Наталья Павлищева - Юрий Долгорукий. Мифический князь
Юрий заметил, усмехнулся:
– Ты, Степан Иванович, точно и не рад мне? Ладно, живи спокойно, не поеду, пока сам не позовешь. Али у тебя там сокровище такое, что и показать боязно? Так я не стану смотреть, что не покажешь…
Посмеялся, но узелок на память завязал. Что-то есть у Кучки, чего не хочет на глаза казать. А любопытство вперед толкает лучше любого толкача. Теперь уже оба знали, что при первой же возможности приедет в Кучково князь Юрий Владимирович.
– Так велишь подтвердить грамоту на мои земли, Юрий Владимирович?
– Сказал же: посмотрю, как ты там хозяйничаешь, и напишу новую грамотку. Живи спокойно, никто твое Кучково отбирать не собирается, своих земель невпроворот.
Расстались не слишком довольные друг дружкой.
Так бы все и забылось, да Кучковна покоя мужу не дала. Как услышала, что приедет князь к ним в Кучково, потеряла покой и сон, ей уже не до торжища, пристала к мужу, точно банный лист к мокрой коже:
– Зови князя сам, да не одного, а с княжичем Андреем!
– Сдурела?! К чему тебе княжич?
Двенадцатилетняя Улита смотрела на отца и мачеху во все глаза, чего они не поделили? Отец всегда потакал молодой жене, выполнял все ее капризы, а та не совалась в его дела. Но теперь то ли требовала чего-то запредельного, либо все же влезла не в свое, уж очень сердился Степан Кучка на свою супругу.
Есть бабы, которым проще подчиниться, чем от них отстать. Наступила минута, когда Степан Иванович плюнул в сердцах и снова отправился к князю на двор. Вернулся довольный – Юрий Владимирович уже уехал, некого было приглашать в Кучково.
Чтобы приставучая супруга забыла свои дурацкие мысли по поводу князя и княжича, Кучке пришлось основательно опустошить кошель, закупая и закупая строптивице на торжище все, на что только глаз ни лег. Обратно везли столько, что на десяток боярынь хватило бы. Зато в Кучково снова потекла спокойная, размеренная жизнь, когда боярин вставал рано поутру и весь день крутился, стараясь ничего не упустить, за всем приглядеть, а его супруга нежилась едва не до полудня.
Князю же было не до поездок по владениям своих бояр, довольно скоро его закрутила новая свара за власть в Киеве.
Киевская замятня
Спокойствия на Руси никогда долго не было. В феврале следующего года умер Великий князь Ярополк Владимирович, и на престоле оказался его брат Вячеслав. Именно он отделял Юрия от вожделенного Великого княжения, следующим Мономашичем в их роду был именно Юрий Владимирович. И хотя Юрий и Вячеслав никогда друг дружку не любили, потому как не были единоутробными, старшего брата суздальский князь все же признавал.
В Суздале долго не знали о том, что происходило в далеком Киеве и вокруг него, ранняя весна – не самое удобное время даже для гонцов, пока добрались, киевская свара пришла к своему завершению – Мономашичей на Великом престоле сменили Ольговичи.
Следующий за Великим князем Ярополком из Мономашичей был Вячеслав Владимирович, потому, почувствовав, что земной жизни осталось немного, Ярополк, прежде всего, сообщил брату. Но тайно одновременно с этим надежные люди отправили гонца и к Всеволоду Ольговичу Черниговскому.
Тайный посланник из Киева примчался в Чернигов студеной февральской ночью, его даже не сразу пустили в городские ворота. Только когда сказал нужное слово да объяснил, что спешно к князю, чуть отворили щелку, чтобы протиснуться смог. Гонец был замерзший, злой, потому ругался нещадно, пришлось впустить и его коня.
На княжьем дворе, только услышав: «Из Киева», больше вопросов не задавали, видно, ждал Всеволод Ольгович каких-то известий. И сам князь вышел быстро, хотя, видно, спал.
– Умер Великий князь Ярополк Владимирович. В Киеве вокняжился Вячеслав Владимирович.
– Добро, – кивнул Всеволод Ольгович.
Гонец, отряхивая снег с одежды и шворкая веничком по обуви, чтобы не натащить в гридницу, куда его пристроили ночевать, удивленно размышлял, к чему это сообщать так срочно. Все знали, что следующий Великий князь – Всеволод Владимирович, да только он слаб и тих, совсем не таков, как его почивший брат.
А князь Всеволод Ольгович, кивнув гонцу, скрылся у себя в ложнице. Жена приподняла голову с подушки:
– Что?
– Спи! – но все же добавил: – Ярополк помер.
– А-а… – разочарованно протянула княгиня. Эка невидаль, помер очередной Мономашич! Их вон сколько, надолго Великих князей хватит.
Женщина отвернулась, поглубже зарываясь в подушку. Уже через минуту она сладко спала, а вот ее муж до самого рассвета ходил по ложнице, размышляя.
Вот оно, пришло его время! Вячеслав столь слаб и нерешителен, что если Киев не взять ныне, то его не возьмешь никогда! Всеволоду Ольговичу, как и Вячеславу Владимировичу, шестой десяток, времени ждать, когда придет его очередь, просто нет. Сел же Владимир Мономах в обход его отца, Олега, почему бы теперь не вернуть отчее право себе? Когда дойдет дело до Юрия Суздальского, тот сделать этого не позволит.
Всеволод нервно покусывал ус, губу, снова и снова вышагивал от окна к двери и обратно. Конечно, рискнув, можно потерять все, как случилось с отцом, когда стал изгоем. Но если не рисковать, то и вовсе ничего не будет!
К утру под глазами князя от бессонницы было сине, но сам он бодр и решителен. Супруга, поняв, что муж собрался куда-то с рассветом, зевая, поинтересовалась:
– Хоронить поедешь?
– Кого?
– Ну… Ярополка. Помер же.
– Кто меня зовет? Нет, спи!
Еще немного погодя в разные стороны уже мчались гонцы – князь Всеволод Ольгович звал к себе брата Святослава Ольговича и двоюродного брата Владимира Давыдовича. Для себя он решил: пора возвращать Киев Ольговичам!
Торопились, в Киев надо бы поспеть, пока Вячеслав во вкус власти не вошел, как почувствует, может быть поздно… И дружину взяли малую, настоял сам Всеволод Ольгович:
– Если с большой придем, скажут, что войной на Киев, а так с малой вроде просто уговорить Вячеслава сойти с Великого стола добром.
Владимир Давыдович не понимал:
– Чего ты боишься, ежели сядешь, так кто тебя погонит? Разве только вон Юрий Суздальский, но он и так может, что с большой дружиной, что с малой…
– Киевлянам не все равно, если приведу с собой войско, окрысятся, не поверят, а мне потом как сидеть? Нет, Вячеслав должен добром стол уступить, как его брат когда-то сделал. И если уступит, то Юрию против меня головы не поднять будет.
Святослав вздохнул, по-хорошему завидуя брату. Он сам так не смог бы. Отовсюду гнали, вот и новгородцы тоже почуяли силу Мономашичей и позвали Ростислава, указав Святославу «путь чист». Видно, поняв невеселые мысли брата, Всеволод усмехнулся:
– Сяду на Киевский стол, новгородцы небось снова тебя позовут…
Святослав невесело огрызнулся:
– Ты сядь сначала!
– Митрополит Михаил помочь обещал.
Владимир Давыдович ахнул в догадке:
– Никак он тебе и весточку прислал?
Всеволод не дурак даже братьям свои тайны раскрывать, неопределенно пожал плечами:
– Может, он, а может, и не он…
Для начала они заняли Вышгород, в котором ни дружины, ни особой охраны не было, и в самом начале марта двинулись к Киеву. Святослав ежился: как собирается Всеволод воевать такой город с таким малым числом ратников? Но тот и не собирался, ему надо было испугать Вячеслава, вселить в него неуверенность. Насколько Всеволод знал дядю, тот отражать нападки не способен, он и в Переяславле-то княжить не хотел, потому как опасно, то и дело набеги.
У Киева стали жечь дворы. Запылал и Копырев конец, где не то что дворы, избы чуть не лепились друг к дружке, одну запалили, остальные сами занялись, хотя и было не сухо.
Из ближней избы выскочила седая старуха, у которой плат сбился на сторону, открыв реденькие волосы, запричитала, подняв тощие руки к небу:
– Что ж вы, ироды, делаете?! Креста на вас нет! Пошто своих же губите?!
Ратник остановился, не донеся факел до соломы на крыше, Всеволод зло блеснул глазами:
– Поджигай!
Вросшая в землю избушка занялась быстро. Старуха упала наземь, но ни биться в слезах, ни звать на помощь не стала, то ли поняла, что не помогут, то ли было уже все равно. Но, глядя прямо на Святослава, вдруг тихо сказала:
– Проклят ваш род, сгинете, аспиды…
Святослав, не выдержав, хлестнул коня, помчался в сторону, сам не зная куда. Сколько раз вот так от факелов своих же русских ратников горели дома в русских городах. Бывало так разоряли, как и половцам не суметь. Мстили друг дружке князья, а горели горожане. Билась мысль: прокляли, нас всех давно прокляли. Он пытался возражать сам себе: но почему же тогда у других все получалось? Вон Всеволод жжет и не боится, а он мается из-за какой-то старухи.
Убедившись, что еще немного – и может заполыхать весь Киев, чего ему самому горожане не простят, Всеволод приказал прекратить и отправил к Великому князю предложение уйти из города… добром.
По всему городу давно звучали набатные колокола, сначала никто не мог взять с толк, что это. Половцы? Нет, полыхало с северо-запада, на Копыревом конце. Значит, просто погорели по чьей-то дури или неосторожности, такое тоже бывало нередко. Но к Великому князю вдруг примчался гонец от… Всеволода Черниговского. Осознав, что посад и Копырев конец жжет собственный племянник, Вячеслав чуть не рухнул на лавку, с трудом удержался, чтобы не показать своего страха гонцу. Сумел кивнуть, что понял, и сказать, чтоб подождал ответа.
