Том Холланд - Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики
Sulla dictator — Сулла диктатор
Сулла намеревался не только уничтожать, но и строить. Когда на улицах Рима еще текла кровь, он уже во всеуслышанье вещал о возвращении здоровья к Республике. Его оппортунизм, как всегда, являлся оборотной стороной ледяной убежденности. Последовательность войн и революций, сквозь которые он с такой свирепостью прорубил себе путь, ничем не смогла уменьшить укоренившийся в душе Суллы консерватизм. Сулла был наделен истинно патрицианским презрением ко всякого рода новациям. Отнюдь не желая изобретать для своих сограждан какую-либо радикальную модель самовластия, он обращался к прошлому в поисках выхода из кризиса, в котором находился Рим.
Однако наиболее настоятельно стояла перед ним проблема легализации собственного положения. Даже после уничтожения проскрипциями врагов Сулла не желал покоряться суждению избирателей. К счастью, прецедент оказался прямо под рукой. Древней истории Римской Республики были известны граждане, обладавшие абсолютной властью, но не в результате выборов. В мгновения особенно суровых кризисов власть консулов иногда отменялась, и контроль над государством оказывался в руках одного из магистратов. Такое положение идеальным образом соответствовало претензиям Суллы. Тот факт, что оно представляло собой «конституционное ископаемое», ни в малейшей степени не смущал Суллу. Отпустив ряд тяжеловесных и грозных намеков, он убедил Сенат стряхнуть пыль со старинного учреждения и назначить его на эту должность. Это должно было не только легализовать его власть, но и украсить ее патиной традиции. В конце концов, какую угрозу могли усмотреть для себя римляне в столь бесспорно республиканской должности, как должность диктатора?
Впрочем, на самом деле к ней всегда относились с подозрением. В отличие от власти консулов, разделенной между двумя обладающими равным рангом гражданами, единая власть диктатора по сути своей противоречила республиканским идеалам. Собственно именно поэтому она и была предана забвению. Даже в самые черные дни войны с Ганнибалом диктаторские полномочия предоставлялись гражданам лишь на фиксированный и очень короткий срок. Вкус диктатуры опасно пьянил подобно неразбавленному вину. Сулла, в равной степени наслаждавшийся вином и властью, гордился тем, что не теряет голову ни от одного, ни от другого. Он отказался признать ограничения на срок его пребывания у власти. Вместо этого он намеревался оставаться диктатором до тех пор, пока конституция не будет «пересмотрена».[74] То есть пока сам не захочет этого.
Консул пользовался услугами двенадцати ликторов. У Суллы их было двадцать четыре. Причем каждый из них нес на плече не только символ, прутья-фасции, но и вставленный между ними топор, символизирующий власть диктатора над жизнью и смертью. Ничто не могло лучшим образом продемонстрировать разницу в статусе, существовавшую теперь между Суллой и его собратьями по магистратуре. И он поторопился как можно быстрее вбить эту мысль в головы соотечественников. После своего назначения на пост диктатора он сразу же приказал провести выборы консулов. Обоих кандидатов подбирал сам Сулла. Когда один из его собственных полководцев, не кто иной, как герой, захвативший Пренесту, попробовал выдвинуть свою кандидатуру, Сулла приказал ему снять ее, а когда тот отказался, велел публично убить его на Форуме. Сулла более чем кто-либо другой понимал опасность, которую могут представлять герои войны.
Ирония пронизывала всю программу его реформ. В качестве диктатора Сулла обязан был принять все меры, чтобы впредь никто не мог последовать его примеру и повести армию на Рим. И все же можно усомниться в том, что сам Сулла видел в этом парадокс. Если, как упорно твердила его пропаганда, он был неповинен в разжигании гражданской войны, значит, виноват был кто-то другой. А если, как утверждала она же, честолюбие заставило Мария и Сульпиция подвергнуть Республику опасности, значит, они получили возможность процветать благодаря разложению ее учреждений. Сулла был слишком римлянином, чтобы представить себе, что желание непременно быть первым может само по себе являться преступным. У него, безусловно, не было никакого намерения отказывать своим соотечественникам в извечно присущей им жажде славы. Напротив, он намеревался направить ее по должному руслу, чтобы теперь, не разрывая государство на куски, она служила вящей славе Рима.
Сложности, двусмысленности и парадоксы конституции в равной степени бесили нового диктатора. Сулла толковал их как уловки, способы найти обходной путь, и принялся старательно избавляться от них. Следовало не оставить и единой щелочки, через которую мог бы пролезть будущий Марий. Честолюбие следовало подчинить строгим правилам. Каждая административная должность должна была иметь свой возрастной порог. Сулла, потративший третий десяток своих лет на охоту за шлюхами, воспользовался возможностью ограничить успехи молодых выскочек.
Согласно его законам, лицам, не достигшим тридцати лет, не позволялось выставлять свою кандидатуру на выборах даже самых младших должностных лиц. Так квесторство позволяло одержавшему победу кандидату в течение года быть помощником одного из более старших администраторов и набираться опыта, следуя его примеру. Некоторые квесторы могли даже получать конкретные и независимые обязанности в области управления финансами Республики, приучая себя к обязанностям и поведению облеченного властью лица. Это был важный этап обучения, поскольку служивший квестором гражданин после достижения им тридцать девятого дня рождения получал возможность претендовать на следующую, более почетную, должность претора. Будучи избранным на нее, он в течение года уступал в положении только самим консулам. Претор обладал вселяющими трепет полномочиями и правами: исполняя важные обязанности по контролю за соблюдением законов Римской Республики, он также имел право созывать заседание сената и председательствовать во время его дебатов. При Сулле, однако, истинная привлекательность преторства определялась тем, что оно теперь служило обязательным шагом по лестнице, ступени которой поднимались к самому консульскому чину. Этот сверкающий приз оставался на самой вершине. Конечно, взойти на нее суждено будет немногим, однако реформы Суллы преследовали такую цель — будущие победители в этом восхождении должны быть достойны своего положения. Таких скандальных карьер, как восхождение к власти младшего Мария, отныне быть не должно. Из квесторов в преторы, из преторов в консулы — такова будет теперь дорога к власти, не имеющая при этом обходных путей.
Законодательство Суллы явно отдавало предпочтение людям среднего возраста. Таковы были инстинктивные воззрения римлянина. Государственный деятель должен находиться в среднем возрасте. Греческие правители могли изображать себя слишком молодыми, однако на портретах времен Римской Республика чаще изображены морщины, редеющие волосы и обвисшие щеки. Отнюдь не случайно название традиционного органа управления Рима, сената, восходит к слову senex — «старик», как не случайно и то, что сенаторы предпочитали для себя титул «Отцы». Идеал собрания, богатого опытом и мудростью, и представляющего собой подобие тормоза для порывов таких безответственных элементов, как молодежь и нищая беднота, относился к числу дорогих для сердца консерватора. Согласно мифологии Республики, именно Сенат привел Рим к величию, к победам над Ганнибалом и над царями, к завоеванию мира. И Сулла, при первой возможности переступавший через мнение Сената, сделал восстановление власти этого органа главной целью своей карьеры.
Требовались срочные меры по восстановлению Сената. Гражданская война и проскрипции повергли августейший орган в состояние паралича. Сулла, чьим попечением в основном численность Сената сократилась примерно с трехсот человек до менее чем ста, принялся выдвигать новых членов с такой поспешностью, что после окончания его трудов Сенат сделался больше, чем когда бы то ни было в прошлом. Здание Сената торопливо заполнялось знатоками всех жизненных стезей — деловыми людьми, италиками, нажившимися на грабеже офицерами. Одновременно увеличивались возможности и для продвижения внутри самого Сената. Согласно реформам Суллы, число ежегодных преторств было увеличено с шести до восьми, квесторств — с восьми до двадцати, в осознанной попытке обеспечить регулярной приток свежей крови в верхи власти. Неудивительно, что родовая знать была возмущена такими реформами. Римский снобизм, однако, умел ставить новичков на место. Сенаторы, как и все прочее население Республики, были скованы железными правилами иерархии. Ранг определял порядок, в котором им предоставлялось слово, и младшие из сенаторов редко получали возможность открыть рот. Даже люди, являвшиеся откровенными критиками Сената, попадая в него, обнаруживали, что утратили возможность высказаться. По всей видимости, Сулла, о чьей щедрости к врагам сведений не сохранилось, решил, что некоторых противников мудрее перетянуть на свою сторону.
