Питер Хутхаузен - Враждебные воды

“Когда я увидел входящего с бутылкой шампанского Володю, то просто опешил. Я сразу решил — дело плохо или он сошел с ума. Но он нагнулся и сквозь маску прохрипел, показывая на себя: “День рождения. Тридцать три”. Я почему-то сразу понял и молча поднял с палубы две красные коробки из-под ПДУ. Других фужеров не было. Хлопнула пробка, он разлил пенящееся вино и произнес:

“Будем жить!” На мгновение мы сорвали маски и жадно выпили, задержав дыхание. Закусывать отравленным воздухом не стали, а тут же натянули вонючие маски.

Серега сделал мне очень дорогой подарок. Он подарил мне запасной регенеративный патрон к противогазу. Я думаю, он подарил мне жизнь. А вообще-то, на самом деле день рождения у меня 20 октября. Просто решил тогда, что, наверное, не доживу…”

Тогда они оба остались живы. Владимир Петрович Марков проживет еще почти десять лет.

18.59 Сработала аварийная защита реактора правого борта. Из-за отключения питания компенсирующие решетки остались в верхнем положении.

— Центральный! Докладывает пульт ГЭУ — у нас проблемы. Сработала A3 правого борта: Скорее всего, выгорели кабельные трассы в четвертом. Мы пытаемся использовать резервное питание, но ничего не получается. Компенсирующие решетки не опускаются.

— Геннадий, чем это грозит нам?

— Мы не имеем стопроцентной гарантии того, что реактор заглушен. Решетки надо опустить во что бы то ни стало.

— Час от часу не легче. Что для этого надо сделать?

— Придется опускать решетки вручную. И чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо. Кто пойдет в седьмой?

Капитульский на минуту задумался. В обычных условиях операция по опусканию четырех решеток вручную занимала не более двадцати минут. Он сам многократно тренировал своих людей, но сейчас простая работа стала опасной. Если бы он мог, то пошел бы сам.

— Командир реакторного отсека старший лейтенант Беликов и спецтрюмный матрос Преминин.

— Утверждаю — они надежны. Готовьте их.

Теперь мы можем сказать, что с этого момента началась агония К-219.

Гаджиево

Ирина Капитульская никогда не любила смотреть программу “Время”. Во-первых, там всё врут, а во-вторых, и без того дел у нее хватает.

— Максим! Немедленно отправляйся спать, или ты опять проспишь в школу.

— Ну мама, я же должен посмотреть новости. У нас завтра с утра политинформация, и меня спросят, что творится в мире, а ты…

— Господи! И ты туда же! Кем же ты будешь, когда вырастешь? Инженером, как папа?

— Вот еще! Я буду зам, то есть политом. Папа говорил, что они ничего не делают и денег получают больше всех.

— Не говори глупости! — но тут же осеклась, услышав краем уха фразу диктора — “Передаем сообщение ТАСС…”

Сегодня утром, 3 октября, на советской атомной подводной лодке с баллистическими ракетами на борту в районе примерно тысячи километров северо-восточнее Бермудских островов в одном из отсеков произошел пожар.

Экипажем подводной лодки и подошедшими советскими кораблями производится ликвидация последствий пожара. На борту подводной лодки есть пострадавшие. Три человека погибли.

Комиссией специалистов в Москве проанализирована сложившаяся ситуация. Комиссия пришла к выводу, что опасности несанкционированных действий оружия, ядерного взрыва и радиоактивного заражения окружающей среды нет.

Господи, неужели это наши?!

По всей стране у тысяч людей болезненно сжалось сердце — в первую очередь у тех, у кого сын, муж, брат, жених служили на подводном флоте.

Почему у того, кто составлял этот текст, не хватило ума и сердца указать, какая эта лодка? Кто командир, из какой базы? Имена погибших, наконец? Почему, проявив похвальную предусмотрительность перед американским президентом, как всегда забыли о своих согражданах? Сколько дней, а может, лет жизни украли у матерей подводников эти бездушные фразы? Кто ответит за это перед теми, для кого эти дни превратились в кошмарную пытку неизвестностью?

Сочи, военный санаторий Северного флота “Аврора”

Николай Малов почти ничем не отличался сейчас от других отдыхающих, разве только не таким сильным загаром — он всего неделю как прилетел на Юг из Гаджиево. В спортивном костюме он возвращался с пляжа и старался и близко не вспоминать о прошлом кошмарном месяце, когда ему, начальнику штаба девятнадцатой дивизии, пришлось укомплектовать и подготовить к выходу на боевую службу сразу пять стратегических ракетоносцев!

План выхода на боевую службу выполнялся любой ценой. Гордостью дивизии всегда было железное правило — нет такой причины, по которой лодка не может выйти на боевое патрулирование. Но чем это достигалось, мало кто знал. Или не хотели знать?

Зайдя в уютный номер, начштаба прилег отдохнуть. Неназойливо бубнило радио, и он почти задремал, когда ровный голос диктора произнес: “Передаем сообщение ТАСС…”

“А, опять космонавта запустили”, — безмятежно промелькнуло в голове. Но следующие слова “на советской атомной подводной лодке с баллистическими ракетами на борту… северо-восточнее Бермуд… пожар” буквально подбросили его.

“Там же только мои лодки!” Через пять минут он был на переговорном пункте. Через треск и помехи наконец ему ответил дежурный по дивизии.

— Ты меня слышишь? Это Малов! Что случилось?

— Прошу минуту ждать — я запрошу информацию для вас у командира дивизии.

Прошли томительные пять минут. Больше всего Малов боялся, что их разъединят.

— Командир дивизии передал вам продолжать отпуск. Это всё.

— Фамилию!!! Фамилию командира!

— Британов…

На следующий день Малов прилетел в Гаджиево. Потом его снимут с должности вместе с Британовым. Наверное, он был виноват. А виноватых у нас бьют.

Глава 8

О если бы мог кто туда заглянуть, назвал кочегарку бы адом!

19.15 У носовой переборки восьмого отсека стояли два человека, одетые в одинаковые черные прорезиненные костюмы, в масках изолирующих противогазов.

— Николай! Следи за временем — на все про все у вас двадцать минут. Ты меня понял? — Валерий Пшеничный не был инженером, но был хорошим организатором.

— Понял, — и для убедительности Беликов поднял руку. — Пошли, Серега!

Старший мичман Василий Ежов отдраил переборку, и две неуклюжие фигуры скрылись в реакторном отсеке. Хорошо, что еще сохранилось освещение, хотя отсек знаком до мелочей. Пройдя по коридору правого борта, они свернули налево и оказались у точно такой же переборочной двери, ведущей в аппаратную выгородку реактора правого борта.

— Черт возьми, совсем забыл! — недовольно вскрикнул офицер: круглая переборочная дверь была опоясана толстой цепью с огромным амбарным замком. — Давай лом, Серега. Жаль замок, сам покупал.

Несколько ударов, и замок загремел по стальной палубе. Теперь оба оказались на верхней площадке аппаратной выгородки. Двумя метрами ниже блестела крышка реактора. Для непосвященных она казалась бессмысленным нагромождением и хитросплетением сложных металлических конструкций, трубопроводов и кабелей.

Не задерживаясь на верхней площадке, они осторожно спустились вниз по вертикальному трапу. Только теперь они почувствовали необычно высокую температуру. Прибор температуры, имеющий верхний предел пятьдесят градусов, зашкалило.

У Николая мгновенно вылетела из головы вся теория ядерного реактора, которая гласила, что взрыв его невозможен. Это он в теории невозможен, а на практике? Без охлаждения и с неопущенными штатными поглотителями?

Сергей не столь глубоко изучал теорию реактора, поэтому тут же занялся практикой — начал прилаживать к ближайшему ручному приводу, первой из четырех решеток, большущую, похожую на ручку от обычной мясорубки рукоятку.

Двадцать, всего двадцать оборотов — и решетка окажется на нижних концевиках. На тренировках это занимало минуту.

Сменяя друг друга, они крутили эту чертову рукоятку. Сначала Николай считал обороты, затем сбился. Пот заливал глаза, и каждый последующий оборот давался все с большим трудом.

Наконец первая решетка опущена. Они не контролировали время, а просто знали, что эту работу надо сделать. И никто, кроме них, ее не сделает. Почему-то на ум пришла дурацкая присказка — “кто на кого учился”.

Николай был сильнее физически, поэтому крутил больше. Он вел себя как настоящий офицер, как настоящий мужчина и работал наравне с матросом.

Когда и вторая решетка была опущена, оба поняли — пора выходить. Регенеративные патроны давно отработали, и им просто не хватало воздуха, красный туман застилал глаза, лицо под маской было залито потом и слизью. Они буквально захлебывались и задыхались.