Уго Фонте - Дегустатор
— Что вы ели?
— Там было много фруктов — яблоки, персики, гранаты. Их никто не собирал. Клянусь, я не съем больше ни одного граната до конца своих дней! — засмеялась она. — Я сварила поленту, а Томмазо убил свинью.
— Значит, он был не так уж сильно ранен?
— Нет, просто в конце концов ему полегчало. Он так здорово готовит, babbo! Когда-нибудь он станет шеф-поваром. Он уже сейчас лучше Луиджи, ей-богу!
Она рассказала, как они три дня ели свинью, как Томмазо нарезал кусочки ветчины и засолил их — и даже приготовил колбасу.
— У него золотые руки, babbo. Ты когда-нибудь присматривался к ним? Они такие маленькие на вид, да и пальцы у него короткие, хотя сам он высокий и тонкий. Но руки у него сильные. Он может раздавить пальцами орех!
— Е vero?
— Да, правда!
Томмазо убил также цыпленка и белку, развел костер, ощипал гуся и починил часть хибары. Удивительно, что он не сумел вызвать дождь!
Миранда сложила вместе ладони, внимательно глядя на свои длинные тонкие пальцы.
— У меня слишком большие руки. Ладошки у женщины должны быть маленькие!
— У тебя руки и пальцы художника.
— Но у Томмазо они нежнее.
Она встала и скрылась за ширмой, чтобы одеться. Я не смог сдержаться:
— Где вы спали?
— В хибарке.
— Вы спали… — Я не смог закончить вопрос.
— Нет, конечно, babbo! Томмазо сказал, что не может обмануть твое доверие. — Миранда вышла из-за ширмы и положила руку на сердце. — Клянусь всеми святыми!
И в тот же миг я понял абсолютно точно, что она лжет. Я встал.
— Куда ты? — спросила она с тревогой.
Я не ответил.
Она схватила меня за руку.
— Ты мне не веришь?
— Верю.
— Если ты хоть пальцем тронешь Томмазо, я убью себя, babbo!
— С какой стати мне его трогать?
Ее глаза наполнились слезами.
— Я люблю его, babbo. Я люблю его.
— Знаю. А теперь поешь и поспи. И никому не рассказывай об изнасиловании, Миранда!
Томмазо лежал на своем тюфяке. Из-за шрама на правой щеке он казался старше, а поскольку волосы у него стали еще длиннее и курчавее, он выглядел как апостол Петр на картине в соборе Святой Екатерины.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что ты спас Миранде жизнь.
— Ты просил меня позаботиться о ней, и я выполнил твою просьбу. Так что ты ничего мне не должен. Niente.
— Niente? — улыбнулся я. — Томмазо, которого я знал раньше, кричал бы об этом с крыш. — Мне хотелось добавить: «Потому что ты ни разу в жизни не побеждал в драке!» — Как это случилось?
Он пожал плечами.
— Мы столкнулись с этими типами на дороге. Я велел им пропустить нас, поскольку у Миранды чума, но они захотели увидеть ее шишки. Я сказал: «Нет!» Я сказал, что даму… даму…
— Надо уважать.
— Да-да, вот именно. Но эти сволочи заявили, что, если она не покажет шишки сама, они ее заставят. Поэтому я набросился на них.
— Храбрый поступок.
— К сожалению, пока я дрался с одним, другой надругался над Мирандой. — Томмазо замялся, а потом добавил, словно боясь забыть, что он должен сказать: — Я убил первого и прогнал второго.
— Миранда сказала, что второго ты тоже убил.
— Нет. Может быть… Я не помню. — Он нахмурился и отвернулся. Врать он не умел совершенно! — Они меня ранили. Мне еще повезло, что я остался в живых.
— Понятно.
Я смотрел на его шрам. Он был не таким глубоким, как выглядел на первый взгляд. Ей-богу, казалось, что кто-то осторожно нанес его так, чтобы не причинить сильной боли.
— А потом вы нашли лачугу.
— Раз Миранда тебе все рассказала, зачем ты меня допрашиваешь?
— Она сказала, что ты чудесно готовишь.
Томмазо смахнул со лба волосы и надул щеки. Он так легко поддавался на лесть!
— Я поймал свинью, если ты об этом. И зажарил ее с травами и грибами. А ночью мы молились Богу. Мы и за тебя молились тоже, — сказал он искренне.
— За меня? Почему?
— Потому что Миранда скучала по тебе. Мы знали, что в Корсоли люди мрут, как мухи, и что ты должен заботиться о Федерико. Она беспокоилась о тебе.
— А чем еще вы занимались?
— Пели песни. Танцевали… — Томмазо осекся, охваченный нахлынувшими воспоминаниями. — Это было… безумие.
— Безумие? Почему?
— Почему? — Он всплеснул руками от возбуждения, в точности как прежний Томмазо. — Весь мир вокруг нас умирал, а мы жили в этой хижине как…
— Как кто?
— А ты не понимаешь? — заорал он. — Мы были одни… Возможно, мы вообще остались одни в этом мире…
— Как вы с ней жили?
Я схватил его за горло.
— Как муж и жена! — Он не испугался и смотрел прямо мне в глаза. — Я не могу обманывать тебя, Уго. Убей меня, если хочешь. Мне все равно. Я люблю ее. Е mio l’amor divino [42]. L’amor divino, — повторил он.
«Она тебя тоже любит, — подумал я. — Так сильно, что наврала мне про изнасилование на случай, если у нее будет ребенок». Как я мог убить Томмазо? Он благополучно привез мою Миранду обратно. Благодаря ей он перестал быть трусом.
Я сказал, чтобы он не смел больше спать с ней.
— Наше соглашение вступит в силу через год. Если ты любишь ее, то сможешь подождать.
Каждое утро Миранда просыпалась с именем Томмазо на устах. Она шептала его имя, когда молилась. Она писала ему стихи и говорила, что они поженятся и уедут в Рим, чтобы Томмазо стал поваром папы римского. Она клялась, что будет любить его до самой смерти.
Поскольку Томмазо завоевал ее сердце, мальчишки перестали его дразнить. Теперь, когда он шел по замку под руку с Мирандой, его так и распирало от самодовольства. Он боготворил Миранду и дарил ей гребешки, ленты и другие безделушки. Он готовил для нее сласти из сахара и фруктов в форме птичек и цветов. Они могли часами сидеть на крепостной стене, обнявшись и лаская лица друг друга, гладя по волосам и не говоря ни слова. Миранда брала его короткопалые ладони в свои, целовала каждую отметинку от ожогов, прижималась лицом к его шее и пела ему песни.
Наблюдая за ними, я невольно думал порой, что между ними существует невидимая нить, подобная той, которую Ариадна дала Тесею, потому что стоило им на миг разомкнуть объятия, как их пальцы начинали слепо нащупывать что-то в воздухе, пока не встречались опять. Я часто подслушивал их разговоры; большинство из них я не помню, но один запал мне в память, поскольку в нем сказалась романтичность их натур. Они пожелали друг другу доброй ночи, и Миранда сказала:
— Ложись на правый бок и вытяни левую руку вот так. Я тоже лягу на правый бок и буду знать, что ты лежишь у меня за спиной, а твоя рука покоится на моем теле. Тогда я усну спокойно.
Я улыбнулся про себя и не вспоминал об этом, пока не увидел их вместе на следующий день. По их позам я понял, что Томмазо выполнил ее просьбу. Словом, они были похожи на голубков, которые, найдя себе пару, остаются вместе до конца жизни.
Миранда с Томмазо были не единственными, кто наслаждался жизнью после чумы. Я снова мог читать и писать и с удовольствием описывал свои эксперименты с травами. Кроме того, я часто забавлялся с горничной. Мужчины в Корсоли брали себе новых жен, женщины находили новых мужей. Несколько месяцев спустя в городе снова было полно народу, а все женщины ходили на сносях.
Я слышал, что, пережив чуму, некоторые вельможи, как например герцог Феррарский, посвятили себя церкви и благотворительности. С Федерико все было иначе.
— Мы пережили самое страшное испытание Господне, — сказал он, поглаживая Нерона, который сидел теперь за столом на месте Бьянки. — С какой стати я должен в него верить? Уго не верит в Бога. Правда, Уго?
Боже праведный! Конечно, оставаясь один, я порой проклинал Господа и спорил с ним, однако Федерико хотел, чтобы я отрекся от Христа на глазах у нового епископа собора Святой Екатерины и всех гостей. Я замялся, не зная, что сказать, хотя в то же время был доволен, что Федерико спросил мое мнение. К счастью, герцог не стал дожидаться ответа, а тут же заявил, что намерен наслаждаться жизнью пуще прежнего.
Он ел вдвое больше, чем раньше, приводил все новых шлюх и довел количество гончих до тысячи. Мы ходили вокруг дворца по щиколотку в собачьем дерьме. Федерико тратил сумасшедшие суммы на новые шелка, атласные халаты, кольца и прочие драгоценности. Иногда, одевшись, он выглядел как алтарь во время праздника. Но хотя герцог никогда не упоминал о Бьянке, ее смерть сильно подействовала на него. Дни становились короче, небо затянули меланхоличные облака, землю секли злые дожди, а Федерико беспокойно слонялся по дворцу вместе с Нероном, не отходившим от него ни на шаг.
— Хочу жениться! — крикнул он нам как-то утром.
И приказал Чекки написать письма д’Эсте, Малатеста, Медичи и другим знатным семействам, удовлетворяющим его амбициям. В ответах, которые пришли — если пришли вообще, — говорилось, что все подходящие женщины и девушки уже просватаны. Федерико решил, что единственный способ найти жену — это отправиться в Милан, где он когда-то служил герцогу Сфорца. Все во дворце были вне себя от возбуждения. Уехать из Корсоли в Милан! Они умоляли и лгали, уговаривая Чекки внести их в список. Мне даже пальцем шевельнуть не пришлось. Я знал, что поеду с Федерико. Он не мог себе позволить отправиться в путь без меня.
