Сергей Алексеев - Декабристы
Князь Трубецкой читал своим товарищам по заключению лекцию по истории военного искусства.
Находясь в тюрьме, а затем на поселении, декабристы всячески старались пополнить своё образование. Изучали историю и русский язык, химию, физику, астрономию, математику, философию. Много времени уделяли занятиям иностранными языками. Изучали английский, французский, немецкий, итальянский, голландский, польский, и даже латинский, и даже греческий.
Так возникла каторжная академия.
Макар Макаров - солдат из новеньких, тот, что поднял тревогу в день именин шестнадцати Александров, - перестал уже числиться в новеньких. Третий год на солдатской службе. Всё охраняет да конвоирует декабристов. Знал теперь солдат всех по фамилиям и именам, по прошлым военным званиям, разбирался, кто князь, кто не князь, кто служил в армии, кто служил в гвардии, кто был членом Северного тайного общества, кто Южного, даже знал про Общество соединённых славян.
Любил Макаров в те часы, когда "работала" каторжная академия, остановиться перед окном или у дверей камеры - стоит, слушает.
Была у солдата и память отличная, и к наукам, видать, способности. Особенно любил он военную историю и иностранные языки. "Ишь ты - люди, кажись, одни, а все говорят по-разному".
Увлёкся Макаров как-то какой-то лекцией, не заметил, как подошёл к нему унтер-офицер Кукушкин.
– Макаров!
Не откликается солдат.
– Макаров! - повысил голос унтер-офицер Кукушкин.
Повернулся Макаров к Кукушкину и вдруг:
– ...И вот тогда карфагенский полководец Ганнибал послал в бой боевых слонов.
– Что-что? - переспросил изумлённый Кукушкин.
– Но не растерялись отважные римляне, - продолжает Макаров и произносит слово в слово всё то, о чём рассказывал князь Трубецкой.
Попятился унтер Кукушкин, а затем:
– Да ты что, ошалел?!
– Вас?[6] - спрашивает Макаров по-немецки.
– Ошалел! - кричит Кукушкин.
– Пардон[7], всё в порядке, - отвечает Макаров ему по-французски.
"Рехнулся. Ума лишился", - решил унтер-офицер Кукушкин.
Доложил он офицеру, что у рядового Макарова мозга за мозгу зашла, мол, случилась с солдатом беда - не вынес службы, бедняга, тронулся.
Осмотрел солдата тюремный лекарь:
– Вполне нормален, вполне здоров.
Бесконечна солдатская служба. Двадцать пять лет. По разным местам бросала судьба Макарова. И всюду всех поражал он своими знаниями. Когда задавали ему вопрос, где он учился, откуда знания такие, отвечал солдат:
– Академию я окончил. Академию.
ПУЩИН
Иван Пущин был школьным другом поэта Пушкина.
Мой первый друг, мой друг бесценный!И я судьбу благословил,Когда мой дом уединенный,Печальным снегом занесенный,Твой колокольчик огласил, -
писал Пушкин в Сибирь Пущину.
Было это за год до восстания декабристов. Пушкин томился в ссылке под Псковом, в селе Михайловском. А рядом Тригорское. Рядом Петровское. Река Сороть. Озёра Кучане и Малинец. Три сосны по дороге в Тригорское...
Всё под снегом лежит сейчас. Замело, запорошило кругом дороги. И вдруг - колокольчик. Выбежал Пушкин. Тройка. А в тройке - Пущин.
Иван Иванович Пущин среди декабристов занимает особое место...
Декабрист Веденяпин, минуя каторгу, был сразу отправлен на поселение. Происходил он не из богатого рода. Никто ему из России деньгами помочь не мог. Пришлось Веденяпину думать о том, как прожить. Чем за квартиру платить, чем за дрова, за хлеб.
Поселили его в Киренске.
Устроиться на работу здесь в Киренске Веденяпину не удалось. Ходил он в нерадостных думах. Дело было как раз к зиме. И вдруг предложили ему место репетитора в каком-то богатом доме. Было, правда, это не в Киренске, а в сорока верстах от него. За работу, или, как тогда говорили, за услужение, обещали Веденяпину хорошую плату.
Ободрился Веденяпин. Не пропадёт он теперь без крыши, без дров, без хлеба. В одном лишь сложность: чтобы выехать из Киренска, пусть всего и на сорок вёрст, необходимо разрешение царя. И для того, чтобы поступить на работу, хотя бы и репетитором, тоже необходимо царское разрешение.
Пришлось Веденяпину писать в Петербург письмо, просить царской милости. "Согласен", - написал царь. Это было разрешение на переезд из Киренска. "Но в услужение идти не разрешать". Это касалось самой работы.
Так и остался Веденяпин ни с чем.
Но не пропал Веденяпин. Не умер с голоду, не остался без дров, без крыши.
Находясь в заключении, декабристы создали кассу взаимопомощи, то есть часть денег сделали общими. Кто был богаче - больше денег в неё вносил. Кто был беден - совсем немного.
Не умер Веденяпин с голоду потому, что декабристы сами ему помогли. Из этой общественной кассы.
Организатором и бессменным председателем денежной кассы и был Иван Иванович Пущин.
Был Пущин человеком на редкость отзывчивым и справедливым.
"Рыцарем правды" называли его декабристы.
УЛЫБНУЛСЯ
У поручика Андрея Розена в Сибири родился сын. Счастлив был Розен.
Разрешило тюремное начальство молодому отцу пойти посмотреть на сына. Разрешение навестить новорождённого было дано и другим декабристам.
Обступили они кроватку.
Лежит крохотный Розен, простынкой схвачен, лишь глазёнки да нос торчат. Хлопнул мальчонка глазёнками раз, хлопнул два и вдруг горько при всех расплакался.
– Плакать нельзя, плакать нельзя, - погрозил ему пальцем князь Трубецкой.
Никита Муравьёв состроил ему "козу".
Не помогают "коза" и палец.
Николай Бестужев щеглом присвистнул. Не помогает свист. Ещё больше младенец плачет.
Подошёл к колыбели Сергей Волконский. Наклонился, руки поднял над маленьким. Звонко, как погремушкой, тряхнул кандалами.
Утих мальчонка, скосил глазёнки. На железные кольца смотрит.
Стали декабристы думать, какое имя мальчику дать.
– Александром пусть будет. Александром! - кричат Александры. - Пусть будет семнадцатым.
Предложили. Посмотрели на Розена. Что-то не очень за это Розен.
Кто-то сказал:
– Григорий.
Сказал и тоже на Розена смотрит. Что-то Розен опять не очень.
Пошли предложения:
– Алексей!
Мальчик опять расплакался.
– Кирилл!
Всё громче и громче младенческий крик.
– Михаил!
Не умолкает мальчонка.
– Сергей!
Снова за всхлипом всхлип.
Повернулись все к Розену. Мол, слово твоё, отец. Глянул Розен на мальчика. Посмотрел на друзей.
– В честь памяти доброй Рылеева первенцу быть Кондратием.
Наклонился к кроватке:
– Здравствуй, Кондратий, здравствуй!
Притих мальчонка, скосил глазёнки, посмотрел на отца, на других. Улыбнулся Кондратий маленький.
ПОРТРЕТ
Вскоре после победы над императором Наполеоном в Петербурге, в Эрмитаже, была открыта Галерея героев 1812 года. Здесь висели портреты тех, кто больше других отличился в войне с французами.
Вот в центре висит портрет Михаила Кутузова. Вот Багратион и Барклай де Толли. Генералы Раевский, Коновницын, Дохтуров, прославленный партизан Денис Давыдов. А вот... Это портрет генерала Сергея Волконского. При орденах Волконский, в полной парадной форме.
Проходил как-то по Галерее царь Николай I, было это вскоре после суда над декабристами, видит - висит генерал Волконский.
– Снять! - закричал Николай I.
Сняли портрет Волконского.
Прошло полгода, и вот как-то царь Николай снова зашёл в Галерею. Посмотрел на Кутузова, на Багратиона, на Барклая де Толли. На Раевского и Коновницына. Глянул на Дохтурова и Дениса Давыдова. Подошёл к тому месту, где находился портрет Волконского. Глянул - висит Волконский.
Топнул царь Николай ногой:
– Почему мой приказ не выполнен?
– Как же, выполнен, ваше величество, выполнен, - отвечают царю. Полгода как снят портрет.
Действительно, снят портрет. Лишь рама висит на стене.
Смотрит царь Николай на раму. Раму не видит, Волконского видит. При орденах генерал, в полной парадной форме. Смотрит Волконский на императора. И даже, как показалось царю, с насмешкой, с вызовом смотрит.
Через год царь Николай снова зашёл в Галерею. Входил осторожно. Долго не решался повернуться в ту сторону, где когда-то висел портрет генерала Волконского. Наконец повернулся. Видит - висит Волконский.
Мерещился Николаю I портрет декабриста.
Повернулся, ушёл Николай I. С той поры и до конца своих дней не зашёл он больше ни разу в Галерею героев.
Семьдесят восемь лет рама висела пустой. Лишь в 1903 году в неё был снова вставлен портрет прославленного генерала.