Эдвард Радзинский - Загадки истории
Я был взбешен – вызвал Талейрана. Прохвост объяснил: «Я брал эти подарки нарочно, чтобы австрийский двор поверил, будто я на их стороне. И что в результате?.. Как жаль, что Фуше, справедливо информировавший вас о подарках, не сообщил вам о перехваченной депеше Кобенцля[21] – И Талейран с удовольствием процитировал: – «Вот он, несчастный договор, который мне пришлось подписать... он ужасен».
«Надеюсь, я не обманул ваши ожидания, генерал?» – спросил негодяй, не скрывая радостной улыбки. Мне оставалось только поздравить прохвоста с этой... дипломатической победой.
Мир принес мне всю Бельгию, Люксембург и германские владения полевому берегу Рейна. Я заставил Габсбурга признать и образованные мною республики – Батавскую, Гельветическую, Цизальпинскую и Лигурийскую. Все они становились практически частями Франции. Это уже были контуры величайшей державы – новой Римской империи.
Тогда же я сумел перетянуть на свою сторону еще одного вчерашнего врага – русского царя Павла. Я никогда его не видел, но сразу его понял. Это, пожалуй, был последний рыцарь... взбалмошный, сумасшедший, но рыцарь, заблудившийся в нашем жалком веке. Пленить его можно было только великодушием. Я отправил ему подарок – всех русских солдат, захваченных во время войны, велев одеть их в новенькие с иголочки мундиры. И ничего не попросил взамен. И он стал моим! Я написал ему письмо, где предложил разделить мир. В ответ он обещал направить своих бородатых казаков в поход на Индию. Да, он тоже был мечтателем...
Теперь Англия осталась одна... и начала действовать! Англичане расправились с несчастным русским царем. Субсидировали заговор и возвели на престол этого хитрого византийца Александра. Они промахнулись на улице Сен-Никез, но попали в меня в Санкт-Петербурге... Однако я был слишком силен, а новый царь слишком нерешителен, чтобы тотчас начать войну. Да и в самой Англии в это время шли рабочие бунты.
И англичане вынуждены были заключить со мной мир. Мир этот был для них очень тяжелый: все колонии, захваченные у французов, голландцев и испанцев, пришлось отдать» фактически мне. И вернуть Мальту мальтийским рыцарям... то есть опять мне. За это я обещал вывести мои войска из Египта...естественно, на английских кораблях! Брошенная в Египте армия была моей головной болью. Я не знал, как вернуть на родину из раскаленного ада тех, кого увез так далеко. Теперь это согласились сделать мои враги. Так что эта уступка англичанам на самом деле была еще одной моей победой.
Я обещал также вернуть Рим Папе. И сделал это с великой готовностью, ибо уже тогда у меня были большие надежды на понтифика. Они были связаны с будущим, которое было теперь уже не за горами...
Итак, Франция после одиннадцати лет непрерывных войн могла теперь наслаждаться прочным миром. «Мирные договора были для вас всего лишь перемириями между битвами». Это посмеет сказать мне впоследствии Меттерних. Нет, заключая мир с Англией в Амьене, я верил, что мои дела и дела Франции если не навсегда, то надолго урегулированы. В Европе впервые за много лет молчали пушки. Я становился хозяином мирной Европы...
Император карандашом быстро набросал на листе бумаги карту Европы, изобразив свои, исчезнувшие нынче владения, и с удовольствием перечислил:
– Бельгия, Голландия, Италия, Пьемонт, левый берег Рейна... Делом ближайшего времени было присоединение беспомощной западной Германии. Причем слабая Пруссия и дважды поверженная Австрия уже были не соперники... – Его карандаш заштриховал обе великие державы. – Но тогда я надеялся... это непременно запишите, даже выделите– завоевать их мирным путем! Я уже тогда мечтал о едином европейском доме, где народы Европы объединятся под главенством французов. Мечта становилась явью, чтобы в конце...
Император не закончил фразу и зачеркнул все нарисованное.
– Я готов повторить тысячу раз: я хотел завоевать Европу мирно. Завоевать своим Кодексом, культурой великой нации, освободившейся от предрассудков дряхлого мира королей! И я тотчас продемонстрировал, насколько верю в прочный мир. Я объявил: теперь мне не нужна полиция! И упразднил ведомство Фуше.
Министерства полиции более не существовало. Я уже тогда тяготился опекой Фуше – он слишком старался. Я чувствовал себя постоянно окруженным агентами этого мерзавца. Я дал ему отступного – большие деньги, которые он так любил. Фуше купил на них огромный трехэтажный особняк на улице Дюбак, совсем недалеко от моего дворца. Как он сказал мне«Чтобы мне легче было ждать, когда вы меня вернете».. И мерзавец оказался прозорливее меня – скоро, очень скоро пришлось его возвращать…
К тому времени я уже заключил конкордат с Папой. Католичество вернулось во Францию. Запишите: одно из главных моих достижений – возвращение в страну религии. Я признал католицизм религией большинства нации. Но отнюдь не государственной религией, как это было при королях... Если цезарь и церковь соединяются– все заканчивается фарисейством и ложью. Но я постоянно подчеркивал свое покровительство религии. Я сказал прелатам в Милане: «Я предам смерти всякого, кто осмелится нанести оскорбление нашей религии!» Я выпустил из тюрем всех священников, отправленных туда в дни террора. В ответ Папа обязался никогда не требовать возвращения конфискованных церковных земель. Верующие, которые ими владели и мучались, ощущая свой грех, были благодарны мне за мир с наместником Господа.
Я помню, как впервые после революции состоялась торжественная месса в Нотр-Дам по случаю Амьенского мира. Я присутствовал на ней...правда, с условием не целовать Святые дары и не участвовать в прочих безделицах, выставляющих на смех разумного человека. Запишите мой разговор с Сийесом перед этой мессой. Узнав о предстоящем богослужении, бывший аббат сказал:
«Двести тысяч полегли, чтобы этого не было».
«Но теперь это будет».
«Осмелюсь спросить: разве вы сами верите, что Бог существует?»
«Как человек, я не знаю ответа на этот вопрос. Зато как Первый консул знаю отлично: народ без религии – жалкий корабль без компаса. Нет и не будет примеров, чтобы великое государство могло существовать без алтарей. Без религии человек ходит во тьме. Только она указывает ему его начало и конец. Христос полезен государству».
«Но целое поколение просвещенных французов воспитано Вольтером... они смеются над религией. Вы не боитесь, что вас сегодня попросту освищут, генерал?»
«Если кто-то посмеет свистнуть, мои гренадеры попросту вышвырнут его из собора».
«Но ведь они солдаты революции и их учили думать, что...»
Я прервал глупца.
«Запомните, гражданин, хорошие солдаты не думают, они исполняют приказы. А у меня – хорошие солдаты».
Месса прошла отлично. И даже Фуше, еще вчера привязывавший Евангелие к хвосту осла в Лионе, почтительно стоял в соборе. Пришел и епископ-расстрига Талейран... Теперь в пустое небо Франции вновь возвратился Бог.
Но наши безбожники и вправду волновались. Ожеро, Ланн и Бертье – все заядлые вольтерьянцы – не захотели идти в Нотр-Дам. Но я настоял -заставил их прийти и простоять всю службу. И потом любил расспрашивать их о впечатлении...
Но, упоенный успехами, я забыл, с кем имею дело. Британский парламент ратифицировал Амьенский мирный договор с оговоркой: «В ожидании, пока события не примут более благоприятный оборот». Проклятое английское коварство! Проклятая Англия... мой вечный враг!
В который раз я подумал тогда: *Но зачем же он сдался англичанам?» А он поглядел на меня... мне даже показалось, что он хотел что-то ответить. Но лишь загадочно улыбнулся.
– Они всегда мечтали меня уничтожить, – продолжал император, -и, как поймет будущий историк, всегда на меня нападали... Они не могли мне простить, что я – лицо нового мира, молодость Европы...
Непрестанная травля в английских газетах! Я составил целый список английских газет, ежедневно клеветавших, несмотря на заключенный мир. Но я отвечал им в «Монитере». Разоблачал английских дипломатов, которые плели интриги в Австрии и России – сколачивали против меня новую коалицию. При всем этом англичане нагло позволяли себе не выполнять условия мира. Они не ушли с Мальты... Так что пришла пора действовать!
Двадцатого мая я известил Законодательное собрание и Сенат, что обязан заставить Англию соблюдать мирный договор и уважать достоинство французского народа. Францию принуждают начать войну, и мы будем вести ее со славой. Обе Палаты согласились со мной.
Король Георг (этот текст ему конечно же написали) посмел обратиться к моему парламенту: «Вы вооружаетесь против Конституции и независимости английского народа. В итоге Франция покроет себя стыдом и падет в бездну великих бед...»
В этот момент за окнами каюты прошел адмирал Кокберн – как некое осуществление пророчества старого короля. Император на миг вернулся в действительность.
