Александр Антонов - Велиная княгиня. Анна Романовна
- Ведя речь о клятве, ты, рыцарь, торопишься. К тому же угрожаешь. Так не поступают рыцари. Да и откуда тебе известно, что к нам приехали германские сваты?
- Я вернулся из Константинополя, и там весь город знает и говорит об этом. И пожалуйста, царевна, не упрекайте меня в торопливости. Все эти годы я вместе с вами ждал этого часа.
- Ну хорошо. И кто неё прислал сватов?
- Вам оказывает честь сам император Оттон Первый.
- Он и сватается за меня?
- Нет, он намерен женить своего сына Оттона. У Анны не было больше вопросов к Мисхиру. Она вспомнила, что они собрались для трапезы, и принялась есть. Гликерия и Мисхир взялись за то же. «Рыцарь» налил всем вина и, не дожидаясь, когда Анна и Гликерия возьмут кубки, взял свой и выпил. Но Мисхир и Анна не столько были заняты трапезой, сколько каждый по-своему перелопачивали состоявшийся разговор. И если Мисхир прикидывал, много ли выгоды получит, когда вернет Анну во Влахерн, то царевна почувствовала в себе охлаждение к засветившей ей свободе. Быть императрицей Германии ей претило. Её пугали дикой Скифией, но она забыла о детских страхах, и теперь её манило на просторы Руси с неодолимой силой. Ей сулили счастливую жизнь под императорской короной, но она ощутила к императорскому дому Германии нечто, подобное отвращению. Её пугала дворцовая жизнь германских государей и вельмож. Она испытывала неприязнь к германской вере, лишенной православного милосердия, и чем больше думала о супружеской жизни Оттоном Вторым, тем сильнее склонялась к мысли ли действительно коротать жизнь в монастырской обители, или добиться своего и обрести новую отчизну в славянской державе.
Царевна Анна знала нескольких россов, с которыми ознакомилась через Гликерию в храме монастыря Святой Мамы и в посаде близ него, куда изредка заходила со своей воспитательницей на торг. Увидела Анна славянах то, чего не было в других народах, что непреодолимо влекло к ним, - их великую сердечность. :й казалось, что даже византийцы не обладают таким душевным богатством, какое существует у россиян.
Как же она может предать тягу своего сердца и отказаться от дара Божьего, добытого в молитвах? Да, да, читала она, жить среди россиян - это дар Божий, и пусть скажут, что это не так, она каждому найдет возражение. Тому порукой священное писание о Руси её прадеда императора Константина Багрянородного.
Трапеза завершилась. Правда, Анна не помнила, прикоснулась она к пище или нет. Вроде бы несколько оливок съела, ещё чего-то поклевала, словно птичка, и теперь ей выпало нелегкое дело: выбрать, по какой стезе продолжать свой жизненный путь. Во всяком случае, из трех возможных путей один она уже закрыла для себя: не быть ей германской императрицей, потому как она не желает видеть на своей голове германскую корону. Пусть это пойдет вразрез с чаяниями братьев, она останется тверда в отказе от супружества с Оттоном Вторым. И вот перед нею только два пути: налево - в монастырь, прямо - на Русь.
Анна почувствовала душевный подъем и с улыбкой сказала Мисхиру:
- Ты, служилый рыцарь, отправляйся вновь в Константинополь и как угодно, кому угодно передай, чтобы германские Оттоновы сваты мчали вспять. Господь Бог не благословляет меня на брак ни с императором, ни с его сыном. А пока ты ездишь туда и обратно, мы с матушкой Гликерией будем пасти и доить коз.
Анна весело засмеялась, увидев, как у Мисхира медленно отвалилась нижняя челюсть.
Немало он передумал за то время, пока трапезничал, но такого добровольного поворота Анны в своей судьбе не предполагал. Отказаться от короны императрицы - для этого надо много мужества или хотя бы знать, что тебе не светит впереди ничего хорошего. Он встал, молча откланялся и ушел, тем самым в какой-то мере озадачив царевну. Увидев смену настроения на лице своей воспитанницы, Гликерия встала, подошла к ней и, опустившись на колени, со слезами на глазах произнесла:
- Ваша светлость, простите меня. Это я во всем виновата, что судьба так жестока к вам. Смутила вас сказками о Руси. Казните меня, недостойную. - И Гликерия, уткнувшись в колени Анны, зарыдала.
- Не надо плакать, Сладкая, - гладя её голову, сказала Анна. - У нас впереди будет много светлых дней. Встань и отряхнись, сбрось печаль. И пойдем-ка в опочиваленку ворошить былины о вещем Олеге.
Уходя из трапезной, они ещё не ведали, что сегодня из Константинополя к острову Хиос вышла ещё одна скидия, и на ней спешил сотоварищ Мисхира Таре, который вез истинно отрадные для пленниц вести.
На другой день Мисхир вновь попытался убедить царевну вернуться в Константинополь. Он пришел к утренней трапезе и, лишь только сели к столу, спросил:
- Ваше высочество, вы не пришли к мысли, что пора дать знать о себе братьям и порадовать их, что живы и здоровы?
- Славный рыцарь, если ты желаешь мне блага и хочешь служить, отправляйся в стольный град И вернись, как только узнаешь, что германские сваты уехали.
- А как вернусь, что тогда?
- Я боюсь осеннего моря. Ты проводишь меня до Никеи конным путем к эпарху Анимасу.
Мисхир больше ни о чем не спрашивал. Он думал и пришел к выводу, что если передаст Анну в руки эпарха Анимаса, то обезопасит свою жизнь.
- Я исполню вашу просьбу, ваше высочество, дальше уж как распорядится судьба…
Господь Бог или судьба так и распорядились, но ко дворцу наместника Никеи царевна Анна прибыла уже без Мисхира.
Поздней осенью в Эгейском море всегда наступает пора неистовых бурь и штормов, возникающих внезапно. Отправившись в тот же день в плавание при легком попутном ветре, Мисхир к вечеру все-таки угодил в яростный шторм. Он попытался увести свою скидию в бухту острова Митилена, который лежал в половине дня пути от Хиоса. Когда до бухты оставалась какая-то миля, грозный шквал налетевшего шторма обрушился на судно, в мгновение ока были сломаны мачта и рулевое управление, скидию выбросило на скалы Митилены и разнесло в щепы. Это случилось на глазах у островных рыбаков, затаившихся от шторма в малой бухточке. Утром, когда шторм утих, рыбаки нашли у скал прибитые волнами обломки скидии и среди них трупы семи моряков. Рыбаки выловили погибших и привезли их в большое островное селение, раскинувшееся на берегу бухты. Вскоре все островитяне узнали о гибели судна и поспешили в бухту. Здесь в каждой семье были рыбаки, мореходы, и люди сбегались, чтобы посмотреть на умерших и, не дай бог, увидеть своих близких.
К вечеру того же дня, когда приближалось время нового шторма, в бухту вошла скидия, которую вел Таре. Погибшие моряки ещё лежали на песчаном берегу. Островитяне копали где-то за селением могилу, чтобы предать павших земле. Поставив скидию у причала, Таре поспешил на берег и, подойдя к телам, узнал в одном из них Мисхира. Увидев вооружённого нотария, Таре подошел к нему и сказал:
- Господии нотарий, эти погибшие с острова Хиос. Я признал в одном из них капитана судна Мисхира.
- Надеюсь, что вы отвезете их для погребения на остров Хиос, - с готовностью и облегчением отозвался нотарий.
- Да, это мой долг, - ответил Таре.
В тот же час нотарий и Таре распорядились, чтобы тела погибших перенесли на скидию и укрыли парусиной.
В рассветной дымке следующего дня при попутном ветре Таре вывел скидию из бухты острова Митилена и взял курс к острову Хиос. Тридцатилетний член тайного ордена «стрельцов», находясь близ погибшего старшего сотоварища Мисхира, страдал. Он преклонялся перед рыцарем ордена «стрельцов» Мисхиром. Таре вступил в орден девятнадцатилетним юношей и посвятил себя тайным деяниям. Тогда же он попал под начало уже опытного мастера тайной разведки, служителя избранным. В эту пору патроном Мисхира был знатный вельможа, патрикий Варда Фока. Это по его воле была увезена царевна Анна. Молодой «стрелец» Таре был в числе тех шести помощников Мисхира, которые так блестяще исполнили похищение царевны, задуманное Мисхиром.
И вот этого рыцаря нет. Таре потерял учителя. Спустя десять лет, наполненных повседневными опасностями, он сам стал матерым магистром тайной службы. Однако сегодня Таре мог служить только себе. Их патрон Варда Фока находился в заточении. «Кому же теперь служить?» - задавал себе вопрос рыцарь Таре, приближаясь к острову Хиос.
Прибыв на остров, Таре первым делом отправился в глубь долины, к дому, где обитала царевна Анна. Он счел нужным уведомить её о гибели Мисхира, ибо знал о его миссии из Константинополя на Хиос. Выходило, что Мисхир уже был служителем Анны, потому как патрикий Варда Фока потерял над ним власть. Рассудительный Таре решил во всем покаяться перед царевной и отдать себя в её руки, как бы она ни отнеслась к нему а давние грехи и участие в похищении.
Анна встретила известие о гибели Мисхира почти покойно, лишь где-то в глубине души у неё прорезалось сострадание к рано покинувшему сей мир рыцарю странствующего ордена «стрельцов». Слушая рассказ Тарса о несчастье близ острова Митилена, она подумала том, что Господь Бог милосерден к ней и не допустил, чтобы она попала под давление братьев и сватов императора Оттона, уберег её от гибели в морской пучине.
