петровна посылает С. К. Нарышкина встречать направлявшуюся в Россию принцессу Ангальт-Цербстскую Амалию с дочерью, которой предстояло стать Екатериной II, а затем дает своему родственнику звание гофмаршала двора великого князя Петра Федоровича — Петра III.
М. И. Пыляев в «Старой Москве» пишет, что «Семен Кириллович был первым щеголем в свое время. В день бракосочетания Петра III он выехал в карете, в которой везде были вставлены зеркальные стекла, даже на колесах. Кафтан его был шитый серебром, на спине его было нашито дерево, сучья и листья которого расходились по рукавам». С неменьшими причудами был обставлен и московский дом Нарышкина на Старой Басманной.
Славился С. К. Нарышкин не только своею любовью к щегольским нарядам и внешностью, но и театральными увлечениями. Автор многочисленных и популярных в свое время пьес, он имел превосходно поставленный крепостной театр, в котором любила бывать Екатерина II, и оркестр роговой музыки, идея которого принадлежала придворному музыканту, капельмейстеру Иоганну Маршу. С. К. Нарышкин сумел переманить И. Марша к себе. И когда в 1757 году музыкант смог показать слушателям свое детище впервые в полном блеске, нарышкинской роговой музыке начали подражать во всей России. Кстати, в том же году С. К. Нарышкин получил чин генерал-аншефа, звание обер-егермейстера и назначение присутствовать в Придворной конторе.
Не меньшую известность принесла С. К. Нарышкину связь с Дидро. Мечтой Екатерины II с первых же дней ее единовластного правления было прослыть в Европе просвещенной монархиней, доказать благодетельность своего далеко не прямыми путями достигнутого правления. Насильственная смерть свергнутого мужа — Петра III, убийство находившегося в пожизненном одиночном заключении императора Иоанна Антоновича, история похищения и гибели в стенах Петропавловской крепости так называемой княжны Таракановой — все средства, которые использовала на пути к власти Екатерина, должны были быть прикрыты теми высокими идеалами всеобщей пользы, которые императрица усиленно и многословно обсуждала в переписке с французскими просветителями и энциклопедистами. Она сразу же делает попытки заманить Дидро в Россию. Предлагает ему средства для окончания издания энциклопедии, позднее приобретает его библиотеку, оставляя книги в пожизненном пользовании Дидро и притом выплачивая ему жалованье императорского библиотекаря.
Несмотря на все эти широкие жесты монархини, Дидро долго колебался, принять ли ее приглашение, и кто знает, не С. К. Нарышкин ли сумел убедить в конце концов недоверчивого энциклопедиста! Дидро приехал из Парижа в Петербург вместе с Нарышкиным и даже в его коляске. Более того, долгожданный гость поселился на все время своего пребывания в Северной столице в нарышкинском доме, напоминавшем скорее дворец. Екатерина не только не возражала. Ей представлялось, что у такого хозяина Дидро составит себе нужное императрице представление и о Петербурге, и о том расцвете наук и искусств, который ей хотелось представить Европе.
Проведший детство в Москве, Братцеве и Свиблове, С. К. Нарышкин, тем не менее, был в глубине души петербуржцем и уделял своим подмосковным имениям слишком мало внимания. За несколько лет до возведения в звание обер-егермейстера, в 1754 году, он продает Братцево своим незамужним сестрам Авдотье и Наталье Кирилловнам. В Третьяковской галерее хранится интереснейший портрет девочек Нарышкиных вместе с их матерью Анастасией Львовной. В зелено-сером, затканном яркими цветами парчовом платье, подпоясанная желтым кушаком с жемчужными кистями, в высоком головном уборе, хозяйка Братцева выглядит одной из тех модниц петровских ассамблей, чьи наряды поражали своей роскошью воображение иностранцев. Фасон платья Анастасии Львовны повторяется и в костюмах маленьких Авдотьи и Натальи. Старшая сестра имеет пышную прическу, а головка младшей украшена пышным убором из алых страусовых перьев.
Согласно составленному Обществом истории русской усадьбы списку владельцев Братцева именно в 1754 году село ушло из нарышкинской семьи. Документы же свидетельствуют об ином. Авдотья и Наталья Кирилловны — девочки с портрета неизвестного художника петровских лет — не только владели родовым поместьем, но и предпочитали постоянно жить в нем. В год награждения Семена Кирилловича высокими чинами они одновременно лишились старшей своей сестры, Татьяны, бывшей замужем за генерал-адмиралом князем М. М. Голицыным, и третьей по возрасту сестры, Софьи Кирилловны, только что потерявшей мужа, барона Сергея Григорьевича Строганова, запечатленного на превосходном портрете первого русского «персонных дел мастера» Ивана Никитина. Единственным сыном последних и был Александр Сергеевич Строганов — будущий президент Академии художеств. Именно ему тетки завещали Братцево, ставшее его собственностью в 1770 году. Эта дата подтверждается надгробной надписью в московском Высокопетровском монастыре. Авдотья Кирилловна умерла первой, Наталья Кирилловна — второй, в 1770 году, и была похоронена, как и все Нарышкины, в усыпальнице семьи — трапезной церкви Боголюбской Божией Матери Высокопетровского монастыря, где уже в наши дни столько лет проходили репетиции, располагались душевые и сауны танцевального ансамбля «Березка».
Заметка в энциклопедическом словаре «Москва» называла временем появления Строгановых в Братцеве конец XVII века, то есть двадцатью с лишним годами позже, а эта неточность могла иметь принципиальное значение.
Главный, поныне существующий усадебный дом, превосходно нарисованная десятиколонная ротонда в парке, обновленный характер церкви заставляли думать об очень талантливо осуществившем их строительство зодчем. В свою очередь, имя Строгановых невольно заставляет обратиться к строителю Казанского собора и Горного института в Петербурге А. Н. Воронихину, бывшему крепостному, а может быть, и члену этой семьи. Слухи настаивали на прямой родственной связи А. С. Строганова с выдающимся архитектором. Так или иначе, связь А. С. Строганов — А. Н. Воронихин сомнению не подлежала, другое дело — связь Строганова с Братцевом. Здесь семейная хроника вносила существенные и любопытные поправки.
Молодость А. С. Строганова проходит за границей. В 1752 году отец отправляет получившего прекрасное домашнее образование девятнадцатилетнего юношу в Швейцарию для завершения обучения. Несколько лет ему читают лекции лучшие профессора Женевы. Затем он отправляется путешествовать по Италии, руководимый своей страстью к истории искусства и к коллекционированию — именно тогда было заложено основание его превосходного собрания живописи. Еще два года А. С. Строганов отдал изучению металлургии, специально занимаясь в Париже химией и физикой. Вернувшись из-за границы, он не застал в живых отца, а вскоре потерял мать. Заботу о его будущем взяла на себя императрица Елизавета Петровна, благоволившая к Строгановым. Она находит для А. С. Строганова невесту — близкую свою родственницу, дочь вице-канцлера М. И. Воронцова и своей любимой двоюродной сестры Анны Карловны Скавронской.
Но никакое высокое покровительство не могло смягчить той взаимной неприязни, которая возникает у молодой четы. После смерти Елизаветы Петровны молодая А. М. Строганова открыто становится на сторону императора Петра III, мужа будущей Екатерины II. Вскоре супруги начинают добиваться развода, который, несомненно, был бы им дан, если бы не ранняя смерть А. М. Строгановой, положившая конец неудачному браку. А. С. Строганов вскоре женился на Екатерине Петровне Трубецкой и уехал в 1770 году с молодой женой в заграничное путешествие, чтобы обосноваться в уже знакомом ему Париже.
