Виктор Поротников - Добрыня Никитич. За Землю Русскую!
Рогволод и его старший сын Волимер безропотно приняли условия мира, выставленные Добрыней. Оба безоружными явились в стан новгородцев, узнав о том, что Полоцк захвачен воинами Добрыни. Вся рать Рогволода сложила оружие.
Вступив в Полоцк, Добрыня первым делом осмотрел устье водостока, уходившего под землю и ставшего той лазейкой, через которую воины во главе с Сигвальдом незаметно проникли в спящий город. Водосток был сооружен из еловых досок в виде круглой трубы диаметром в полсажени. Доски были прибиты гвоздями к дубовым кольцам, являвшимся основой этой деревянной трубы. Другой конец этого водостока, выходивший за городской вал, был обнаружен людьми Сигвальда с большим трудом, поскольку он был скрыт водами реки Полоты. Сигвальду и дюжине добровольцев пришлось погружаться в ледяную воду с головой, чтобы проникнуть в трубу водостока. Этой горстке смельчаков удалось проползти по этому подземному каналу, преодолевая напор стекающих сверху талых ручьев, им удалось без шума перебить стражу и открыть ближайшие к реке ворота, через которые в город вошел весь отряд Сигвальда.
Дубовый терем князя Рогволода стоял на Замковой горе, которая возвышалась в излучине рек Двины и Полоты. Склоны Замковой горы, обращенные к Двине и Полоте, были высоки и обрывисты, по краю этой кручи шла бревенчатая стена с башнями. С южной стороны склон Замковой горы был довольно пологий, поэтому здесь был возведен мощный вал около двенадцати саженей в высоту, по гребню этого вала тоже шла деревянная стена, смыкавшаяся со стеной, идущей вдоль обрывистых склонов горы. В двух местах вал был прорезан проездными путями, которые закрывались прочными створами дубовых ворот.
С востока к крепости на Замковой горе примыкал Нижний Град, также окруженный валом и бревенчатой стеной, сюда вели отдельные ворота. Северная часть Нижнего Града лежала на широком мысу, омываемом водами реки Полоты. За пределами стен и валов Полоцка вдоль берега Двины раскинулся торговый посад, где жили купцы, корабелы и прочий ремесленный люд. Посад не имел защитных укреплений, поэтому его население в случае вторжения врагов укрывалось на Замковой горе и в Нижнем Граде. Так было и на этот раз.
Добрыня запретил своим воинам грабить имущество полочан, поэтому обитатели посада вернулись в свои дома и занялись своими обычными делами. Успокоились и полоцкие бояре, видя, что новгородцы никого не обижают и даже вернули полочанам их земляков, угодивших в плен.
Князю Рогволоду было шестьдесят лет, это был статный широкоплечий мужчина, еще достаточно крепкий, чтобы ездить верхом и сражаться в пешем строю. У него были умные глаза, завешанные лохматыми бровями, крупный орлиный нос и твердый квадратный подбородок. Длинные светлые волосы Рогволода были чуть тронуты сединой, как и его густая борода. Это был муж, привыкший повелевать и сокрушать всех своих врагов, поэтому вынужденный обстоятельствами склонить голову перед Добрыней Рогволод хоть и держался с достоинством, но его угрюмая подавленность все-таки всем бросалась в глаза. В угнетенном состоянии пребывали и оба сына Рогволода, впервые в жизни оказавшиеся во власти недругов.
Если старший сын Рогволода Волимер, имея более выдержанный нрав, в основном молчал в присутствии Добрыни и его воевод, то младший брат Волимера, пылкий Неклан, не уставал грозить им местью киевского князя. Своим поведением Неклан полностью оправдывал свое имя, означавшее «гордый, некланяющийся».
Однажды во время очередной словесной перепалки, когда Неклан опять принялся грозить Добрыне неизбежным гневом и возмездием со стороны Ярополка Святославича, случилось непредвиденное. Добрыня, до этого державшийся с неизменным спокойствием, вдруг вспылил. Он приказал своим гридням привязать Неклана веревками к стулу. Поскольку все это происходило в присутствии Рогволода, который попытался вступиться за сына, то гнев Добрыни обрушился и на него. Старый князь тоже оказался привязанным к высокой спинке стула. Так и сидели привязанные к стульям отец и сын, а Добрыня расхаживал перед ними по просторной светлице с перекошенным от злости лицом.
– Так ты полагаешь, старик, что мой племянник не ровня твоей дочери, – сердито молвил Добрыня, обращаясь к Рогволоду. – По-твоему, Рогнеда достойна жениха познатнее и породовитее, чем мой племяш, рожденный рабыней. Так, что ли? Чего молчишь, как сыч?
Рогволод хранил молчание, глядя в пол. Его оскорбляло такое грубое обращение к нему со стороны дружинников Добрыни.
– А ты, задира, грозишь мне гневом Ярополка Святославича. – Добрыня повернулся к связанному Неклану. – Что и говорить, знатного заступника ты себе нашел, а сестра твоя небось уже дала согласие на брак с киевским князем. Что ж, в сравнении с князем Ярополком мой племяш сущее ничтожество! Ярополк – это орел, а Владимир – так, вороненок облезлый! – Добрыня схватил Неклана за волосы, подойдя к нему вплотную. – Но как отнесется Ярополк-орлище к тому, ежели мой племяш наперед его лишит невинности прекрасную Рогнеду, а? Возьмет ли княже Ярополк Рогнеду в жены, узнав, что она стала рабыней, покорной ласкам своего господина?
Обернувшись к своим гридням, Добрыня властным голосом приказал им привести сюда княжну Рогнеду.
– А ты, приятель, сходи-ка за моим племянником, – повелел Добрыня чашнику Рацлаву после того, как гридни удалились из горницы. – Пора Владимиру познать прелести дивной гордячки Рогнеды.
Рацлав безмолвно устремился выполнять повеление Добрыни.
Рогволод и Неклан обеспокоенно переглянулись.
– Негожее дело ты задумал, боярин, – мрачно проговорил старый князь. – Ты и так унизил меня и детей моих, так не втаптывай же нас в грязь.
– Сынок твой младший постоянно гавкает на меня, забывая, что пребывает в полной моей власти, – произнес Добрыня, глядя Рогволоду в глаза. – Вы все находитесь в моей власти, старик. Однако твой старший сын зубами на меня скрипит, а дочь твоя ни разу мне не поклонилась.
– Кто ты такой, чтобы Рогнеда тебе кланялась, негодяй! – яростно выкрикнул Неклан в лицо Добрыне. – Ты по рождению – смерд, а по делам своим – тать. По тебе веревка плачет! Погоди, мерзавец, Ярополк Святославич скоро доберется до тебя!
Двадцатилетний Неклан не испытывал недостатка в мужестве. Его неимоверно злило то, что Добрыня и его люди разместились в тереме князя Рогволода, как у себя дома. При этом сам Рогволод и его семья были вынуждены ютиться в одном помещении со своими слугами. Так распорядился Добрыня, который намеренно держал Рогволода и его домочадцев в столь стесненных условиях.
Вскоре двое гридней приволокли упирающуюся Рогнеду, одетую в длинное лиловое платье из дорогой византийской ткани, называвшейся аксамитом.
– А вот и наша красавица! – промолвил Добрыня с широкой улыбкой, хотя в глазах у него плясали недобрые огоньки. – Ох, и повезло же князю Ярополку, какую распрекрасную невесту ему сосватали! Просто загляденье! Присаживайся, княжна, не тушуйся. Мы тут с твоим отцом и братом беседу ведем о том да о сем.
Добрыня плавным жестом указал Рогнеде на скамью у бревенчатой стены, прорезанной несколькими узкими окнами, забранными ромбовидными ячейками из зеленого и желтого стекла.
Рогнеда отшатнулась от стражников, когда те отпустили ее. Она села на скамью, с тревогой поглядывая то на Добрыню, то на привязанных к стульям отца и брата.
Добрыня смотрелся молодцевато в длинной белой однорядке с красным оплечьем и красных сапогах. Он обращался к Рогнеде с приветливой миной на лице, но в этой его любезности чувствовался оттенок скрытой неприязни. Это сразу насторожило Рогнеду.
Наконец, в светлице появились княжич Владимир и чашник Рацлав.
– Заходи, племяш. Заходи смелее! – Добрыня шагнул навстречу Владимиру, обняв его за плечи. – Ты чего такой румяный, спал, что ли?
Владимир пропустил мимо ушей вопрос дяди, с недоумением взирая на князя Рогволода и его сына Неклана, привязанных к стульям. Он и впрямь был спросонья, ибо Рацлав довольно бесцеремонно поднял его с постели. Утро было уже в разгаре, однако Владимир, увлекающийся по ночам любовными утехами с рабынями, привык спать подолгу.
– Гляди, дружок! – Добрыня повернул племянника лицом к скамье, на которой сидела дочь князя Рогволода. – Это Рогнеда. Нравится?
Владимиру уже довелось мельком видеть Рогнеду в стенах этого древнего терема за те два дня, что он здесь провел. Даже глядя на Рогнеду издали, Владимир был невольно восхищен ее красотой и статью. Теперь же Рогнеда находилась в нескольких шагах от Владимира. Она взирала на него с настороженным любопытством, оглядывая его с головы до ног. Владимир слегка смутился, поскольку, одеваясь в спешке, он несколько небрежно затянул на себе пояс и кое-как заправил за голенища сапог свои синие атласные порты. Эта надменная княжна может подумать, что он неряха.
