Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
— Скучно и шумно. А если случайно ворвутся пьяные корпоранты — то может быть и драка, дуэль и больница.
— Я предпочитаю без драки.
— Знаешь, здесь есть такая одна графинюшка, польская графинюшка. Это так ее представляют гостям лейпцигские сводницы. Говорит по-французски, а как же, — очень горда и спесива. Ее общество стоит не меньше двадцати пяти марок. Немцы платят и по пятьдесят. Землякам — скидка.
— Ох, это скорее неприятно, чем интересно.
— Однако, стоит познакомиться, это же местная достопримечательность.
— Меня общество таких девушек не интересует, даже, если они графини. Я предпочитал бы сыграть в карты.
— Там есть и несколько столиков для карточной игры.
Над входом в заведение горит красный фонарь. Что такой фонарь означает — известно всем. Снизу, из кафе, слышится музыка. В комнате полно табачного дыма. Лейпцигокая молодежь весело, хотя и экономно, забавляется здесь.
— Sparsamkeit erst! *
Между столиками снуют официанты, танцовщицы, девушки обитательницы заведения под красным фонарем. В этом обществе Генеку делать нечего. Они вошли на второй этаж, где была уже другая атмосфера. Вокруг рулетки толпились полупьяные коммивояжеры, проигравшиеся наследники богатых дядюшек, лихие бухгалтеры, обанкротившиеся купчики. Иной раз даже девушки из нижнего зала пытали счастья, ставя на номера и цвета рулетки деньги своих случайных гостей. Общество здесь было пестрое и оригинальное. В обыкновенных игорных домах такой публики не встретишь. Генрик подошел к одному из столов. Виолончелист задержался около стройной, скромно одетой и совсем ненакрашенной женщины, стоявшей недалеко от буфета.
— А, Болек! Хорошо, что ты пришел. Этот твой скрипач был неповторим. Я очень благодарю тебя за билет. Может быть зайдешь ко мне?
— Он и теперь играет, — ответил виолончелист, указывая взглядом на стол с рулеткой.
Генрик был поглощен игрой. Поставил на цифру 27. Через несколько секунд крупье подвинул к нему многократно увеличенную ставку. Скрипач снова поставил весь выигрыш на цифру 27. Собравшиеся игроки смотрели на него как на сумасшедшего. Во время игры в рулетку нет времени на размышления. Лопатка крупье двигается. Шарик снова бешенно завертелся и… о удивление, опять остановился у цифры 27. Игроки начали суеверно оплевывать, недоверчиво посматривая на Генрика.
— Schwein, Schwein! *
__________________
* Sparsamkeit erst…! (нем.) Экономия — прежде всего!
* Schwein… (нем.) Свинья, свинья.
— Nee! Unsinn und Glück. *
Крупье отодвинул выигрыш в сторону. Скрипач третий раз поставил все на цифру 27. Если раньше было шумно, то теперь наступила тишина. Вокруг сумасшедшего игрока все замерло в ожидании. Игроки ставили теперь на цвета и с напряжением смотрели на цифру, на которую поставил Генрик. И что же? Снова выиграла цифра 27. Крупье быстро подсчитал, что выигрыш достигает пяти тысяч талеров. Банк сорван, скрипач получил выигрыш и немедленно ушел в кафе. Девушки ожидали угощения, танцев и толпились вокруг него. Он заказал себе и Болеку пол бутылки рейнвейна. Попросил третий бокал для графини.
— А вы очень счастливы в игре, — сказала она. — Вы знаете почему?
— Наверное потому, что счастлив, — мальчишески рассмеялся Генрик.
— Нет. Потому, что вы из Люблина, моего родного города.
— Как, вы тоже из Люблина? Зачем же вы сюда приехали?
— Затем же, что и вы. Чтобы заработать для себя и для семьи.
— Вот как? Удивительное совпадение, — засмеялся Генрик. Его рассмешило сравнение.
— Но отсюда надо уезжать, а то здесь ничего не достигнешь, — серьезно добавила девушка.
— Куда уезжать?
— В Америку, — и вам это советую, потому, что вы мой земляк. Болек, скажи своему приятелю, чтобы он вместе с нами поехал за океан.
__________________
* Nee… (нем.) Нет! Глупость и счастье!
— Только не сегодня. А то уже поздно и мне надо возвращаться в гостиницу.
— Приходите, земляк, к нам завтра.
— Завтра я буду уже далеко отсюда. Я утром уезжаю.
Генрик хотел выбраться отсюда. Он предпочел даже солгать, хотя знал, что после крупного успеха в Гевандхаузе импрессарио устроит в ноябре еще один концерт. Он попрощался.
— Ну, ее к чорту, всю эту лавочку, в которой я чуть было не запутался. Только мама умеет с тактом обходить все жизненные и светские рифы, и никогда не сделает никакого промаха. Правда, на этот раз мне удалось, — думал Генрик. — Меня чуть было не прорвало. С каким бы удовольствием я отхлестал эту землячку из Люблина, которая в лейпцигском притоне выдает себя за графиню и говорит, что я в этот город приехал с той же целью, что и она, — то есть для того, чтобы заработать. Тфу! Еще и этот виолончелист Болек, мечтающий об Америке!
На другой день он вручил матери пять тысяч талеров, чтобы они не напоминали ему о неприятной встрече.
* * *Ожидали его концерты в Мюнхене, Аугсбурге, Нюрнберге, Берлине, ожидали и… ордена, деньги, карты, женщины. Необходимо было еще поехать в Гота, Кенигсберг, Гданьск и Познань. Он мало обращал внимания на все эти проекты и обязательства. Даже неприязнь и враждебность со стороны Аполинария Контского совершенно его не трогали. Вместе с Юзиком они давали концерты на многих эстрадах Европы и мало интересовались, чем жили их слушатели. В газетах писали о женитьбе Наполеона на Евгении де Монтихо. Рядом с рецензией на их концерт помещались статьи о перестройке столицы Франции, начатой префектом Парижа Гау Османом. Генрик был уже несколько пресыщен статьями о себе и на все известия смотрел со своей точки зрения. Даже начало крымской войны не прервало триумфальной череды концертов.
Наоборот. Братья Венявские под опекой мамы и вездесущих импрессарио, давали концерты толпам русских любителей музыки, добиваясь от них одобрения и признания. Импрессарио учил, что музыкант должен уметь не только играть, но и возбуждать у толпы восхищение. Мама не раз должна была признать, что импрессарио располагают безошибочными методами, вызывать интерес у публики.
Однако, как учил импрессарио, объявления, афиши, клака, сплетни, слухи, денежные аферы и любовные приключения ничего не дадут, если музыкант не умеет быть любезным или грубым, говорить комплименты, или колкости, пить водку или вино, снижаться до уровня толпы или держаться свысока, предпочитать общество простых людей, или стремиться к аристократии. Все эти перипетии очень волновали пани Венявскую. Она видела, как они деморализуют ее сыновей, которые постепенно отдаляются друг от друга и от нее.
IV
ГЕМПТОН В ЛОНДОНЕ
Домик стоит в небольшом садике, дорожки посыпаны гравием, карликовые яблони побелены известью, абрикосы, персики, филигранная беседка, заросшая виноградом. Перед домиком миниатюрные клумбы с цветами, уже поднимающимися из земли, водопроводный кран с рукавом для поливки; со стороны улицы — железная решетка забора и надпись: Гемптон. Подстриженные кусты туи заслоняют небольшой двухэтажный дом. В этом районе города много таких домов, больших и малых, одноэтажных, двухэтажных и трехэтажных. Иногда за домом стоит конюшня или каретный сарай, но не всегда. Ведь в Лондоне много контор, сдающих кареты на прокат, а еще больше извозчиков и омнибусов.
Апрельский день клонится к вечеру. Слабое солнце едва просвечивает сквозь тяжелые тучи, плывущие по направлению к верховью Темзы. Кажется, вот-вот пойдет дождь, а может быть тучи разойдутся и на западе повиснет красный, солнечный диск.
Когда кто-нибудь проходит или проезжает по узкой уличке, лают собаки, — добродушно, словно по обязанности, чтобы предупредить о появлении чужих.
Окна нижнего этажа дома «Гемптон» распахнуты настежь, но с улицы увидеть ничего нельзя, ибо внутренность комнат закрыта тяжелыми, кремовыми шторами.
Зато слышен чарующий дуэт. Рояль и скрипка. Это Антон Рубинштейн и Генрик Венявский, два знаменитых виртуоза, играют романс. Впрочем различить отдельные звуки инструментов невозможно, — так согласно они играют. Это не музыка, а трогательная песнь любви, песнь влюбленного, протягивающего руки к своей возлюбленной.
Едва только закончился трогательный романс, уже слышна мелодия сельской идиллии. Кажется, играет свирель, обыкновенная, сделанная из ветки вербы польская свирель. Свирели вторит басетля, деревенский контрабас. Кто же это играет? Неужели скрипка и рояль?
Среди слушателей сидит блондинка со светло-пепельными волосами, большими глазами и свежим, красивым личиком. Коса уложена вокруг головы в высокую прическу. Она смотрит то на Рубинштейна, то на Венявокого. У этого молодого, черноволосого мужчины со смешной бородкой и темными усиками удивительно большие и очень выпуклые глаза. Во время игры он иногда их закрывает и когда неожиданно откроет, его взгляд порой бросает молнию, а иногда остается мертвым и невидящим. Он очень ловок и строен. Модный сюртук ему идет. Но обо всем этом забываешь, едва он начнет играть. Его скрипка звучит нежно, как бы из потустороннего мира, будто сверхчеловеческий голос раздается внутри волшебного инструмента.
