Даниил Гранин - Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М.
Государь согласно кивал, радуясь тому, что другой такой «дивности нет на свете», вглядывался, вздыхал с печалью, ибо нет ничего прекрасней женского тела.
— Учтите, что обыватели до того времени не знали ни светской живописи, ни ваяния, и вдруг галерея великого искусства распахнулась перед ними! Древние боги выглядывали из зеленой листвы. Мифологические образы входили в мир русского горожанина.
Живописные картины, закупленные по указаниям Петра, чаще всего представляли морские пейзажи и жанровые сцены. Среди них были полотна старых мастеров. Была картина Рембрандта «Прощание Давида». Предпочтение государь оказывал картинам с кораблями, так, чтобы была видна оснастка, устраивал по ним экзамены молодым морякам.
Летний сад был начинен новшествами. Сад был огромен, по нему бродили цапли. Цвели фруктовые деревья. Диковиной были кусты роз, привезенных Петром. В больших клетках пели, щебетали редкостные птицы. В гротах гуляющих подстерегали пугала, в аллеях — водные ловушки, в рощицах лежали искусно сделанные полураздетые пастушки.
На пруду был островок с закрытой беседкой. Попасть туда можно было на лодке. Царь любил там уединяться. Этому островку предстояло еще сыграть роковую роль в жизни Петра.
Статуи устанавливали не у стен, не в нишах, как было принято, а так, чтобы обозреть их можно было кругом.
Нарушать традиции для Петра было естественно, он ощущал себя во всем первым, он был как Бог, творящий мир. С него начинаются музеи, флот, черепица… Однажды он отпечатал свою руку в глине, кажется, это было в Липецке, бронзовый слепок можно увидеть в музеях. Длань созидателя, держателя скипетра, рука, что подписывала указы, приговоры, рука бомбардира, плотника, архитектора, десница дающая и награждающая.
Эта могучая лапища чертит план Монплезира, колотит дубиной, точит паникадило.
Версаль Петру, да и всем его спутникам, показался чудом. Такого размаха фантазии он нигде не видел. Причем роскошь, любезная его сердцу, — роскошь фонтанов, зелени, парковых выдумок. Он долго любуется великолепным сочетанием террас, дворца, лужаек и играющей воды.
Подобное произведение достойно украсить его новую столицу. Замысел Петергофа формируется быстро и появляется вовсе не вариант Версаля, это скорее петровское произведение. В Петергофе сказывается барокко, то, чего так много было в натуре Петра.
Версаль прославляет короля Людовика. Петергоф прославляет выход России на морской простор. Изобретательность Петра неистощима. План Петергофа Петр набрасывает сам, делает эскизы дворца, Нижнего парка с морским каналом, Верхнего сада. Тщательней всего занимается Монплезиром.
Надо было решить инженерную проблему — как обеспечить напор воды для фонтанов. В Версале это делали насосы. Ненадежно. Петр обследовал местность вокруг Петергофа, нашел ключи на Ропшинских высотах, предложил проложить самотечный канал до Петергофа.
В сущности, гидротехники исполнили его проект. До сих пор фонтаны работают по петровской схеме водоснабжения.
В тот день 1714 года, когда пустили воду, Петр на коне, волнуясь, сопровождал ее журчащий первоток, ехал вдоль лотков и труб от Ропшинских высот до самых фонтанов. И вот они взметнулись вверх — счастливая минута!
Чего он только ни напридумывал: в его любимом Монплезире провел по трубам воду в нужник. Возможно, то был первый в Европе проточный туалет современного типа. Кстати говоря, серьезная проблема того времени. Воняли все дворцы, вплоть до Версальских, что особенно поразило Петра в Париже.
В гротах можно было включить водяной занавес, преграждая струями выход. Вместе с Петром архитекторы соревновались в потешных изобретениях. Там же, в гроте, поставили мраморный стол с яствами. Гости подходили, протягивали руки, и тут по окружности стола поднималась из невидимых отверстий водяная ограда. Петр хохотал, это он подал слуге условный знак — открыть кран.
Иногда это кажется немного провинциальным, наивным — юное российское общество еще не заботилось о своей репутации.
С Петергофом и Стрельной связано много легенд.
Как-то в тридцатые годы Сталин посетил Петергоф. В Монплезире задержался надолго, смотрел на море, осмотрел фламандское убранство этого маленького дворца, потом стоял молча, разглядывая маску Петра, и вдруг произнес:
— Не дорубил Петруха.
Что сие означало — спросить директор музея не осмелился. Трактовал по Пушкину — не дорубил, мол, окно в Европу. Много позже, когда вернулся из лагерей, полагал, что в словах вождя был иной смысл — палаческое неодобрение.
К Монплезиру Петр имел пристрастие. Выйдя на террасу, он мог видеть и Кронштадт, и Петербург. Засыпая — он любил ночевать в Монплезире, — слышал плеск волны, прямо с кровати открывался вид на море — любое: с луною и без луны, с льдинами, летнее море, с рыбачьими шлюпками, пустое, солнечно-ликующее.
Сюда любила приходить Екатерина Великая, любил и Николай Первый — подолгу сидел в кабинете Петра, думал.
И Петергоф, и Стрельна — места, любимые Петром, — обладают какой-то мистикой. В церкви у своего путевого дворца Петр устроил тайное бракосочетание с Екатериной. Согласно легенде, было это в 1707 году. Здесь же, в Стрельне, в той же церкви поженились Наталия Николаевна и Ланской. К тому времени маленькая деревянная церковь уже обветшала, но сохранились дворец и два фонтана, первые в России, поддерживались еще огороды, где Петр посадил первую в России картошку, смороду, стояли колоды — ульи с пчелами, был садок с рыбами — все петровское.
Сдержанная северная природа здесь позволяла себе веселиться, выращивать заморские овощи, фрукты.
Здесь все было впервые. Петр впервые украсил жилище картинами, устроил комнату для игр — «фортунный покой» — там играли в карты, в шахматы, шашки, все было чинно, как в голландских особняках, если не взрывалось попойкой.
Канал, от залива прямо к дворцу, по замыслу Петра, стал парадным въездом. Склон террасы оборудован каскадами. Получилась наглядная связь дворца с морем.
В фонтанах аллегорически развивается тема Северной войны. Уже после Петра был установлен Самсон, побеждающий льва (того самого, что изображен на шведском гербе), — главный водомет Большого каскада, главный символ Победы.
Различные эффекты водных струй Петр проверял, делая с фонтанными мастерами модели.
При открытии Петергофа царь, выйдя на балкон Верхних палат, сказал французскому послу:
— В Версале нет такого вида, как здесь, где с одной стороны открывается море с Кронштадтом, с другой виден Петербург.
Вода — любимая стихия Петра, ей он устроил здесь пиршество. Двадцать лет понадобилось ему, чтобы заполучить Балтику. Петергоф — это его ликование, он наслаждается изобилием воды, играет с нею, показывает чудеса водоводства, угощает всех ее превращениями. Изгибает нежными округлостями, вздымает под небеса, рассыпает мельчайшими струйками, заплетает косы… Он изобретателен, как влюбленный. Петергоф — его признание в любви. И вода рек и ручьев благодарно резвится, почуяв волю, ее долгий трудный путь к морю завершается. Вместо триумфальных арок, монументов полководцам Петр сооружает Праздник выхода к мировым просторам, на свободу общения, освобождения от замурованного существования.
Глава тринадцатая
ЕГО ЯЗЫК
На этот раз Молочков пришел с тетрадкой. Он хотел нам рассказать про язык Петра. Перебирал листки, густо исписанные чернилами.
Даже в казенных бумагах, в воинских приказах Петр нарушил все принятые каноны.
Из большого, еще не полностью опубликованного архива Петра у Молочкова набрался целый сборник примечательных выражений из писем, анекдотов, воспоминаний, иногда они звучали как подслушанное.
«Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны».
В письме Екатерине в 1712 году Петр жалуется на трудность совмещать руководство войной и гражданским делом: «Мы, слава Богу, здоровы, только зело тяжело жить, ибо я левшою не умею владеть, а в одной руке принужден держать шпагу и перо, а помочников сколько, сама знаешь».
Осмотрев купленные в Англии Н. Сенявиным три корабля, Петр нашел много дефектов и, сравнивая их с русскими, сказал со вздохом:
— Как приемыши против родных детей.
Он пишет по поводу Польши, где умы кипели в постоянном брожении: «Дела идут там, как молодая брага».
В бумаге о создании должности генерал-прокурора в Сенате: «Хочет воспрепятствовать, чтобы законами играли, как картами, подбирая их по мастям».
С Азовского похода он пишет о турках в частном письме: «Подошли мы к гнезду близко и шершеню раздразнили, которые за досаду свою крепко кусаются».
