Владимир Мартов - Юность Карла
Загоняя лошадей, Карл мчался в Самуси. Отряд меченосцев следовал по пятам за своим королем. Ледяной декабрьский ветер пронизывал насквозь плотные волчьи, овчинные накидки, отделанные сверху кожей. Вот уже всадники обогнули последний холм и вырвались на излучину, в глубине которой раскинулось обширное королевское поместье.
В Самуси должны были собраться все советники почившего короля: аббат Фулрод, граф Уорин, граф Ашер, два известнейших военачальника Бертран и Тьерри. Ожидали прибытия еще нескольких знатнейших лиц королевства.
Карл прискакал ночью и сразу же, остановившись на краю города на постоялом дворе, не терпящим возражений голосом приказал:
— Ольвед, сначала я хотел бы переговорить с Фулродом. Организуй мне встречу с ним, и немедленно.
Старый аббат появился довольно быстро, кутаясь в меха и тем не менее поеживаясь от декабрьской стужи.
— Старые кости уже не греют, Карл, — печально улыбнулся Фулрод, — но я знал, что ты приедешь.
Растроганный Карл при виде своего старого учителя, которого в детстве он называл занудой, порывисто прижал его к своей груди.
— Здравствуй, старик. Я рад, что ты еще жив и даже не потерял способностей к юмору и соображению. Но времени у нас мало, поэтому воспоминаниями будем обмениваться потом. Мне нужна твоя помощь.
— Всем нужна помощь старого Фулрода.
— Но сначала скажи мне, как умер мой брат.
— Увы, лекари ничего не смогли сделать и разводят руками, не ведая причин недуга. Один из них, Вегторн, говорит, что это следствие простуды. Карломану надо бы полежать, попить травяных настоев, а он затеял ужин и на нем неумеренно много ел и пил. Но скажу тебе по секрету — ходят слухи, что его отравили.
— Так, — протянул Карл, выслушав Фулрода. Глаза его блеснули, и он метнул недобрый взгляд в сторону Ганелона. — И что теперь делается в королевстве моего братца?
— Я попробую коротко пересказать суть дела, но даже коротко — будет длинно.
— Говори.
— Готовится сейм, на котором собираются короновать старшего из детей Карломана.
— Проклятье! Ганелон, — повернулся Карл к своему приближенному, — ты мог бы с известием о болезни брата послать кого-нибудь из слуг. Ты мне был нужен здесь, чтобы все видеть и слышать. Ах, как не вовремя эта смерть. Еще не отбушевали страсти после моего развода с Дезидератой, с лангобардами конфликт, а теперь еще и смута среди франков.
— Кому-то это было выгодно, Карл, — встрял в разговор Хруотланд. — Очень выгодно.
— Надо полагать, регентом при малолетнем Нитарде будет Ашер? — спросил Карл у Фулрода.
— Полагаю, да! Он и Герберга.
— Совсем хорошо. Только такого подарка мне не хватало. И это в то время, как я оказался на пороге войны с Ломбардией. С Карломаном я бы уж как-нибудь уговорился. Он хоть и лиса, но все-таки Арнульфинг, и дела семьи и рода для него значат немало. А о чем можно говорить с этим волком Ашером — и за что только его привечал Карломан — и этой полулангобардкой Гербергой!
Карл неожиданно оборвал свой монолог, глаза его блеснули. Какая-то мысль отразилась на его лице.
— Когда готовится сейм? — неожиданно спросил он Фулрода.
— Точно не знаю. В городе сейчас нет ни одного из баронов королевства. Еще вчера, разослав гонцов, все они разъехались. От меня многое держат в тайне, очевидно понимая, что я могу повлиять на его решения, но думаю — завтра. Видел бы ты, Карл, как гонцы так и полетели из Самуси созывать знатных баронов на встречу.
— И я так думаю. Ашер не станет откладывать это дело. Ему не выгодно, чтобы собрались все бароны. Достаточно простого большинства, в котором, конечно, будут преобладать его сторонники. Но да Бог с ним. Мне по-прежнему не дает покоя мысль — почему столь неожиданно умер Карломан. Что ты на это скажешь, Ганелон? Ведь ты присутствовал на том злополучном ужине. — И Карл пристально глянул на Ганелона.
Неожиданный переход беседы смутил Ганелона, и это смущение, которое «друг детства» не смог скрыть, сказало Карлу гораздо больше, чем все слова оправданий и заверений в своей преданности и верности.
— Разве, посылая тебя к моему разлюбезному братцу, я приказывал тебе улаживать мои дела таким образом? Да, Карломан вел против меня вероломную политику, но…
— О чем ты говоришь, Карл, о чем думаешь? — перебил своего государя Ганелон. — Неужели ты считаешь, что я приложил руку к случившемуся?
Карл отвел взгляд.
— Я ничего не считаю. Я спросил твое мнение о смерти моего брата.
— Я не лекарь, Карл, и не могу судить о болезнях тела человеческого. Кроме того, все мы смертны.
— И я не Бог и не могу судить о болезнях душ. Но сдается мне, что кое у кого душа больна. И не просто больна, а прогнила до черноты.
Ганелон вздрогнул, и снова это не укрылось от глаз Карла, но он промолчал и повернулся к старому аббату:
— Мой старый добрый Фулрод, надеюсь, ты поедешь со мной?
— Да, Карл, даже если мои старые кости придется потом собрать в мешок и так и похоронить. Распрю и разлад, растаскивание государства нужно прекратить немедля. И только у тебя, мой самый неученый ученик, хватит на это сил.
— Что ж, отлично. Собираемся в дорогу. Харольд, поднимай левдов: мы выступаем.
— Куда?
— Куда-куда! Если бы я знал. Но, думаю, по дороге Ганелон нам скажет куда! А если и не скажет, то мы сами узнаем.
3
Очень скоро выяснив, что сейм соберется в Корбени, Карл не мешкая развернул отряд и помчался туда.
Не предупредив о своем прибытии, Карл сразу же проскакал к зданию, где собралась знать королевства. Снаружи дом окружили меченосцы.
Ошарашенные бароны не верили своим глазам, но это был Карл Арнульфинг собственной персоной, да еще сопровождаемый таким известным и уважаемым человеком, как аббат Фулрод.
После необходимых приветствий Карл повернулся к собранию лицом, и многие бароны опустили глаза, хотя у каждого из них хватило бы сил сразиться не только с Карлом, но и с самим чертом. Среди присутствующих Карл неожиданно заметил Тассилона Баварского и подивился, сколько же лошадей должен был загнать герцог, чтобы успеть из своей столицы на Дунае за трое суток прискакать в Корбени.
«Или он все знал заранее», — мелькнула у него мысль, но Карл отбросил ее. Сейчас не время для выяснения отношений с баварцами: с герцогом он разберется позднее. Сейчас самые опасные противники Ашер и Герберга со своими отпрысками, готовые разорвать страну на кусочки, а самый лакомый достанется, конечно, проклятому Дезидерию.
Какое-то время Карл молчал, обводя зал и собравшихся тяжелым яростным взглядом, от которого многим становилось не по себе. Наконец он произнес:
— Наш отец Пипин завещал королевство двум своим сыновьям. Карломан оставил нас, и, значит, править буду я один.
Присутствующие, ошарашенные подобным заявлением, недоуменно молчали. Все ожидали каких-то дебатов, споров. Но услышать такое?!
Карл заметил, как стоящий за спиной баронов Тассилон что-то нашептывает некоторым. И сразу же зал взорвался гулом возмущенных голосов. Некоторые кричали, что у Карломана осталось двое сыновей и что владения отца должны перейти к ним. И они, бароны, будут охранять право детей на престол, пока те не подрастут. Другие говорили, что они присягали Карломану, а не Карлу.
— От кого я слышу подобные слова? — вдруг крикнул Карл. — Разве я не Арнульфинг, и к тому же старший в роду? Я догадываюсь, с чьих подач звучат подобные речи. Не ты ли, герцог Тассилон, когда-то клялся моему отцу, а потом и мне следовать вместе с моими войсками? Ответь же? Ответь, глядя в глаза собравшимся знатнейшим баронам франков!
Тассилон смутился и, покраснев, сумел, однако, выдавить из себя:
— Я готов сдержать слово. Я не отступлюсь от клятвы и готов в меру своих сил поддержать тебя, Карл.
Ашер, у которого были земли во владениях Карломана, напомнил:
— У детей Карломана есть мать, повенчанная по закону и из хорошей семьи. Пусть она будет регентом королевства, пока сыновья не подрастут.
Возможно, он хотел таким образом напомнить присутствующим, как Карл обошелся с дочерью Дезидерия.
— И сколько же лет ждать? — насмешливо спросил Карл. — Нет, бароны, этот вопрос надо решать сейчас. Или франки будут едины и сильны, или мы будем побеждены, раздавлены нашими врагами.
Над собранием нависла угроза раздора. Недавние добрые соседи поглядывали друг на друга с плохо скрываемой угрозой. В душном зале багровели лица.
Карл молча и напряженно стоял среди нараставшего шума и глядел в огонь жаровни, пылавшей посредине комнаты, на поднимающийся от нее кверху дым. Потом присутствующим показалось, что он расслабился и облегченно вздохнул.
Подойдя к молчавшему до сих пор Фулроду, он взял аббата за руку и тихо произнес:
