Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3

— Благодарю, ваше сиятельство, — сказал он. — Потише, господа. Ваше единодушие радует меня, но до времени не стоит выказывать его слишком громко. Рядом проезжая дорога… — усмехнулся он.

Встал Кейлембар.

— Скажу только одно. Хотя риск и невелик, он все же есть. Кто не готов на этот риск, может быть свободен. Мы никого не тащим силой. Затащенные силой — никудышние бойцы и ненадежные союзники.

Все единодушно оскорбились:

— Дворянин не торгует своим словом, а мы сказали его!

— Благодарю, — сказал герцог Фрам. — Я и не ждал иного ответа. Итак, отныне мы волки. Мы образуем Лигу благородных волков для изничтожения ангельского стада, и девиз наш: «Волки во веки веков». Соблаговолите поклясться на своем оружии.

…Когда комната опустела, Кейлембар сказал мрачно:

— Сат-тана, их надо, как слепых котят, тыкать в миску с молоком… И это дворяне, вояки, рыцари… И это волки… Пуп Вельзевула, бас-самазенята!

Заговор был готов. В число членов Волчьей Лиги вошли пятнадцать сеньоров и господ, слушавших герцога Фрама. Замок Тнан, небольшая развалина на границе Кайфолии и Острада, стал штабом. В Лигу осторожно вербовали новых членов. Этим занимался молодой француз, гугенот, виконт Баркелон, личный друг герцога Фрама, непримиримый аристократ.

В середине сентября к нему явился офицер виргинской королевской гвардии, отрекомендовавшийся виконтом д'Эксме, гугенотом, французом и непримиримым аристократом. Баркелон расчувствовался, увидев соотечественника, единомышленника и собрата по святой вере. Виконт д'Эксме был принят в Лигу. Настоящее его имя было маркиз Перн, вассал герцога Марвы и его конфидент.

Глава XI

ПРЕТОРИАНЦЫ

Motto: Что до войска, то оно опасно, если содержать его крупными частями и приучать к наградам.

Когда после первой междоусобной войны 1549 года был издан указ о сокращении феодальных дружин, принц Отенский, отец Карла Вильбуа, подарил своих телохранителей королю. Из них был создан Отенский гвардейский батальон. Господа поняли, что это — верный способ понравиться монарху, и принялись наперебой предлагать ему свои дружины. Король увидел, что если он примет себе всех этих бравых гвардейцев, то ему будет просто некуда их девать. Поэтому он со всей присущей ему прямотой заявил, что подарить свою дружину монарху — это не добровольный акт, а привилегия, наивысшая почесть, какой только король может удостоить сеньора. А почести надо заслужить. Поэтому после Отенского были созданы еще только Марвский и Каршандарский батальоны. Господа гвардейцы носили цвета своих сюзеренов (Отен — синий, Марва — красный, Каршандар — белый), а служили королю; в свободные часы, в перерывах между разводами, их пестрая элегантная толпа заполняла cour carrée[29], квадратный двор Дома мушкетеров, который служил господам своего рода политическим салоном.

Королева Жанна, конечно, знала о существовании этой наивысшей привилегии, которой она могла пожаловать любого пэра. Когда в конце сентября она вернулась в Толет, все еще пребывая в смятенных чувствах, ей доложили, что сиятельный принц Кейлембара почтительнейше испрашивает частной аудиенции. Она приняла его. Железный Кейлембар, не сводя с нее глаз, произнес выдержанную в хорошем тоне речь, в которой без нажима ссылался на свои военные заслуги и ордена, вследствие чего осмеливался просить Ее Величество о высшей милости — пожаловать ему почетнейшее право преподнести государыне Кейлембарский батальон, числом триста душ. Он заверил Ее Величество в отменных качествах гвардейцев, всех без изъятия благородных дворян, он аттестовал их командира, истого рыцаря, виконта де Баркелона; он показал ей, наконец, изящный и красивый мундир гвардейцев, который был на нем.

Жанна была тиха и грустна. Ей было сиротливо без Вильбуа, который уехал вслед за армией в Италию, и другие чувства ее сейчас не занимали. Она спокойно, даже безразлично, выслушала Кейлембара и обещала вынести свое решение на днях.

Ей надо было с кем-то посоветоваться. Разумеется, с Лианкаром. В Толете сиятельный герцог Марвы стал совсем другим: он не ходил за ней, как тень, не докучал ей стишками, теперь это был не смазанный медом придворный, а серьезный и вдумчивый советник.

Гроненальдо, также приглашенный к решению вопроса, с сомнением поджал губы. Лианкар сказал:

— Ваше Величество, этот жест необходим. Во-первых, принц Кейлембара этого достоин. Во-вторых, мы поступили с ним не вполне изящно, не дав ему армии, которая сражается ныне в Италии. Приняв Кейлембарский батальон, вы покажете, что любите его.

Жанна была убеждена его доводами. Кейлембарцы вошли в Толет и разместились в пустующих гвардейских казармах.

Именно это событие и было темой самого оживленного обсуждения во дворе Дома мушкетеров. Среди записных спорщиков и возмутителей спокойствия самым бойким и длинноязыким был Грипсолейль, мушкетер из взвода лейтенанта Бразе, один из бесчисленных микроскопических дворянчиков, продававших свои шпаги королю «за корм и харч». Грипсолейль ухитрялся узнавать все новости днем раньше других и вечно ошарашивал ими своих приятелей. Притом он был вольнодумец и мог часами драть глотку, охаивая святую церковь, благородную аристократию божеские и человеческие законы. По нему никогда невозможно было понять, валяет ли он дурака или говорит серьезно.

— Ну, что вы скажете, господа? — спрашивал он у ди Бирана и ди Маро после ночного караула в Аскалере. — Кейлембарцы так-таки вошли в город…

— Да, мы слышали.

Грипсолейль огляделся по сторонам.

— Желтые колеты здесь еще не появились? — Кейлембарский батальон носил желтую форму. — Ага, тем лучше. Можно говорить без помех, а то как раз на драку нарвешься… Так вот, господа, скоро ждите кутерьмы…

— Грипсолейль, вы, как всегда, убиваете на месте. Откуда вы это взяли?

— Как, разве вы не знаете, что против королевы составлен заговор?

Ди Маро свистнул.

— Ночные караулы пагубно действуют на вас, Грипсолейль. Шли бы вы лучше спать…

Грипсолейль нисколько не обиделся:

— Друзья мои, надо уметь мыслить, как учит нас Аристотель. Наука мыслить, как вам известно, называется логика. Итак, давайте мыслить логически. В данном случае мы начинаем с допущения: против королевы составлен заговор. Primo[30]. Если мы принимаем это допущение, что из него следует? Видимо, то, что заговор возглавляет герцог Фрам, ныне свободный в своих передвижениях. Secundo[31]…

— Допущение не лишено оснований, — заметил ди Биран, обнаруживая знакомство если не с предметом логики, то хотя бы с ее терминами.

— …и закадычный приятель последнего — принц Кейлембар…

— Ну, ну! Усыпанный орденами Кейлембар?

— Господа, — укоризненно сказал Грипсолейль — Помимо мудрости книжной есть еще и мудрость живая и пренебрегать ею не следует. А она гласит: как волка ни корми, он смотрит в лес. Вот почему я говорю и Кейлембар. Tertio[32]…

— Хм, слабоватый довод. — Ди Маро был скептик.

— Сейчас я подкреплю его фактами. Смотрите. Принц Кейлембар дарит королеве своих головорезов. Зачем? Чтобы набиться на почести? Как бы не так. Эти молодцы здесь для другой цели. Подумайте сами, господа: триста отборных вояк… а со слугами и вся тысяча будет. С ними можно сделать что угодно… например, захватить королевские дворцы.

— Вашей фантазии можно позавидовать, — сказал ди Маро. — Вы кончили?

— Нет, сударь, — высокомерно ответил Грипсолейль. — Всякое заключение состоит из пяти пунктов, я же привел только четыре. Ибо все дело в том, кто посоветовал королеве принять этот подарочек, дело в сиятельном герцоге Марвы…

— В Лианкаре?..

— Такого господина я не знаю… Так вот, герцог Марвы присоветовал королеве пустить молодчиков с юга в Толет, отлично зная обо всех их двойных качествах. А он знает, он по должности обязан все знать. Ergo: он имеет в заговоре свои интересы…

Это сообщение вызвало бурную реакцию, которой и добивался Грипсолейль. Слушатели заспорили между собой:

— Лианкар! Это же вторая после Вильбуа фигура в Виргинии!

— А почему не первая? Чем он хуже Вильбуа?

— Ну уж нет. Я никогда не сменял бы Вильбуа на Лианкара…

— Но Лианкар…

Грипсолейль наслаждался произведенным эффектом. Четвертый собеседник, Макгирт, который, впрочем, только слушал, вдруг предостерегающе сказал:

— Внимание! Лейтенант идет!

Подошел лейтенант Бразе. Его приветствовали военными поклонами, он приложил руку к шляпе.

— Что за шум, господа? — спросил он, глядя на Грипсолейля. Репутация последнего была ему хорошо известна. — Так в чем же дело, Грипсолейль?