Выбор Геродота - Суханов Сергей Сергеевич

471 г. до н. э.

Фракия

Шесть лет спустя Кимону снова пришлось бороздить Фракийское море — уже по пути к Геллеспонту. На этот раз ему было поручено арестовать и доставить в Афины Павсания. Оттуда его должны переправить в Спарту. Заподозренному в измене регенту предстояло подвергнуться суду эфоров.

Опальный наварх заперся с преданными ему отрядами в Византии. Понимая, что с моря хорошо укрепленную крепость не взять, Кимон высадился у западной стены. Стратег осторожничал, как-никак Павсаний — победитель персов при Платеях.

Кимон служил под началом Павсания во время кипрской кампании, поэтому знал командира очень хорошо. Воином тот был отличным, обладал хорошим чувством юмора, но тщеславие и гордость наварха не знали границ.

Соотечественники Павсания — лаконяне и мессенцы — имели все возможные привилегии в армии, в то время как офицерам из других областей Эллады он грубил, а простых гоплитов за малейшее нарушение наказывал палками или заставлял до изнеможения стоять с якорем на плечах.

Кимону не хотелось проливать кровь эллинов из-за надуманного повода. Говорили, будто Павсаний спьяну зарезал какую-то знатную византийку. Велел ей прийти к нему в спальню, а девушка в темноте споткнулась о светильник. Решив, что к нему крадется наемный убийца, наварх зарезал несчастную кинжалом.

Распускаемые в Афинах слухи имели единственную цель — получить формальный повод для ареста Павса-ния. Тем более что союзники постоянно жаловались на его крайне вздорный и самоуверенный нрав.

Истинная причина была совсем другой.

Однажды пикет эфессцев задержал подозрительного моряка, который направлялся в сторону Сард. Перебежчик рвался через границу, но не смог предъявить подорожную. Его решили высечь, а когда раздели, то увидели, что вся спина у него покрыта вытатуированными буквами.

Прочитав письмо, пограничники ахнули — автор подробно делился с Ксерксом делами Афин во Фракии и Македонии. Под пытками гонец признался, что его послал Павсаний.

Так в Совете знати узнали о предательстве спартанского регента. В Спарту сразу послали гонца с просьбой разобраться. К сожалению, единственный свидетель вскоре умер от ран…

Эпибатам пришлось вырубить близлежащую буковую рощу для постройки осадных машин. После того как через крепостную стену полетели первые камни, Павсаний перестал отстреливаться, но парламентера для сдачи города почему-то не прислал.

Тогда Кимон приказал откатить катапульты, чтобы уберечь город от ненужного разрушения. Он до вечера простоял на безопасном расстоянии от ворот, постукивая плетью по бронзовой кнемиде и вполголоса посылая на голову упрямого лакедемонянина проклятья.

Ночью от восточного пирса тихо отчалила лодка с незажженным носовым фонарем. Когда сторожевой корабль ее заметил, было уже поздно. Высадившись на азиатском берегу, Павсаний укрылся в Халкедоне у друзей, а утром уже нахлестывал коня, направляясь вглубь Троады…

Кимон подозревал, что из крепости бежал сам наварх, однако это предположение нуждалось в подтверждении. На Военном совете мнения разделились.

Командир фессалийской конницы гиппарх Антифем предлагал снять осаду, затем пополнить запасы питьевой воды, погрузить фураж и провиант на корабли, чтобы отправиться обратно в Элладу.

Он аргументировал необходимость отступления недостаточным количеством конницы из-за мора, который выкосил несколько десятков лошадей во время долгого плаванья по Пропонтиде.

По его мнению, на покупку новых лошадей у фракийских племен уйдет большая часть армейской казны, а самостоятельный отлов и объездка займут много времени.

Командиры союзников — тысячник-хилиарх Пританид из Коринфа и эпистолевс саммеот Улиад считали иначе. Во-первых, по донесениям разведки свита Павсания состоит из знатных персов, поэтому в Византии можно будет захватить богатые трофеи. Кроме того, гребцам требуется отдых, а многие корабли нуждаются в просушке.

Скопарх Менон занял выжидательную позицию.

Все участники Военного совета сошлись в одном: необходимо в полном составе казнить пикет, стоявший на карауле у Восточных ворот, из-за преступной халатности которого беглец смог беспрепятственно скрыться.

Пятерых часовых привели под конвоем на флагман.

Кимон объявил казнь: килевание — преступников протащат под днищем корабля. Один из матросов спрыгнул с кормы в воду и поплыл к носу, держа за конец канат. Ему помогли забраться на палубу, а канат натянули так, чтобы он прошел под килем триеры. Концы соединили на середине корабля.

Первого из пленников раздели, затем привязали к канату.

Несчастный пробовал оправдаться, но судовой жрец пресек ненужный спор, всунув ему между зубов обрезок вымоченной в вине веревки в качестве жертвы Посейдону. Пусть морской бог решает, достоин он жизни или нет.

Эпибаты хмуро стояли вдоль бортов, понимая, что на месте часового может оказаться любой из них. Четверо других приговоренных тоже молчали, они просто потеряли дар речи от безысходности и страха.

Гребцы вцепились в канат. Преступника спустили за борт. Когда тело с плеском погрузилось в воду, келейст затянул на авлосе походную песню. Бодрую тональность мелодии разбавляли тревожные вскрики чаек и шорох трущейся о борт снасти.

"Ииии… раз! Ииии… раз!" — командовал передний гребец.

Наконец показалось тело часового.

Он еще дышал, но был весь изрезан налипшими на киль ракушками. На палубу стекала вода вперемешку с кровью. Даже видавшие виды моряки не могли равнодушно смотреть на этот истерзанный кусок плоти. Один из них перегнулся через борт — его рвало. Другой вслух молился Гермесу Психопомпу.

Лишь Кимон сохранял невозмутимый вид.

В молодости, еще при осаде Фив, он мрачнел каждый раз, проезжая мимо распятого перса или посаженного на кол беотийца. Но через год даже не бледнел, наблюдая, как выкапывают останки похороненных заживо эллинов, чтобы совершить над ними погребальный обряд.

Часовых казнили по очереди.

Не выжил ни один: трое захлебнулись, двое погибли от потери крови. Трупы выкинули за борт. Триера медленно направилась к внешнему рейду Византия. Тела казненных покачивались в кильватере, а сидевшие на них бакланы алчно рвали клювами мясо…

Победила точка зрения Пританида и Улиада. Кимон согласился на штурм. Время поджимало — приближалась зима. Ночи и так уже стали холодными, а пройдет еще месяц, и придется вырубать заросли для ночных костров, а значит, оголять местность.

Менон предложил военную хитрость — отвлечь главные силы византийцев от Западных ворот, чтобы потом все-таки ударить с этого направления.

Ему очень не хотелось покидать занятые союзнической армией позиции на холмах, откуда удобно будет расстреливать вражескую конницу, если защитники крепости отважатся на вылазку.

Византий располагался на полуострове, поэтому с трех сторон был окружен водой. По плану скопарха нужно было создать видимость подготовки атаки с восточной стороны.

На подготовку маневра ушло три дня.

Эпибаты запасали камни для катапульт, рыли апроши. Саперы изготовили штурмовой сарай-винею под двускатной крышей и поставили его на прочные колеса, чтобы можно было быстро подкатить таран к Западным воротам.

Триерархи приводили в порядок корабли: матросы вычерпали из трюмов воду, заменили негодные снасти, а гребцы смазали жиром рукава весельных портов.

Утром четвертого дня пятьдесят триер двинулись вдоль крепостной стены на восток. На веслах трудилась только одна смена. Остальным гребцам триерархи раздали все имеющееся на борту оружие, а также корабельные инструменты. На расстоянии толпа моряков должна казаться отрядом эпибатов. Пусть византийцы думают, что с якоря снялись основные силы афинян.

Одновременно с маневром кораблей пехота отошла в невырубленную часть леса перед западной стеной. В апрошах осталась только обслуга катапульт. Осадные машины продолжали обстрел крепости, отвлекая внимание ее защитников на разбор завалов.