Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни - Пётр Петрович Африкантов
– А ты молчи!– говорит барин, перебивая Ларю,– ешь, пей и молчи, твоё сейчас дело такое: есть, пить и, что я говорю, слушать! – и опять палец вверх поднял. Так бы и слушали витиеватые речи барина, если б сам племянник в разговор не вступил.
– Не охотничья смекалка,– говорит,– в чудесном моём спасении главная, а самая обыкновенная глиняная игрушка.
– Как игрушка!? – удивился барин, и бровь от удивления ещё выше поднял. После Аркадиевых слов с него как-то спесь охотничья слетела, а дальше уже слушали спасённого.
– Совсем уж я замерзать стал, – говорит Аркадий, – и вдруг до меня звук доносится не похожий на другие звуки, каких в поле не бывает, как будто колокольчики перезванивают. Думаю: «А может быть, я уже умер, и это благовест слышится? Говорили, что человек после смерти ещё какое-то время слышит, не все органы сразу отмирают, вот я и слышу как колокола небесные трезвонят». Однако ощущаю, что не сплю и до слуха действительно эти странные звуки доходят. Непонятные звуки меня как-то встряхнули, дремотного состояния как не бывало; стал прислушиваться – как ветерок посильнее, так и звуки поярче. Вроде тройка с бубенцами. Сил уже на ноги встать не было, пополз на перезвон.
Дополз я до какой-то палки, из сугроба торчащей, вроде от неё перезвон исходит, стал ощупывать, рука на какой-то предмет на вершине наткнулась, взял предмет в руку – звон прекратился. Предмет был к этой палке привязан. Оторвал его от палки, к глазам поднёс – колокольчик игрушечный, глиняный, с коняшкой наверху, к язычку деревянная плашка привязана, её ветер раскачивает, а она, в свою очередь язычок тянет, тот бьётся о стенки, и колокольчик звенит…. Вот, оказывается, кто в поле вызванивает… Сначала обрадовался, а потом приуныл – какой мне толк от этого колокольчика,… в снег бросил, чтоб не смущал, прилёг – опять перезвон доносится, пополз на звук, где встану, где упаду и снова палка, а на конец палки тоже такой же колокольчик привязан. Понял я, что это не просто палки, а вёшки с хитроумными приспособлениями на концах, что трезвонят и путникам дорогу показывают. Обрадовался, аж зубы от радости стучать стали, за челюсть схватился, а зубной дрожи остановить не могу. Где ползком, где на карачках, где ноги переставляя, двигаюсь по вёшкам, на слух ориентируюсь, вёшки ведь в темноте не видно, а как до следующей вёшки дойду, так, тот колокольчик целую. Дополз бы или нет, не знаю, обессилел совсем, а тут мне навстречу Илларион…
– И без меня бы дошёл, – встрял мой прадед, – до дворов уж сажен сто осталось, вёшка б вывела…
– Не выбрался бы, дядька Илларион, – если б не твоя смекалка!.. – говорит племянник.
– А причём здесь смекалка, если ты на вёшки вышел, и по ним шёл?– спрашивает барин.
– А притом, что эти колокольчики сделал и к вёшкам Илларион привязал, – сказал Аркадий. – А не будь этих глиняных колокольчиков, то меня и в живых бы не было.
– Правда? – спросил строго барин, поворачиваясь к Иллариону.
– Истинная, правда, – сказал прадед. – Нехорошее это место, многие там плутают,.. вот я и решил….
А барин его перебивает:
– А я что говорил! Только охотник и мог до этого додуматься, – и опять пальцем над головой жестикулирует, – охотничью смекалку ничем не заменишь…. Игрушечники по полям зимой не ходят, это удел охотников! Вот охотник об охотниках и постарался… Верно, я говорю!..
Тут племянник из-за стола встаёт, снимает с вешалки меховую шапку с рукавицами и даёт прадеду, «от меня – возьми, не откажи».
– А от нас вольную, – говорит барыня Быстрякова, а сама слугу зовёт и приказывает, чтоб прибор чернильный с бумагами нёс.
Так мой прадед вольную и получил. А как вольную получил, то и в Малую Крюковку с женой Анфисой переехал жить, в Малой Крюковке тогда только два – три дома было. Потом Столыпин народ в Сибирь позвал. Так старшие дети Иллариона, что от Фимы родились: Николай, Алексей и сестра Акулина в Сибирь подались, а мой дед Андриян, которого из Большой Крюковки в Малую Крюковку Илларион мальцом привёз, с отцом остался. Потом у Иллариона с Анфисой ещё Фёдор народился, самый младший.
После Иллариона мой дед Андриян игрушкой стал заниматься, да по пороше с шомполкой за зайцем ходить. В роду Африкантовых охота в крови, никуда от этого не денешься. Только немного Андрияну пришлось поохотится, сменил шомполку на трёхлинейную винтовку и пошёл воевать, началась Первая мировая война. И не вернуться бы ему с тех иссечённых пулями полей, кабы не глиняная игрушка и сказка. Только это уже совсем другая история.
Как деду Андрияну сказка да игрушка жизнь спасли
Когда я был маленький, то очень любил слушать и читать сказки, я и сейчас сказки очень люблю, любили их мой отец Пётр Андриянович и дед Андриян Илларионович. Андриян Илларионович из-за любви к сказкам, можно сказать, жив остался, и даже серебряный Георгиевский крест заслужил. А дело было так. Шла Первая мировая война, мой дед находился на передовой, в окопах. Немцы много раз пытались взять штурмом русские укрепления, но это им никак не удавалось. Командир роты, в которой находился дед, был отважный офицер и к тому же большой любитель сказок. Отбили русские солдаты за день