Ильяс Есенберлин - Хан Кене
Блуждавший до сих пор по стенам и потолку взгляд ага-султана остановился на молодой жене. Что-то злое и темное вспыхнуло в глубине его мышиных глаз. На грудь и пышные бедра смотрел он…
* * *Старшая жена Кайниса не раз говорила, что прекрасная мачеха неравнодушна к его сыну Чингису. Конур-Кульджа не обращал на это внимания, понимая, что байбише — старшая жена — должна наговаривать на свою молодую соперницу, а заодно и на сына второй жены. Тем не менее он приставил соглядатая к этой Зейнеп, и тот на днях донес, что все подтверждается.
Нет, не таков Конур-Кульджа, чтобы сразу мстить. До поры до времени втянет он свои когти, чтобы выпустить их в нужную ему минуту и без лишнего шума исполнить приговор.
Но все это отступало на задний план, когда ага-султан услышал другую, куда более неприятную весть. Ему сообщили, что другой его сын, Жанадил, влюбился в дочь простого раба-туленгута и хочет на ней жениться. И девушке, говорят, он по душе. Если же отец станет возражать, то Жанадил, якобы поклялся, что увезет девушку в Омск.
Он чуть не взбесился, когда услышал про это. Какой позор: сын самого ага-султана женится на девушке из низкопородной черни! Да вся степь будет смеяться над ним!.. Тут уже нельзя было медлить, и он сразу вызвал к себе Жанадила.
— Верно ли, что ты собираешься жениться на Кумис — дочери рядового туленгута Абдувахита? — спросил Конур-Кульджа, и глаза его налились кровью.
Обычно тихий и безвольный, Жанадил на этот раз проявил настойчивость. Хоть и не смог выдержать взгляд отца, но от клятвы своей не отрекся.
— Верно…
— Разве не знаешь ты, что я сосватал тебе младшую дочь Ердена, которая должна стать в твоем будущем доме байбише — старшей женой? И ты, надеюсь, не забыл, что Ерден владеет всеми землями Улытау, Кара-Кенгир и Сары-Кенгир?
— Знаю… Пусть на ней женится Чингис…
— Что мелет твой язык? Как это «пусть женится Чингис»?.. Я сватаю девку ему, а женится должен Чингис!
Жанадил, глядя куда-то под ноги, бормотал то-то невнятное:
— Неужели не может он… Если может с мачехой, почему не может на невесте брата?.. Пусть женится он, раз все равно. А я хочу Кумис… Зарежусь, если не будет Кумис!..
Это было сверх всякого терпения. Конур-Кульджа решил было тут же повалить на пол и хорошенько потоптать ногами Жанадила, но потом подумал, что этот дурак растрезвонит в отместку то, что знает о Зейнеп и Чингисе.
— Прочь!..
Три дня не мог решить ага-султан, что же ему делать… Нельзя, чтобы люди узнали о тайной связи этой паскудной Зейнеп и щенка Чингиса. Никакого веса не останется тогда у него — весь разольется, как кумыс из опрокинутой чашки. И о постигнувшей их каре тоже должен знать лишь он один… Что же касается Жанадила, то необходимо отшибить у болвана запах этой Кумис. Иначе обидится Ерден — сын Сандыбая, с которым породниться — все равно что приобрести еще одну опору для своей двенадцатикрылой юрты… Но как быть, если этот балбес Жанадил будет продолжать упрямиться? Таким же упрямым ишаком был и отец его матери. Ничего, придется только подумать…
Вот тогда впервые и потащил к глазам ага-султан Конур-Кульджа письмо генерала Талызина…
А не лучший ли это выход? Вряд ли выпустит волк забежавших к нему в логово щенков. И генерал требует, чтобы именно его сыновья занялись переговорами с Кенесары. Как может поступить в таком случае верный слуга престола?..
Правда, это его родные дети, и посылать их на верную смерть… Но хан Аблай, прославленный во всех трех жузах, разве не отрубил голову своему верному черному рабу Оразу, спасшему его когда-то от рабства, только потому, что тот своим присутствием напоминал ему годы унижения? Не должен оставаться в живых человек, ставший свидетелем твоей слабости. Это закон для всех тюре, завещанный великими пращурами. Чем же хуже потомков Аблая он, потомок хана Самеке?..
Конур-Кульджа хотел было уже объявить сыновьям о своем решении, но обоих не нашли в ауле. Он послал телохранителей на их розыски. Оказалось, что оба сына уехали в аул его младшей жены. Взбешенный ага-султан в сопровождении пятнадцати туленгутов поскакал туда…
* * *Вчера Зейнеп, хоть и очень испугалась мрачного вида внезапно наехавшего мужа, старалась не выдавать своего волнения. Она ходила на цыпочках, потупив взоры и выставляя свои обильны прелести в наиболее выгодном свете. Конур-Кульджа съел небольшого, хорошо проваренного барашка, выпил ведерко крепкого кумыса и перевел глаза на цветущую, как алтайская огненно-рыжая лиса, жену. Она с деланной покорностью чего-то ждала. Но муж лишь скользнул по ней взглядом и ушел.
Была вечерняя пора, когда в ауле все начинают готовиться ко сну. Ага-султан важно шел между юртами, отвечая на приветствия наиболее значительных людей. Жанадил с Чингисом уехали куда-то в степь, и он послал за ними…
— Где юрта туленгута Абдувахита? — спросил он.
Ему показали:
— Вон маленькая юрта, покрытая черной кошмой!
Ни с кем больше не обмолвившись ни словом, направился ага-султан к этой юрте. Нукеры — телохранители бесшумно последовали за ним.
— Ассалаумагалейкум!..
Конур-Кульджа переступил порог, и первое, что увидел он, был догоревший костер из таволги посреди юрты. Потом только на коврике из лоскутков разглядел он расплетающую косы юную девушку. Она застыла в испуге, увидев неожиданно вошедшего ага-султана. Больше никого в юрте не было.
— Где Абдувахит?
Конур-Кульджа явно любовался красотой девушки. Она смутилась еще больше под его пытливым взглядом.
— Родители матери пригласили его в гости… — быстро заговорила она. — Они делают обрезание младшему сыну… С матерью вместе он пошел. Вот-вот вернутся…
— Та-ак!.. А как твое имя?
— Кумис… Меня зовут Кумис…
У него стали набухать жилы на шее. Знакомые с повадками Конур-Кульджи нукеры вышли из юрты.
Ага-султан вновь посмотрел на девушку. Кумис… Действительно, она похожа на серебро. Широкий, ровный, как из кованого серебра лоб, и сама вся матово-белая, чистая. Не зря прилип к ней этот Жанадил…
Он рывком сбросил с плеча горностаеву шубу и, оставшись в одной сорочке, стал развязывать тесемки ширинки своих просторных шаровар.
— Подай-ка, доченька, ту вот пиалу с чем-нибудь холодненьким! — обратился он к ней.
Словно настигнутый волком дикий козленок, она вздрогнула, вытаращила свои огромные черные глаза. Ей хотелось убежать, но нукеры закрыли дверь с той стороны. Девушка беспомощно встала с места, все еще надеясь на то, что ему просто захотелось пить. Да и люди со всех сторон в ауле… Дрожащими руками взяла она растрескавшуюся, обмотанную проволокой пиалу с молодым айраном и направилась к нему, как воробей в пасть змеи.
— Возьмите, пожалуйста!..
Кумис не успела договорить, как ага-султан ухватил ее за руку и дернул книзу. Даже «ойбай!» не успела она крикнуть, как он навалился, накрыл ее всю своим необъятным телом, ломая неокрепшие девичьи ребра. Она не могла даже дышать и быстро потеряла сознание…
Конур-Кульдже не было никакого дела до ее ощущений. Еще добрых полчаса провозился он с ее безжизненным телом, терзая его, словно беркут попавшего в когти кобчика. Потом, бросив ее на том же бедном лоскутном коврике, встал и принялся утирать ручьями ливший пот.
— Зачем горячиться, молодой султан? Там сейчас находится ваш почтенный отец, сам ага-султан, и вам нельзя туда…
Конур-Кульджа понял, что это нукеры за войлочной стеной не пускают в юрту Жанадила, его сына. Он заправил рубаху в подштанники под своим необъятным животом, взял под мышки штаны из выделанной жеребячьей шкуры, набросил на плечи огромную, до земли, шубу, усмехнулся удовлетворенно… Пусть теперь Жанадил женится на той, кого отец сделал женщиной…
Приближаясь к юрте своей младшей жены, он еще издали увидел Жанадила. Тот сидел на земле, возле овечьей привязи и тихо плакал, закрыв лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Проходя, Конур-Кульджа даже не повернул головы в его сторону. Щенок посмел намекнуть ему на мачеху с Чингисом, поделом ему.
— О всесильный ага-султан, как прикажете быть с ее родителями?
Это был догнавший его нукер.
— А что они?
— Мы связали их на подходе к аулу, когда они возвращались из гостей…
— Отпустите!..
* * *Все это было вчера… Ага-султан Конур-Кульджа оторвал глаза от пышных бедер своей молодой жены, перевел их на висящую у двери ременную плеть. Восьми вершков длины была она и в добрых два пальца толщиной. Как раз подходит к этим бедрам. Он представил сочные, набухающие рубцы на белом теле и сладко зажмурился…
Однако этого сейчас делать нельзя. С родственниками Зейнеп шутить не приходится. Она — младшая сестра ага-султана Каркаралинского округа Жамантая и дочь султана Тауке. По закону не полагается бить женщин из рода султанов. Если что-то случается, муж должен, по принятому обычаю, отвезти ее в родительский дом с той же пышностью и почетом, с какими везли ее к нему. Карать ее имеет право один лишь отец. Так что с плетью все равно ничего не получится: она висит здесь для рабынь. На них и приходится отводить душу…
