Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Итак, армия, утопая в тучах пыли, потекла к стенам великого города, как течет могучая полноводная река. К концу марта большая ее часть уже обтекла Константинополь со всех сторон.
Султан повелел поставить свой шатер на берегу речки Ликос, протекавшей через город и впадавшей в Мраморное море. Впереди, лицом к воротам Святого Романа и Харийским, были разбиты палатки янычар. За шатром султана расположились башибузуки, призванные обезопасить падишаха и его свиту с тыла.
Значительная часть войска под командою Заганос-паши заняла северный берег Золотого Рога. Очень важно было закрепиться на высотах, обращенных к Босфору, чтобы следить за всеми движениями генуэзцев, которым фактически принадлежала Пера, на тот случай, если они вздумают подать помощь осажденным.
Карадша-паша со своими воинами стал против Влахсрнской стены. Было известно, что она на этом участке построена в одну линию. Поэтому стенобитные пушки, отлитые Урбаном, были расположены именно здесь. Считалось, что эта стена наиболее уязвима. К тому же за нею был расположен новый императорский дворец. И турки знали, что оттуда император руководит отражением осады.
От южного берега Ликоса до Мраморного моря встали воины из Анатолии. Ими командовал Исхак-паша. Ему султан не очень-то доверял: на совете он выступил с осторожной речью, говоря, что за спиной неверных стоят слишком большие силы и риск осады очень велик. Поэтому султан назначил его правой рукой Махмуд-пашу. То был ренегат, как многие в войске султана, полугрек-полуболгарин, втершийся в доверие султана и ставший его советником.
Султан повелел насыпать земляной вал по всей длине стен великого города, вкопать частокол, проделав в некоторых местах проходы. Это было сделано, дабы обезопасить войско от возможных вылазок греков.
Флот под начальством Сулеймана Балтаджи получил приказ курсировать вдоль берегов Мраморного моря и следить, чтобы ни один корабль не приблизился к небольшим гаваням у прибрежных стен. Балтаджи почитался надежным воином Аллаха. Он был болгарином, принявшим ислам, и, как все ренегаты, готов был положить голову за новую веру.
Все было готово к осаде. Красный с золотом шатер султана был виден отовсюду. К нему и от него скакали всадники с донесениями и повелениями.
И вот ударили пушки. Гром раскатился по всей округе, и мраморные ядра с грохотом влепились в стену. От нее полетели брызги.
Осада началась.
Глава восьмая
Эхо дворца Шёнбрунн
Хочу установить, чтобы из лести мне высказывали правду; даже царедворец подчинится этому, когда увидит, что вы ее любите и что это — путь к милости.
Екатерина IIГолосаКонстантинополь всегда будет яблоком раздора между европейскими державами; из-за этого одного города они откажутся от раздела Турции… Я, во всяком случае, хотел бы видеть там лучше янычарские тюрбаны, чем казачьи папахи…
Император Иосиф II — Сегюру
Турки нас встретили или упредили неистовыми требованиями: 1. Отступить от царя Ираклия яко подданного Порты и не мешаться в дела персидские. 2. Не мешать им пользоваться соляными озерами. 3. Принять их консулов на первый случай в Крыме, а потом и в другие места. 4. Сменить вице-консула Селунского из Ясс за пособие в побеге господаря Маврокордато. 5. Возвратить господаря ушедшего. 6. Подвергать досмотру российские суда во время плавания их через канал (Босфор. — Р.Г.) не возить на российских судах масла, кофею, вина и прочего припаса в Россию…
Думали, что будет война, но султан удержал. Хотя мы готовы, но хорошо бы хоть до 88-го года: 1) суда, 2) укрепить Херсон и Севастополь, 3) неурожай, нужно сделать необходимые извороты…
Безбородко — русскому послу в Лондоне князю Воронцову
Рогатых скотин на каждой станции 3 головы, телят выпоенных — 3, баранов — 10, птиц кур — 15, гусей — 15, дикой птицы сколь возможно, муки — 2 пуда, сыру, масла — пуд, сливок — 2 ведра, яиц — 500, окороков — 6, чаю фунт, кофею полпуда, масла прованского полдюжины, сельдей бочонок, сахару два пуда… вина белого и красного французского — по 3 ведра, водок — по 5 штофов, аглицкого пива — по 4 дюжины, лимонов — 50…
На тех станциях, где ни обеда, ни ночлега не означено, должно быть в заготовлении блюдам с жареными разного рода холодными закусками, пирогами, сыр, масло, окороки, словом, съестных и питейных припасов со всех, о коих выше упомянуто, поставлять половинное количество против прежнего пункта…
Во всех на дороге селениях жителей поставить по обеим сторонам улицы, так как и из окружных близлежащих селений приказать быть, при тех же самых деревнях, кои на тракте, где будут удобнее места при дороге для пастьбы скота, то из окружных селений приказать на оных местах на тот день, когда будет шествие, пригнать, дабы в проезде от поселян во всех частях лучший вид был представлен. При всех оных крестьянах должны быть тех селений начальники, кои наблюдают между ними тишину и порядок, чтобы все крестьяне были в пристойной чистой одежде; так же строго смотреть, чтобы между сими поселянами не было больных и увечных…
Девкам и женщинам подносить императрице пуки цветов и трав, связанных красной лентой, и бросать под карету цветы, а прочим изъявлять свои восхищения приличными поступками и приветствиями.
Ордера Потемкина разным лицам
Не угодно ли будет по дороге, где шествие, поставить по два или по три каменных столба пяти- и десятиверстовых. Буде на оное последует повеление его светлости, прикажите на оные сделать план и мне доставьте.
В. Каховский, правитель Таврической области, — Попову
Расстояние пути означить милями и верстами… каменными, ставя первые по десяти, другие же на каждой версте. Я пришлю тех и других рисунок.
Потемкин — Каховскому
— Завтрак его величества…
— А-а-а-и-и-и…
Гулкое эхо причудливо летело по залам дворца Хофбург с их до блеска навощенными полами, с паркетом, подобным зеркалам, с гобеленами и картинами в тяжелых золоченых рамах, с креслами для бюргерских задов, чьи ножки изгибались в причудливом танце… Со всей этой пышной и тяжелой красотой, мало-мальски утомляющей взор и чувства.
Эхо застревало в завесах, призванных укрощать его, однако, свободное и стремительное, вырывалось и продолжало свой полет. Императору Иосифу II, который был еще королем, став им двадцать три года назад, на год раньше, нежели обрел императорский титул, несли завтрак. Стол был накрыт на два куверта. Второй — для престарелого князя Венцеля Антона Кауница[36], он же граф фон Ритберг. Ее величество с детьми завтракала отдельно.
Князь был как бы отцом императора: на глазах семидесятишестилетнего вельможи прошло детство Иосифа, он нянчил его во младенчестве, он, можно сказать, был духовным наставником наследника престола. Злые языки мололи даже, что мать Иосифа, всевластная императрица Мария-Терезия[37], была в любовной связи с князем.
Так или иначе, но князь Кауниц, граф фон Ритберг, играл первую скрипку в квинтете европейских держав. Он был бессменным политическим законодателем, и европейские монархи внимали его голосу. И само собой — его воспитанник Иосиф. Под влиянием своего наставника он стал приверженцем просвещенного абсолютизма, покровителем наук и искусств, сочинителем либеральных законов.
Да, да, император придерживался либеральных взглядов, и это было эхом взглядов его наставника и первого министра.
Иосиф не предпринимал сколько-нибудь значительных шагов, не посоветовавшись с князем. И сейчас, в предвидении свидания с русской императрицей, он чувствовал себя обязанным обсудить его со всех сторон.
Хоть он и был императором Священной Римской империи германской нации, как официально именовалась Австро-Венгрия, хоть империя его была первой в Европе и единственной, если не считать России, которой отказывали в имперском звании, он несколько робел пред Екатериной. То ли потому, что она была старше его на целых двенадцать лет, то ли пред ее магнетической напористостью, то ли из-за неодолимой женственности.
Он не постеснялся сказать об этом Кауницу за чашкой крепкого кофе.
— Говорят, — сказал Иосиф, отхлебнув глоток, что кто-то из придворных Екатерины, попробовав сваренный для нее кофе, потерял сознание. Не знаю, правда ли это, но кое о чем говорит…
— Граф Кобенцль в письме ко мне выдает этот факт за действительный. Русская царица — крепчайший орешек. Ее так просто не раскусишь. Сама история ее воцарения свидетельствует об этом. Так что ты, мой дорогой, должен держать ухо востро, помня о ее чарах, умении завораживать собеседника. — И князь наставительно воздел указательный палец.
