Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла
– Привет, друг! Я центурион Кукус. Сопровождаю этих уродов в поместье легата Тремелия возле Нолы. А это что, вы тут так развлекаетесь?
Второй центурион подошел к нему, и они пожали друг другу руки.
– Центурион Секст. Это беглецы из Капуи. Мы их вчера поймали, и их приказали распять здесь.
– Из Капуи? – переспросил Кукус. – Но это же далеко отсюда!
– Их там целая банда сбежала, и они теперь засели на Везувии, вон там, – Секст указал на гору с плоской вершиной. – Меня послали вместе с претором Клодием Глабром вымести их оттуда и уничтожить.
Распятый стонал от боли, и это, кажется, раздражало Секста. Он ткнул пальцем в легионера с молотком:
– Вбей ему еще один в ногу, раз он так разорался.
Садизм явно был неотъемлемой чертой всех центурионов. Легионер сунул руку в сумку и достал длинный гвоздь с похожей на гриб головкой, приставил его к окровавленной ноге жертвы и сильно ударил по нему молотком. Раздался душераздирающий вопль, и железный стержень, проткнув ногу, вонзился в дерево. Человек все кричал и кричал, а улыбающийся легионер продолжал колотить по головке гвоздя, и тот все глубже уходил в плоть казнимого, пока его шляпка не впечаталась в кровавую массу. Жертва забилась в конвульсиях, казнимого мотало из стороны в сторону, а это лишь усиливало боль в его проткнутых гвоздями руках и ногах. По кресту стекала кровь. Меня мутило, но я, скованный ужасом, все глядел на это зрелище. А Секст уже повернулся ко второму беглецу, которого прижимали к земле.
– Сперва заткните ему пасть, у меня голова трещит от этих воплей. Ты где встанешь лагерем на ночь, Кукус?
– Где-нибудь возле дороги, наверное.
– А почему бы тебе не расположиться рядом с нами? У нас там шесть когорт, у самой вершины, и найдется достаточно вина и еды для твоих ребят. Гарнизон Рима кормят хорошо, могу тебя уверить.
– Шесть когорт из римского гарнизона? – Кукус был явно удивлен. – И они гоняются за какими-то беглецами?
– Это не простые беглецы, – легионеры тем временем начали прибивать к кресту второго пойманного, и его крики были хорошо слышны, несмотря на кляп во рту. – Эти скоты – гладиаторы, они умеют сражаться. Они уже перебили в Капуе стражу, которую направили на их усмирение, да еще несколько обычных граждан, которым не повезло оказаться у них на пути.
Новую жертву с помощью веревок подняли и вознесли на место рядом с его несчастным товарищем, крест провалился в яму, выкопанную рядом с обочиной. Так оно и произошло – мы двинулись дальше, а две эти фигуры продолжали плясать свой жуткий танец смерти под безжалостным итальянским солнцем. Распятие изобрели на Востоке, поэтому мы, парфяне, видели подобную казнь и раньше и сейчас были не сильно встревожены тем, что снова встретились с ней лицом к лицу. Несомненно, каждому из нас – по крайней мере, мне уж точно – пришла в голову мысль, что вскоре мы будем обречены на то же самое. Через час ходьбы мы добрались до перекрестка с грунтовой дорогой, что вела влево, в сторону огромной горы, которая доминировала над всеми окрестностями. Мы двинулись по этой дороге и прошли еще две мили или около того. Солнце теперь светило прямо на нас, заставляя сильно потеть. Мы сбились с шага, замедлили темп ходьбы, но охранники больше не подталкивали нас кулаками или древками копий, чтобы ускорить движение. И они, и Кукус, кажется, пришли в хорошее настроение, и когда мы преодолели невысокий холм, я понял отчего.
Перед нами открылся римский лагерь, состоящий из множества рядов аккуратно поставленных палаток. Лагерь, расположенный рядом с дорогой, был устроен с удивительной точностью. В нем, должно быть, находилось несколько сотен палаток, некоторые маленькие, другие большие и изукрашенные, и занимал он десятки югеров[11]. Весь лагерь был окружен свеженасыпанным земляным валом высотой в рост человека и рвом за его внешней стороной, откуда и доставили насыпанную землю. Вдоль вала, поставив красные щиты на землю, стояли часовые на расстоянии десяти шагов друг от друга и наблюдали за окрестностями лагеря. Выемка в вале означала, что там располагался вход, который охраняло еще несколько легионеров. Это казалось весьма впечатляющим зрелищем, и если бы я был в более приличном состоянии, то восхитился бы им еще больше. А сейчас мне больше всего хотелось просто рухнуть на землю и заснуть.
Нас довели до вала лагеря и заставили сесть на землю рядом с ним – никто явно не желал впускать нас внутрь. Поговорив с Секстом и посмеявшись, Кукус подошел к нам. Тут не было тени, чтоб укрыться, и нам не дали ни еды, ни воды. Во рту пересохло, губы запеклись. Как обычно, центурион выбрал именно меня – ткнул мне тростью под челюсть и заставил подняться на ноги.
– Вот это, мой милый мальчик, – сказал он, указывая на лагерь, – и есть мощь Рима. Когда твоя мамаша ощенилась тобой в грязной и вонючей лачуге, легионы Рима уже завоевывали всех ублюдочных варваров вроде тебя. А теперь, сын шлюхи, ты всю оставшуюся жизнь будешь служить Риму. И ты, и твои приятели. Нынче я здорово напьюсь со своими товарищами из римского гарнизона, а завтра доставлю ваше вонючее стадо к новому хозяину.
Он врезал мне тростью, разбив нос и залив все лицо кровью. От боли меня чуть не вырвало. Колени подогнулись, но прежде чем я свалился на землю, он ухватил меня за волосы и подтащил мое окровавленное лицо поближе к своему.
– Или, может, я тебя завтра приколочу к кресту. Вон там, на валу, чтоб всем было видно. – Он улыбнулся и отпустил меня. Я рухнул у его ног. Он больно пнул меня в спину, повернулся и ушел. Я лежал на боку и чувствовал, как по лицу течет кровь. Я был крайне слаб.
– Попробуй расслабиться и отдохнуть, принц, – посоветовал Гафарн, озабоченно глядя на меня.
– Все в порядке, Гафарн, – ответил я. – Я выживу.
Но он уже явно в это не верил.
Мои люди и остальные пленники сидели или лежали на земле – несчастная, отчаявшаяся толпа жалких людей, закованных в цепи. Я услышал плач и повернул голову в сторону, откуда он доносился: двое охранников тыкали тупыми концами копий в безжизненное тело. И женщина плакала над явно умершим – другом? родственником? мужем? Римлянин отбил цепь от тела и отшвырнул его в сторону – еще один мертвый раб. Из римского лагеря доносились звуки веселья и смех – резкий контраст по сравнению с тем, что происходило здесь. Римляне радовались своей удачной охоте на беглых рабов. Я был совершенно обессилен и, что еще хуже, с утра ничего не ел и не пил. Кровь по лицу больше не текла, кровотечение прекратилось. Это была последняя моя мысль, и я провалился в сон.
Разбудили меня, грубо растолкав, Нергал и Гафарн.
– Проснись, принц!
Когда я пришел в себя, то сразу подметил в его голосе тревогу. Было темно, должно быть, я проспал довольно долго, и руки и ноги здорово отяжелели. Спина болела, но тут сердце вдруг сильно забилось: я услышал знакомые звуки боя – звучные удары металла о металл, крики и стоны людей, ржание испуганных лошадей, почувствовал запах кожи, пота и крови.
– Помогите мне встать, – сказал я, и Нергал с Гафарном подняли меня на ноги.
Мои люди тоже все были на ногах, равно как и прочие пленники, хотя те казались напуганными и некоторые даже завывали в тревоге. Я пытался понять, что происходит. Но в полной темноте это было затруднительно. Одно я понимал: на лагерь совершили нападение; бой, кажется, шел уже на его территории. Несколько палаток горели, бросая красные отсветы на наши лица и окутывая все вокруг какой-то сверхъестественной пеленой. Потом появились первые беглецы, легионеры, они выбегали из лагеря через разрыв в земляном валу. Перепуганные люди, без мечей и кольчуг, они спотыкались и падали, удирая от преследовавшего их ужаса. Один легионер, явно раненный, с трудом добрел до нас. В руке он держал меч.
– Ко мне, легионер! – крикнул я.
– Что ты задумал, принц?! – воскликнул Нергал.
– Как подойдет, врежь ему своими кандалами, сбей на землю.
– Надеюсь, твоя задумка сработает, – сказал Гафарн.
– И я надеюсь, – ответил я.
Легионер, шатаясь и запинаясь, брел ко мне. Он был явно напуган и потерял всякую ориентацию.
– Все в порядке, – говорил я ему. – Иди сюда. Все будет хорошо.
Меч был по-прежнему у него в руке. Он наконец добрел до нас, выпучив глаза от ужаса.
– Они выскочили откуда-то из темноты… У нас не было никаких шансов…
Больше он ничего сказать не успел – Гафарн, Нергал и Бирд бросились на него, ударили в лицо своими цепями и сбили с ног. Я кинулся вперед и выхватил у легионера меч. Он, видимо, потерял сознание, а я вонзил острие меча ему в горло, и вверх брызнул фонтан крови. Мы забрали у него и кинжал, висевший на поясе, и попытались с помощью меча освободиться от цепей. Но концы железных скреп, охватывавших наши запястья и щиколотки, были скованы заклепками, расплющенными на наковальне, значит, и сбить их можно было только долотом и тоже на наковальне. Так что мы по-прежнему оставались в кандалах. К этому моменту шум боя приблизился, легионеров продолжали громить. На валу начали появляться отдельные воины, не легионеры, а какие-то другие, одетые в лохмотья и плащи. Они размахивали топорами, копьями и мечами. Один спрыгнул вниз, достал легионера размашистым ударом топора, которым начисто снес тому голову. Потом мимо нас пронесся другой легионер в горящей одежде, дико размахивая руками – пламя уже пожирало его плоть. Ночь была полна ужаса, отчего мы все замерли на месте. Ко мне подбежал некто – лицо у него казалось черным от сажи и копоти, глаза дико вращались. В руке он держал огромный меч, с которым отлично управлялся. Он остановился, увидев наши цепи.
