Кен Фоллетт - Галки
— Когда я первый раз о ней подумал, то сразу же ее исключил. Она совершенно не подходит. Но я не понимал, в каком отчаянном положении мы находимся.
— Почему она не подходит?
— Ей около сорока. УСО редко использует таких старых людей, особенно при высадке с парашютом. — Он зажег спичку.
В этом случае возраст не помеха, подумала Флик.
— А она согласится? — оживленно спросила она.
— Думаю, шансы неплохие, особенно если я ее попрошу.
— Вы друзья?
Он кивнул.
— А как же она стала специалистом по взрывчатым веществам?
Перси как будто смутился.
— Она медвежатница, — все еще держа в руке зажженную спичку, сказал он. — Я познакомился с ней много лет назад, когда вел политическую работу на Ист-Энде. — Спичка догорела, и он зажег новую.
— Перси, я не имела представления о том, каким бурным было ваше прошлое. А где она сейчас?
Перси посмотрел на часы.
— Сейчас шесть часов. В это время она должна быть в частном баре в «Грязной утке».
— В пивной?
— Да.
— Тогда зажигайте эту чертову трубку и поедем туда сейчас. Откуда вы знаете, что она медвежатница? — спросила Флик, когда они ехали в машине.
Перси пожал плечами:
— Это все знают.
— Все? Даже полиция?
— Да. В Ист-Энде полицейские и преступники растут вместе, ходят в одни и те же школы, живут на одних и тех же улицах. Все они знают друг друга.
— Но если они знают преступников, то почему же не отправляют их в тюрьму? Видимо, они не могут ничего доказать.
— Дела обстоят вот как, — сказал Перси. — Когда им нужно признание, они арестуют кого-то, кто занимается такими делами. Если это взлом, то арестуют взломщика. Не важно, совершил ли он это конкретное преступление, так как они всегда могут состряпать дело: надавить на свидетелей, подделать показания, подбросить улики. Конечно, иногда они допускают ошибки и сажают ни в чем не повинных людей, а также часто используют систему для того, чтобы сводить счеты, но ведь в жизни нет ничего совершенного, не так ли?
— То есть вы хотите сказать, что вся тягомотина с судами и присяжными — это просто фарс?
— Чрезвычайно успешный, долгоиграющий фарс, предоставляющий высокооплачиваемую работу совершенно бесполезным людям, играющим роль детективов, адвокатов и судей.
— А ваша подруга-медвежатница сидела в тюрьме?
— Нет. Можно избежать уголовного преследования, выплачивая внушительные взятки, а также обязательно поддерживая дружеские отношения с детективами. Скажем, вы живете на одной улице со старой милой мамой инспектора уголовной полиции Кэллахана. Раз в неделю вы к ней заходите, спрашиваете, не нужно ли ей что-то купить, рассматриваете фотографии внуков… После этого инспектору Кэллахану будет трудно отправить вас в тюрьму.
Флик вспомнила историю, которую несколько часов назад рассказала Руби. Для некоторых людей жизнь в Лондоне ненамного хуже, чем при гестапо. Неужели реальность может так сильно отличаться от того, что она себе представляла?
— Не пойму, серьезно ли вы говорите, — сказала она Перси. — Не знаю, чему и верить.
— О, я говорю вполне серьезно, — с улыбкой сказал он. — Но я не ожидаю, что вы мне поверите.
Они были в районе Степни, недалеко от доков. Ущерб от бомбардировок здесь был самым сильным из всего, что до сих пор видела Флик. Разрушены были целые улицы. Свернув в узкий тупик, Перси припарковался возле паба.
«Грязная утка» была шутливым прозвищем — на самом деле паб назывался «Белый лебедь». Частный бар на самом деле был не частным, а назывался так для того, чтобы его можно было отличить от общего бара, где пол был посыпан опилками, а пиво стоило на пенс дешевле. Флик поймала себя на том, что думает, как объяснить Полу все эти неувязки. Это его позабавит.
Джеральдина Найт сидела на табурете в конце бара и выглядела так, словно была хозяйкой этого заведения. У нее были ярко-рыжие волосы и толстый слой искусно нанесенной косметики. Полная фигура казалась чересчур подтянутой, что мог сделать только корсет. На лежащей в пепельнице горящей сигарете красовался отпечаток яркой помады. Трудно представить себе человека, менее похожего на секретного агента, уныло подумала Флик.
— Честное слово, это же Перси Твейт! — сказала женщина. Слова она произносила как кокни, посещающий уроки красноречия. — Что ты делаешь в этих трущобах, чертов старый коммунист? — Она явно обрадовалась встрече.
— Привет, Джелли! Познакомься с моей подругой Флик, — сказал Перси.
— Рада с вами познакомиться, — сказала она, пожимая руку Флик.
— Джелли?[23] — уточнила Флик.
— Никто не знает, откуда взялось это прозвище.
— О, я поняла! — сказала Флик. — Имеется в виду гремучий студень.[24]
Джелли проигнорировала ее слова.
— У меня есть джин с итальянским вермутом, Перси.
Флик заговорила с ней по-французски:
— Вы живете в этой части Лондона?
— С десяти лет, — ответила она, говоря по-французски с североамериканским акцентом. — Я родилась в Квебеке.
Это не здорово, подумала Флик. Немцы могут не заметить ее акцент, а вот французы заметят наверняка. Правда, Джелли можно выдать за французскую гражданку, родившуюся в Канаде. Это вполне правдоподобная история, но довольно необычная и потому может привлечь внимание. Черт!
— Но вы считаете себя британкой?
— Англичанкой, а не британкой! — с наигранным возмущением сказала Джелли и снова перешла на английский язык. — Я принадлежу к англиканской церкви, голосую за консерваторов и не люблю иностранцев, безбожников и республиканцев. Конечно, о присутствующих я не говорю, — добавила она, посмотрев на Перси.
— Тебе надо жить в Йоркшире, на ферме, в таком месте, где иностранцев не видели со времен нашествия викингов. Не представляю, как ты можешь жить в Лондоне, в окружении русских большевиков, немецких евреев, ирландских католиков и неконформистов-валлийцев, понастроивших свои церкви по всему городу, словно кроты, уродующие зеленые лужайки.
— Лондон уже не тот, каким был раньше, Перс.
— Раньше — это когда ты была иностранкой?
Очевидно, это был старый спор.
— Рада слышать, что вы такая патриотка, Джелли, — нетерпеливо прервала его Флик.
— А почему вас интересуют подобные вещи, смею я спросить?
— Потому что вы можете кое-что сделать для своей страны.
— Я рассказал Флик о твоей… квалификации, Джелли, — добавил Перси.
Она посмотрела на свои ярко-красные ногти.
— Осторожнее, Перс, осторожнее! Как сказано в Библии, без осторожности нет и доблести.
— Я полагаю, вы знаете о некоторых впечатляющих достижениях в этой области, — сказала Флик. — Я имею в виду пластиковую взрывчатку.
— Я стараюсь не отставать от жизни, — с напускной скромностью сказала Джелли. Выражение ее лица изменилось, она пристально смотрела на Флик. — Это как-то связано с войной, не так ли?
— Да.
— Записывайте меня, для Англии я сделаю все, что угодно.
— Несколько дней вас здесь не будет.
— Без проблем.
— Вы можете не вернуться.
— Какое это имеет значение?
— Это может оказаться очень опасным, — тихо сказала Флик.
Джелли это как будто встревожило.
— Ох! — Она сглотнула. — Ну, это ничего не меняет, — без особой уверенности сказала она.
— Вы уверены?
Джелли стала задумчивой, словно что-то прикидывала.
— Вы хотите, чтобы я что-то взорвала.
Флик молча кивнула.
— Но ведь это не за границей?
— Может, и за границей.
Даже сквозь толстый слой косметики было видно, как она побелела.
— О Боже! Вы хотите, чтобы я отправилась во Францию?
Флик ничего не ответила.
— В тыл врага! Говорю как на духу — я слишком стара для таких вещей. Мне… — Она запнулась. — Мне уже тридцать семь лет.
Тебе лет на пять больше, подумала Флик, но вместо этого сказала:
— Ну так мы почти что одного возраста — мне около тридцати. Разве мы слишком стары для небольших приключений?
— Говорите за себя, моя дорогая.
У Флик упало сердце. Джелли не согласится.
Вся эта схема ошибочна, решила она. Нет никакой возможности найти женщин, способных выполнить эту работу и идеально говорящих по-французски. Этот план с самого начала был обречен. Отвернувшись от Джелли, она почувствовала, что вот-вот заплачет.
— Джелли, мы просим тебя сделать работу, которая имеет решающее значение для хода всей войны.
— Разыгрывай кого-нибудь другого, Перс, здесь этот номер не пройдет, — сказала она, но шутка была натянутой, и вид у женщины был вполне серьезным.
Он покачал головой:
— Я не преувеличиваю. От этого зависит, выиграем мы или проиграем.
