Деньги - Александр Михайлович Бруссуев
Голыми руками тягаться с проклятым эстонцем, вооруженным дубинкой, конечно, можно, но, как говорится, важен результат. А он, вероятнее всего, не будет в пользу Тойво. Тем не менее, побрыкаться все-таки стоит, надежда умирает последней.
Но на помощь Тынису откуда-то со стороны кладбища выдвинулись два человека, явно проделавшие неблизкий путь — они тяжело дышали, как после продолжительного бега. Антикайнен мог бы предположить, что это какие-то священнослужители. Даже больше — семинаристы-недоучки разогнанной большевиками в 1918 году Петербургской духовной академии. Они тоже были вооружены тяжелыми палками, которые изначально были замаскированы под посоха путешественников, и двигались они явно не выручку Тойво. Головы семинаристов тоже венчались отростками, соединенными с Самозванцем.
Первый пособник врагов напал сразу же, без того, что называется, перевести дыхание. Антикайнен увернулся от удара дубины, но тут же пришлось уворачиваться еще раз — напарник атаковавшего тоже не стал тратить время на отдых. Семинаристы никак не обеспокоились своими промахами — вероятно, в их задачу входило гнать Тойво на медленно подходившего Тыниса, со зловещей ухмылкой примеривающегося своей резиновой палкой.
Вероятно, все они выпали из времени, потому что природа вокруг замерла полностью: не шелохнется ни листок, не прокричит ночная птица, не всплеснет рыба. Только от ближайшего леска слышен тяжелый и медленный звук шагов, на который, впрочем, никто из врагов внимание не обратил. Антикайнен сразу же сообразил, что это мчится на подмогу его юный друг, оставленный в засаде. Медленно мчится, с черепашьей скоростью, может и не успеть к шапочному разбору.
- Пуукко бросай! - закричал Тойво, боясь, что и его голос в новых условиях будет на вроде комариного писка. - Пу-ук-ко!
Семинаристы снова ударили своими палками, да так, что один зацепил ногу Антикайнена. Он, теряя равновесие, нырнул на землю и постарался сгруппироваться, перекувырнувшись через голову. К несчастью, весь это нырок получился в сторону Тыниса, который не преминул ткнуть своей дубиной в бывшего коллегу по эксперименту.
Удар электрического тока был такой болезненный, что отбросил Тойво в сторону, на счастье не в ту, где ждали своей очереди пришедшие враги. Но это в принципе уже ничего не решало: еще парализованная по локоть рука, куда достал Тынис, вовсе повисла плетью.
- Аааа! - сказал Антикайнен.
- Аааа! - сказал один из семинаристов, в шее которого появилась рукоять древнего карельского ножа.
Ну что же, можно и так, хотя изначально Тойво предполагал, что его молодой тезка бросит пуукко ему, чтобы, так сказать, вооружить до зубов.
- Секи щупальца! - прокричал Антикайнен, пытаясь отползти от очередного удара эстонца. Почти удалось, но «почти» - как правило, не считается.
Он взвыл, судорожно дернувшись телом, но успел заметить, что Вяхя материализовался возле пробитой его броском шеи семинариста, вытащил из раны нож и махнул им над головой почти поверженного врага. Теперь враг был повержен окончательно, обрушился наземь и замер. Пууко выдержал, не в пример армейскому клинку при контакте с щупальцем Самозванца, только слегка раскалился, брызнув снопом искр. Или это была сверкнувшая в неизвестном призрачном свете кровь?
Разбираться сделалось некогда, потому что молодой Тойво вцепился в рукопашной с оставшимся в живых семинаристом, и ни тот, ни другой не мог одержать верх. На счастье, они оказались между Антикайненом и Тынисом.
Тойво, как ящерица, пополз к упавшему в траву пуукко. Эстонец, просчитал маневр, усмехнулся и ткнул, было, дубиной в спину своему «подопечному». Уж каким образом это произошло, но длинный кабель, не позволил завершить Тынису роковой укол. Провод оказался обмотан вокруг старого креста на ближайшей могиле кладбища. Двускатное навершие только покачнулось от рывка, хотя выглядело настолько ветхим, что должно было рассыпаться в пыль.
Эстонец еще раз дернул свою дубину, оборачиваясь через плечо на заколыхавшийся крест. Вот тебе раз — теперь покачивались два креста. Кабель замотался за две соседние могилы. Этого не может быть!
Может!
«Предки!» - подумалось все еще пресмыкающемуся Тойво.
Наши мертвые нас не оставят в беде.
Наши павшие, как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде.
И деревья стоят голубые.[7]
- Какие, нахрен, предки! - возмутился Тынис. - Ты же не лив!
“Who knows?»[8] - отозвались предки.
Антикайнен добрался до своего легендарного - еще с детства — пуукко. Ну, вот, дождался былой трофей Крокодила[9] настоящего дела.
Вяхя и семинарист все также истово тузили друг друга — то один держал верх, то другой. Тынис на полусогнутых поскакал к кладбищу распутать кабель, а Тойво медленно, покачиваясь из стороны в сторону, сел на колени, потом взял в здоровую руку нож и на миг застыл в задумчивости, словно не зная, что и делать-то дальше?
Нет, это было неправдой: он знал, что нужно делать, только собирался с силами.
Антикайнен поднялся на ноги и пошел, все ускоряя шаги к той безголовой женщине, которая представила себя в виде безобразного Рогатого Черепа. Чувствовал он себя, право слово, неважно. Но решимости было, хоть отбавляй.
- Ты куда, гад? - спросил Тынис, все еще борющийся со своим кабелем. - Погоди! Не ходи!
Но Тойво не обратил на его слова никакого внимания, приблизился к тому, что он раньше принял за осьминога. Череп, вблизи, конечно, выглядел не особо устрашающе. Он казался просто голой женщиной, которой оторвали голову. Разве что призрачные отростки-щупальца по прежнему тянулись в разные стороны.
Антикайнен знал, что делать: он всадил, что было сил, древний пуукко прямо в середину шеи и, отступив на шаг, принялся ждать, что будет дальше. Его тело, конечно, перекрутило от удара — все-таки материя столкнулась с антиматерией — но в данном конкретном случае можно было махнуть на себя рукой. Дело сделано, результат налицо, а там — хоть трава не расти.
Самозванец, конечно, такому повороту событий был не рад. Он и не подразумевал, что есть еще где-то в северной земле, согретой Аполлоном и выпестованной Одином, воспетой Вяйнемейненом, ака Моисеем и сохраненной Йоулупукки — Херра Колеос (Господин Мороз, в переводе с финского), ака Гераклом, такая вещица. Такое оружие, такой нож, такой пуукко, который может крылья-то ему подрезать. Точнее,
