Колин Маккалоу - Песнь о Трое
— Ахилл, не гневи ее больше! Она — богиня! Говори о ней с уважением.
— Никогда! — процедил я сквозь зубы. — Она не уважает во мне мужчину. Меня поднимут на смех!
На этот раз она пожала плечами:
— В этом нет ничего смешного.
Глава десятая,
рассказанная Одиссеем
Ветра и течения всегда больше благоприятствовали путешественникам, чем длинные, извилистые сухопутные дороги, поэтому мы отправились в Иолк по морю, прижимаясь к берегу. Когда мы вошли в гавань, я стоял на палубе вместе с Аяксом; это было мое первое путешествие в земли мирмидонян, и Иолк показался мне очень красивым — хрустальный город, сверкающий на зимнем солнце. Никаких стен. Позади дворца высилась гора Пелион, укутанная в чистый белый снег. Поплотнее запахивая меховую накидку, я подышал себе на руки и искоса посмотрел на Аякса.
— Хочешь сойти на берег первым, мой колосс?
Он спокойно кивнул — игра слов была ему непонятна. Он перекинул массивную ногу за поручень, нащупал верхнюю петлю веревочной лестницы и быстро спустился. Одет он был так же, как тогда, когда я увидел его в Микенском дворце, — в набедренную повязку. На его безупречной коже не было никаких признаков переохлаждения. Я позволил ему спуститься на берег, а потом прокричал вниз, чтобы он раздобыл нам какое-нибудь средство передвижения. Хорошо известный в Иолке, он получит возможность выбрать что-нибудь приличное.
Нестор был занят, пакуя свои пожитки в тайник на кормовой палубе.
— Аякс пошел найти нам повозку. Ты готов спуститься на берег или предпочтешь подождать меня здесь? — лукаво поинтересовался я. Сердить Нестора было забавно.
— С чего это ты взял, будто я такой дряхлый? — отрезал он, вскакивая на ноги. — Конечно же, я спущусь на берег.
Все еще бормоча себе под нос, он сердито вышел на палубу. Нетерпеливо оттолкнув руку матроса, который хотел ему помочь, он спустился по лестнице легко, словно мальчишка. Смешной старикан.
Пелей лично приветствовал нас в своем доме. Когда я был юношей, а он мужем в расцвете сил, мы часто встречались, но это было давно. С тех пор он состарился, но сохранил прямую, гордую осанку. Царственную. Красивый мужчина, и мудрый. Жаль, что у него был только один сын, чтобы ему наследовать; с таким отцом, как Пелей, молодому Ахиллу есть к чему стремиться.
Удобно усевшись перед большой жаровней, в которой горел огонь, с бокалом подогретого со специями вина, я объяснил цель нашего приезда. Несмотря на старшинство Нестора, говорить пришлось мне, — если я наломаю дров, он сможет любезно откланяться, негодяй.
— Агамемнон, царь Микен, прислал нас просить тебя об одолжении, мой господин.
Он бросил на меня проницательный взгляд и произнес:
— Елена.
— Новости расходятся быстро.
— Я ожидал гонца от царя царей, но тщетно. У моих корабельщиков еще никогда не было столько работы — верфи просто гудят.
— Ты не давал клятву на четвертованном коне, Пелей, и Агамемнон не мог послать за тобой. Ничто не обязывает тебя помогать Менелаю.
— Все равно. Я слишком стар, чтобы идти на войну, Одиссей.
Нестор решил, что я слишком отклонился от темы.
— По правде говоря, Пелей, мы пришли не за тобой. Мы приехали справиться, не могли бы мы заручиться услугами твоего сына.
Верховный царь Фессалии едва заметно поморщился.
— Ахилла… Я надеялся, что этого не случится, но я этого ожидал. Без сомнения, он с готовностью примет предложение Агамемнона.
— Тогда мы можем спросить его?
— Конечно.
Я улыбнулся, стряхнув напряжение:
— Агамемнон благодарен тебе, Пелей. И я благодарю тебя от своего имени. От всего сердца.
Он посмотрел на меня долгим пристальным взглядом:
— У тебя есть сердце, Одиссей? Я всегда думал, что ты обладаешь только рассудком.
На мгновение перед моим внутренним взором мелькнул любимый образ Пенелопы, но тут же пропал. Я вернул ему его пристальный взгляд.
— Нет, у меня нет сердца. К чему оно? Сердце — это большая обуза.
— Тогда то, что о тебе говорят, — правда.
Он взял кубок с треногого столика, прекрасного образчика искусства египетских мастеров.
— Если Ахилл решит идти на Трою, — сказал он наконец, — он поведет с собой мирмидонян. За эти двадцать с лишнем лет они стосковались по ратным подвигам.
Кто-то вошел; Пелей улыбнулся и протянул руку:
— Это Феникс, мой давний друг и соратник. У нас очень высокие гости, Феникс, — это царь Пилоса, Нестор, и Одиссей, царь Итаки.
— Я видел Аякса снаружи, — сказал Феникс, низко кланяясь.
По годам он был где-то между Пелеем и Нестором, держался очень прямо и воинственно, так, как это присуще мирмидонянам, — белокурый, высокий, подтянутый.
— Ты отправишься с Ахиллом на Трою, Феникс, — сказал Пелей. — Присматривать за ним от моего имени, защищать его от судьбы.
— Я отдам за него жизнь, мой господин.
Все это было очень хорошо, но я понемногу начинал терять терпение.
— Можем ли мы увидеться с Ахиллом лично?
Фессалийцы смутились.
— Ахилла нет в Иолке, — сказал Пелей.
— Тогда где же он? — поинтересовался Нестор.
— На Скиросе. Он каждый год проводит там шесть холодных лун — он женат на Деидамии, дочери Ликомеда.
Я с досадой хлопнул себя по бедру:
— Итак, нам придется проделать еще один зимний поход.
— Вовсе нет, — с дружеской теплотой ответил Пелей. — Я пошлю за ним.
Но я почему-то знал: если мы не возьмемся за дело сами, не видать нам, как Ахилл вытаскивает корабли Иолка на пески Авлиды. Я покачал головой:
— Нет, мой господин. Агамемнон предпочел бы, чтобы мы поговорили с Ахиллом лично.
И снова мы вошли в гавань и проделали путь от города до дворца; разница была в том, что на этот раз дворец был не намного крупнее большого дома. Скирос не отличался богатством.
Ликомед оказал нам теплый прием, но, когда мы уселись немного перекусить и утолить жажду, я почувствовал, как у меня по коже побежали мурашки. Здесь что-то было не так, и это касалось не только Ликомеда. Дворец словно замер в странном напряжении. Слуги — только мужского пола — сновали туда-сюда, не глядя на нас, лицо Ликомеда было словно искажено страхом, его наследник Патрокл вошел и вышел так быстро, что я почти принял его за плод собственного воображения, и — что внушало больше всего беспокойства — нигде не слышалось ни звука женского голоса. Ни одна женщина, даже вдалеке, не смеялась, не причитала, не взвизгивала и не заливалась слезами. Как странно! Жены не принимали участия в делах мужей, но при этом они полностью осознавали свою важность в делах семьи и наслаждались привилегиями, которых ни один муж не посмел бы у них отнять. В конце концов, именно они правили ойкуменой при старых богах.
Мурашки, бегавшие у меня по спине, превратились в булавки и иголки, нос задергался, ощутив старый, знакомый запах опасности; я поймал взгляд Нестора. Да, он почувствовал то же самое. Его брови поползли вверх, и я вздохнул. Все правильно. Нас ждут неприятности.
Вернулся молодой красавец Патрокл. Я оглядел его более пристально, задаваясь вопросом, какое отношение он имеет ко всем этим странностям. Мягкий и добрый, достаточно воинственный и мужественный, но, скорее всего, слишком однобокий в своих привязанностях — привязанностях, которые, как я про себя решил, на женщин не распространялись. Что ж, он имел на это право. Никто не подумал бы о нем ничего дурного из-за того, что он предпочитал мужчин. На этот раз он сел с нами с самым несчастным видом.
Я прокашлялся.
— Царь Ликомед, наше задание не терпит отлагательств. Мы ищем твоего зятя, Ахилла.
Последовала странная, непостижимая пауза; Ликомед чуть не выронил кубок и неуклюже встал.
— Ахилла нет на Скиросе, мой господин.
— Нет? — уныло переспросил Аякс.
— Нет. — Ликомед казался сконфуженным. — Он… он жестоко рассорился со своей женой, моей дочерью, и покинул остров, поклявшись, что никогда не вернется.
— Его нет в Иолке, — осторожно возразил я.
— Должен признаться, я и не думал, что он там, царь Одиссей. Он говорил про Фракию.
Нестор вздохнул:
— О боги, боги! Похоже, нам не суждено найти этого юношу, да?
Вопрос предназначался мне, но я ответил не сразу, слишком сосредоточенный на внезапном прозрении, принесшем огромное облегчение. Мой инстинкт не ошибся. Здесь замышлялось что-то серьезное, и Ахилл был тому причиной. Я поднялся:
— Раз Ахилла здесь нет, я думаю, нам следует сейчас же отправиться в путь, Нестор.
Я ждал, зная, что Ликомеду придется проявить надлежащую любезность, дабы не прогневить Зевса Гостеприимного. И пока я ждал, я повернулся так, чтобы только Нестор мог видеть мое лицо, и стрельнул в него глазами, предупреждая.
Ликомед сделал то предложение, которое был обязан сделать:
