Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
* * *
Вечером был пир – ближняя дружина и бояре отмечали удачный уговор с жидинами, позволявший обойти самкрайского тудуна. Толпящимся у ворот хазарам вывели восемь женщин, и над объятиями воссоединенных семей возносились к небесам ликующие крики и благословения. Четыре матери призывали бога, ибо четыре девушки остались у Эльги: Мерав, Шуламит, Емима и Рахаб. Пятнадцатилетняя Мерав была из них старшей. Эльга сожалела, что отдать пришлось молодых жен: от взрослых женщин больше пользы в хозяйстве, а этих, тринадцати-четырнадцатилетних, еще и учить придется. Но как заложницы они были дороже, и она смирилась. Вот пройдет все как надо, дадут боги удачи – и у нее будет хоть двадцать крепких работящих челядинок.
Как обычно, Эльга удалилась из гридницы раньше мужчин. Но когда пришел Ингвар, она еще не спала: ей хотелось поговорить с ним без чужих ушей.
– Неужели вы одурачили рахдонита? – прошептала она, забрав его кафтан.
Она восхищалась и не верила.
– Вот чтоб мне глаз потерять – они там прикидывают, как бы им одурачить нас, – усмехнулся он. – Может, и уже придумали. Ну да пусть. Главное, чтобы товар взяли и до Самкрая довезли. А там уж сколько у нас удачи хватит!
– Я вот что хотела… Послушай… – Эльга и боялась, и не могла удержаться от вопроса, который не давал ей покоя.
– Что?
– Ты знал… Ты понимал… Помнишь, жидин рассказывал, на Оттона саксонского его родичи и другие хёвдинги умышляли, он одних убил, других повесил… Ты знал, что и тебя, и Мистину, и Свенельда… что вас убьют или перевешают, если Олег раскроет ваши… игрища с вупырями?
Ингвар несколько мгновений смотрел ей в глаза, будто не понимая, потом хмыкнул:
– Да само собой! Но ты же не собираешься оскорбить меня вопросом, не боялись ли мы? Нет! – Он поднял ладонь, видя, что она собирается что-то сказать. – Мы твердо знали, что вас с Утой никто не тронет. Мы нарочно старались, чтобы вы ничего не ведали, не волновались и потом могли поклясться, что нет на вас вины. Кровная родня Олегу – вы, а не мы. Вас бы он пожалел.
Эльга открыла рот и закрыла, не зная, что сказать.
– Имеет цену не всякая жизнь, – пояснил Ингвар. – А достойная жизнь.
– Но ведь Ульв уже умер тогда… Мы могли вернуться в Хольмгард и жить как князья в своей державе…
Но, произнося эти слова, Эльга осознала: она совершенно не представляет себя живущей на Волхове. Только здесь ее судьба.
– Зачем брать половину, когда можно взять все? Мы все здесь, потому что наши предки думали так. Но ты зря волнуешься! – Ингвар успокоительно потрепал ее за плечо. – Меня бы не повесили, потому что я не собирался сдаваться живым. Мы же всю весну даже в нужной чулан выходили с оружием! А Олеговы люди верили, будто мы вупырей боимся!
Да, припомнила Эльга. В те дни, когда весь Киев дрожал перед «вупырем», она постоянно видела у своих мужчин мечи или топоры у пояса, но ей не пришло в голову, будто здесь что-то не так…
Глава 10
Над Святой горой дул ветер. Листва Перунова дуба, чуть тронутая желтизной, шумела над головой Эльги, почти заглушая прочие звуки. И Эльга вслушивалась изо всех сил, чтобы не пропустить ни слова.
– Я, Ингвар, князь русский, при свидетельстве моей дружины, бояр киевских и воевод русских, плесковских и черниговских, старейшин полянских и всех наших родичей, объявляю Эльгу из рода Олега Вещего, мою жену водимую и княгиню русскую, моей соправительницей, равной со мной в правах управления державой, в делах дома, суда и совета…
Эльга стояла у самого подножия дуба. Перед бурым широким, как пол-избы, стволом княгиня в красном платье и красном кафтане издалека бросалась в глаза, будто язык живого пламени. Ветер раздувал края белого шелкового убруса, и под восхищенными и почтительными взглядами сотен глаз ей казалось, что сейчас сам Стрибог подхватит ее на руки, усадит на спину своего незримого коня-вихря и умчит куда-то ввысь.
Широкая площадка святилища была так плотно набита народом, что свободным оставалось совсем небольшое пространство перед жертвенником. Собралась вся ближняя дружина Ингвара, старейшины полянского племени со всех десяти городков по Днепру и окрестных сел. Ближе всех стояли самые знатные родичи: Торлейв и Хельги, Свенельд и Мистина, Белояр плесковский с Гремиславом и другими родичами Уты. Возле них был и молодой черниговский воевода Эрленд Грозничар. Вчера он наконец приехал со своей дружиной встречать невесту и тем дал возможность завершить многие важные дела. За спинами мужчин тянулись, стараясь выглянуть через плечи, женщины знатных родов.
– В знак того вручаю ей секиру, – Ингвар взял из рук Торлейва небольшой боевой топорик на украшенной резьбой рукояти и повернулся к Эльге, – и призываю богов и чуров наших, прежде всех – дух славнейшего из них, Олега Вещего, дать ей и силу, и мудрость, и защиту.
Князь подал Эльге топорик. Способный поместиться на женскую ладонь, тот был, однако, настоящим и грозным оружием в умелых руках; на обухе искусный мастер выложил золотой проволокой сложный узор в виде змея-дракона во вкусе Северных Стран.
Эльга взяла «Малого Змея», глубоко дыша от волнения. Греческие цесари, избрав жену, возлагают на нее царский венец, а уж потом сочетаются с новой царицей браком. У русских князей никаких венцов в заводе не было, и знаком власти им, по доставшемуся от Киевичей обычаю, служил боевой топор. Обговаривая ход этого события, дружина сначала посмеялась. Предлагали выковать княгине золотое веретено из греческих номисм, но Мистина сказал: соправитель есть соправитель, даже если женщина. И раз уж мы признаем женщину носительницей удачи Вещего, знак ее власти должен быть достоин его. У Скольда Кузнеца выбрали небольшой топорик, заказали змея на обухе, выдали две номисмы: одну – на проволоку, вторую – в уплату за спешную тонкую работу. И к приезду Грозничара все было готово.
На площадку святилища вывели жеребца. Его заранее опоили зельями, чтобы впал в полусонное состояние, и прикрыли ему глаза повязкой, но по двое отроков держали его с каждой стороны. Эльга взяла бронзовый молот – орудие, которым оглушают крупных жертвенных животных. Сделала замах над головой жеребца, потом передала молот Ингвару, и тот уже нанес удар. У Эльги не хватило бы сил оглушить животное, а это должно быть сделано разом, иначе жертва будет неугодна богам.
Жеребец рухнул, и крик сотни голосов взлетел над вершиной Святой горы. Ветер понес его в
