На день погребения моего - Томас Пинчон
— Конечно, если мы будем рассматривать историю цивилизации с точки зрения асимптотического приближения резистентностей промышленного производства со временем к некоему мифическому, никогда не достигаемому Нулю. Что вы об этом думаете, мистер Лейтвуд?
— Венхх ухх ух гвех-унгхх нюк айх аннкх нгкх хннх икхггхл нгавх, — ответил Киприан, он потерял дар речи из-за слишком большого куска Sachertorte mit Schlag, торта «Захер» со взбитыми сливками, основной объем которых получен из кофе, хотя задавшие вопрос могли понять это как «Похожий вопрос мне задали на экзамене на степень бакалавра».
Тейн предупредил его о техниках интервьюирования:
— Не будь с ними слишком умным. «Со сливками». «Mit Schlag», запросто может иметь другое значение.
Киприан с удивлением узнал, как хорошо Тейна знали в этом городе и как много людей жаждали, чтобы он их запомнил. За много лет проживания у Венского вокзала Тейн, по-видимому, собрал свой собственный аппарат преторианцев, более-менее интуитивно, и в удивительно переполненных в дневное время коридорах отеля «Кломзер» Киприана познакомили с некоторыми из них.
Он вспомнил, что встретил Мискольчи на Пратере, если точнее, пару раз ему едва удалось избежать необходимости иметь с ним дело. Мискольчи не был вампиром в полном смысле слова, но, подчиняясь воздействию фаз луны, он, как известно, хаотично блуждал по улицам, подстерегал и жестоко кусал случайных гражданских. Еще в конце 90-х, когда вампиризм вошел в моду благодаря международной популярности романа «Дракула», благодаря чему всевозможные кусатели получили лицензию на подчинение своим импульсам на публике, Мискольчи обнаружил, что вовсе не одинок со своим извращенным вкусом, он был частью довольно обширного сообщества. Целая абонентская линия коммутатора Будапешта была, по-видимому, забронирована для использования гематофагами — под таким названием их знали, поэтому одним из наиболее ценных активов, по словам Тейна, была эта красная марь связующей ажурной строчки, которая существовала прежде и окружала его. Его собственное особое дарование держали в тайне до недели пика первого марроканского кризиса, когда возникла острая необходимость узнать мобилизационное расписание определенных армейских корпусов. В конторе Тейна была нужная примадонна, но она не была расположена петь.
— Возможно, я смогу помочь, — предложил свои услуги Мискольчи. — Закройте нас на час.
Насыщенный событиями час — Тейн слышал крики сквозь звуконепроницаемые стены, было несколько виражей по коридору. Когда объект допроса увидели в следующий раз, на нем не было внешних повреждений, но при внимательном рассмотрении в его глазах можно было заметить выражение, из-за которого некоторых коллег Тейна потом много лет мучали кошмары: словно увертюра к древним мистериям, которым лучше оставаться непостижимыми.
Тейн встретился с Двиндлером в бане, которую в то время он считал удобной для сбора информации, хотя уже после первого визита понял, что лучше избегать Централбад, где можно найти лишь буквализм водолечебницы.
Тейн искал более поэтические характеристики, поэтому ему приходилось проводить много времени в периферийных районах. Наконец, далекая Астарта-Бад на одной из «К», линий речного причала, оказалась тем, что нужно: Венский Ориентализм приближался к новым неоднозначным границам вкуса, шокирующие мозаики с изображением добиблейских оргий и тому подобное. В служащие нанимали не только Тевтонцев. Отделения для разных полов, возможно, преднамеренно, разделены неидеально, так что за любым затуманенным поворотом коридора можно было наткнуться на партнера своей мечты, но на практике такое случалось редко. В новом здании всегда происходили какие-то акустические контакты, что позволяло сделать предположение о довольно низкой стоимости недвижимости в этом районе, но далеко не всех это смущало, многие воспринимали данный эффект как эротический.
— Для конспирации, — в качестве самопрезентации объявил Двиндлер, — можете положиться на Фарадически Индуктированную Перистальтику, это лучше всего.
— Простите, — сказал Тейн, — вы хотите сказать, что, в сущности, намереваетесь пустить электрический ток, как бы выразиться поделикатнее...
— Деликатно выразиться тут невозможно, — сказал Двиндлер. — Komm, идемте, я вам покажу.
Тейн оглянулся по сторонам.
— Разве не должен здесь присутствовать врач?
— Понадобится пять минут, чтобы научиться. Это не нейрохирургия! — фыркнул Двиндлер. — Где этот ректальный электрод? Кто-то всегда — А!», — доставая длинный цилиндр с выпуклостью определенного размера на конце и подключенным к нему проводом, также подключенным к прерывателю, первичная катушка которого показалась Тейну вселяющим тревогу рядом элементов Лекланше, соединенных последовательно. — Передайте мне вон тот сосуд с Космолином, будьте так добры.
Тейн ожидал увидеть отталкивающее зрелище, но понял, что смотрит с восхищением. По-видимому, трюк заключался в согласовании двух электродов, один из которых вставлялся в прямую кишку, а второй катали по брюшной поверхности, возникавший между ними ток моделировал волну перистальтики. Если устройство применялось успешно, человек извинялся и быстро направлялся в ближайший туалет. Если нет, ладно, кроме того, что это была часть общей программы по обеспечению работы кишечника, некоторые, подобно Двиндлеру, ценили ее за уникальные достоинства.
— Электричество! Сила будущего: ведь всё, знаете ли, включая саму жизненную силу, имеет электрическую природу, скоро это будет доказано.
Прерыватель на второй катушке издал почти приятный зуммерный сигнал, который вскоре, кажется, смешался с певучим эхо большого заведения.
Двиндлер напевал довольно жизнерадостную мелодию города, которую Тейн узнал не сразу: песня Беды «Аусгерехнет Бананен». На выходе он одолжил у Тейна пять кройцеров, чтобы заплатить за батарейку.
А что касается Ижицы, ладно, у Тейна из-за нее было несколько ужасных недель, потому что она по ошибке приняла его за немецкого бизнесмена, отчаянно нуждающегося в отдыхе, обращалась к нему на языке, который считала для него родным, так что спустя несколько минут он уже не особо понимал, что
